Отец молчал. Сидел неподвижно. Тянул губы.
– У них сейчас сложный возраст. Их, главное, не упустить.
Завуч невысока ростом, с монументальной прической. И на каблуках. А папа большой. Шарф еще этот. Отец тяжело навалился на подлокотники, ссутулился, вслушиваясь в слова. Саша смотрела в стену. Иногда на папу, но все больше на стену. Или на ковер. Белый ковер с длинным ворсом. По нему, наверное, удобно босиком ходить. А тут они, в ботинках.
– Почему вы молчите?
– Да, да, да, – легко согласился папа. – А что, собственно говоря, не так?
– Все не так! Учиться надо! Время игр прошло! Я не знаю, какие у вас отношения дома, но стоит с ней быть строже. Если вы заняты творчеством, то пускай хотя бы мать…
– Да, да, да, – снова протянул папа. Саша испугалась, что на этом холодном «да, да» разговор и закончится. Но вот папа сел ровнее, подобрал губы. – Вы не допускаете несколько другое развитие событий?
– Конечно, допускаю! – обрадовалась ответу завуч. – Девочка способная, она легко наверстает! Да, Саша?
Саша удивленно обернулась. Завуч мазнула по ней взглядом и сразу как будто потянулась к отцу через стол.
– Надо только взяться! – с энтузиазмом продолжила она. – Чтобы не отставала от программы. У них хороший класс, все такие замотивированные!
Саша снова уставилась в пол. Сейчас произойдет что-то страшное. «Да, да, да» так просто не говорят.
– Я не о том.
Папа вздохнул. Саша зажмурилась.
Началось!
– То, что вы пытаетесь всех привести к одному знаменателю, – это понятно. Это удобно. Но зачем? Сейчас, когда им это меньше всего нужно.
Завуч от удивления открыла рот. Но быстро нашлась:
– Что вы говорите? Вы хотите меня в чем-то обвинить? У меня, между прочим, педагогический стаж тридцать лет! Я заслуженный учитель!
– Да, да, да. – Отец снова сгорбился, повиснув на подлокотниках, и вдруг заговорил быстро, глядя себе на колени: – Это хорошо. Я о другом. У них сейчас такой возраст… Не знаю, я таким был в пятнадцать, они вряд ли какие-то другие. Когда кажется, что вселенная с тобой говорит на своем языке, позволяет делать то, что другие даже не догадываются делать. Что взрослые – они уже другие. Они уже не видят. А ты – видишь и все можешь: петь, рисовать, придумывать. Рождать что-то сверх того, что есть вокруг. Связь с небесными сферами, что ли. А так как вокруг все по-другому, живет по другим законам, законам взрослых, то ты начинаешь чувствовать себя инопланетянином. Вы меня понимаете?
– Каким инопланетянином?
Саша с изумлением смотрела на отца.
– Они еще успеют стать, как все. Будут работать, выполнять нормы и функции, станут заслуженными. И уже ни за что не поверишь, что они были не такими, что они все могли. А пока они как будто посредники между мирами, с Богом говорят на своем языке.
– О чем вы? У нас есть предметы, развивающие творческий потенциал. Уроки музыки, изо!
Отец не слушал. Говорил свое:
– Порой мне кажется, что дети присланы на землю для того, чтобы сказать нам что-то ценное, может, о чем-то напомнить.
Завуч подалась вперед, налегла на подлокотники.
– О чем вы? – прошептала она.
– Вы к ним прислушайтесь. Они пытаются донести до нас свои тайны. Это очень важно.
– Учиться важно! Оценки хорошие получать!
Завуч открыла рот, чтобы продолжить, но папа ее перебил:
– Важно не убить в них чувствительность к этому миру, способность болтаться в высших материях, творить. Иметь свою тайну. Еще немного, и они станут обыкновенными. Без фантазий. Попробуйте с ними поговорить, пока им есть что сказать. Важное не для них самих, а для нас, взрослых. Может, вы в себе что-то поймете? Это же они мирят нас с этим миром. В нашей семье Сашка единственный защитник от распада. Я удивляюсь, как она выдерживает. Как еще не начала видеть чертиков или пляшущих человечков.
Саша во все глаза смотрела на отца. Он знает? Как, как он может знать все это? Его же не было! Непал – это очень далеко. Или близко?
А завуч кипятилась:
– Да что вы такое говорите! Ваша дочь целовалась у всех на глазах, а вы все про какие-то тайны. Если дальше так пойдет, то никакой тайны не будет, останется только по врачам бегать.
Отец подтянул шарф, пряча вырез, в который видна была футболка.
– Кажется, вы меня не поняли.
– Нет, это вы меня не поняли! Это не просто фантазии! Это уже без всяких границ. Она находится в школе, а не в фантастическом мире. Толкиен – для внеклассного чтения. Делайте вы у себя дома, что хотите! А в школе будьте добры соответствовать. Саша! Выйди!
Саша не сразу поняла, что последнее приказание обращено к ней. От слов отца она как будто действительно уплыла в иные сферы. Или это у нее температура после вчерашней прогулки поднялась?
– Александра! – Завуч повернулась к отцу: – Извините, есть вещи, которые не стоит обсуждать при детях.
– Как скажете, – развел руками отец. – Они и без нас все хорошо знают. Я, например, ни секунды не сомневаюсь в дочери. А вы в ком сомневаетесь?
Завуч поджала губы, и под ее тяжелым взглядом Саша вышла в коридор.
И тут же увидела фикус. Не один. Два.
Первый – старый знакомый. И наверное, был он никакой не фикус, а что-то другое, тропическое, разлапистое. Родственник папоротника. Дальний родственник. И не такой многолистчатый. После падения у него стало заметно меньше зелени. Край горшка откололся. Второй фикус держал под мышкой Тьма. И был он тоже – не фикус. Кривоватый ствол, невысокий, одиночные листочки, на длинной ветке розовое соцветие. Яркое такое. Смотрит в глаза.
– Говорят, если этот цветок поставить на подоконник, то вампиры дома не заводятся, – сообщил Тьма, чуть выдвигая растение вперед.
– У тебя завелись вампиры?
Саша еще сомневалась. Все было странно. А Тьма в обнимку с горшком – невозможен. Это все равно, что представить, как он на карачках моет пол. Или жарит блины. Нет, блины Тьма вполне может осилить. Ну, хорошо, в бассейн точно не пойдет.
– Это тебе.
Саша смотрела на цветок с недоверием. Еще этот розовый цвет…
– Инструкция по применению есть?
– Вампир лезет через окно, а ты его горшком. Все просто. Если первый раз промахнешься, я тебе второй цветок подарю. Присмотрел в магазине. Но Ариана настояла на этом. Говорит, он в уходе прост.
Зря он вспомнил про Ариану.
– У меня нет вампиров, – прошептала Саша. – Была парочка, но я их водой из-под крана полила. Они зашипели…
Тьма поморщился. Он не любил слова.
– Ну, будешь в Сеньку бросать. – Он передал горшок. – Или в цветок башкой его сразу сунь, пускай от дурных замашек очухается.
– Если Варвара съест? У нас же семья не очень нормальная.
– Тоже не вредно. Может, там чего полезное есть? Короче – держи. И пошли на урок. Сейчас литература.
Он перекинул цветок Саше на руки и зашагал вперед. Бодро так. Когда это он научился быстро ходить?
– Зачем?
Велес обернулся. Большой, тяжелый.
– Я подумал, что ты обиделась. Ну, когда мы мишку Ариане покупали. Поэтому тоже, вот, тебе. Что б ты не думала, что… – Он замялся. – Чтобы никому не было обидно. Я специально у Арианы спросил. Она сказала, что надо цветы дарить. Что игрушки не всем нравятся. Я не думал, что ты из-за мишки обидишься. Мы вроде как друзья. А потом вышло вот так… Ну, и чтобы всем было хорошо. Ариана сказала, что тебе понравится. Она видела, как ты цветам землю подсыпала.
Саша терпеть не могла цветы.
– А ты сам? – От удивления нужные слова не находились. – Только чтобы не обидеть?
Слова закончились.
– Чего я? Меня вроде пока оставляют. Мать боялась, выгонят.
– Я не о том.
Тьма нахмурился. Как будто еще больше ссутулился.
Сашу поразила догадка, и у нее в груди тут же появилось знакомое желание в кого-то запустить тарелкой манной каши.
– А что? – забеспокоился Велес. – У тебя там чего не так?
Тимофей легко коснулся пальцами ее локтя, заставляя обернуться.
Саша с удивлением посмотрела на его руку. Он ее опустил.
– Ты чего? – напряженно спросил Тьма.
– Все в порядке. А ты чего… рукой?
– Да привычка! Не обращай внимание. Это у меня от отца. Тот тоже все норовил собеседника задержать. То за локоть хватал, то за одежду. Машинально я. Если тебе не нравится, ты говори. Я постараюсь больше не делать так. А ты чего спрашиваешь?
– Просто так? – Она провела ладонью по локтю. – Просто так…
Как она могла поддаться на Светкин треп про любовь? Что Варчук в этой любви понимает! Если вообще хоть в чем-то понимает.
Они стояли друг напротив друга. Тьма смотрел в сторону. Надо был задать последний вопрос. Самый важный. Но тут вышел папа. Был он хмур, тянул губы.
– Ну, чего? Все? – быстро спросил он. – Тимофей! Здравствуй! Ты сейчас свободен? Пойдем!
