Девушка отбросила заплетенную косу за плечо и подошла к Цыганку. Только сейчас он заметил, что ухо ее распухло, на нем запеклась кровь.
- Знаешь, мне сначала смотреть на нее было очень страшно. А теперь привыкла. И ты привыкнешь. - Она вздохнула. - Давай знакомиться. Меня зовут Таней. А ее, - она указала на седую женщину, - Дарьей Тимофеевной.
- А ты кто? - недоверчиво покосился на нее Цыганок. - Как сюда попала?
- До войны, Ванечка, я была студенткой. Как это давно было!.. - закусив пухлую губу, Таня задумчиво посмотрела в потолок. - А теперь сижу вместе с тобой в камере смертников. Вот и все. О другом не расспрашивай. Не надо.
Анна Адамовна в углу вдруг забормотала, вскочила с места. Жуткими глазами впилась в Ваню.
- Не трогайте меня! Не трогайте меня, а то я гранату взорву! Не подходите ко мне! Люди, бейте их!.. - И неожиданно совсем другим голосом, ровным, полным грусти, продолжала: - Нет, не, надо никого бить. Каждый человек рождается для счастья, каждому оно нужно, как воздух... О счастье человек мечтает даже во сне... "На холмах Грузии лежит ночная мгла. Бежит Арагва предо мною. Мне грустно и легко..."
Несколько минут Анна Адамовна стояла неподвижно, не сводя глаз с оплетенного колючей проволокой, оконца.
Потом опустила голову и тихонько села на пол.
- Неужели она так и не узнает меня?
- Она, Ванюша, никого не узнает...
- За что ее? Что она сделала?
- Трудно сказать, - уклончиво сказала Таня.
"Осторожная, - с уважением подумал о ней Цыганок. - Лишнего не скажет".
Ваня лег на живот и, подперев руками голову, стал смотреть на оконце. От него на пол падал косой луч, 8 котором суетились золотые пылинки. Где-то на улице прошла машина. Звуки ее постепенно отдалились, и тогда вновь стало слышно, как в коридоре, позванивая ключами, ходит охранник.
Снова зашевелилась, невнятно забормотала в своем углу Анна Адамовна. Цыганок повернул к ней голову, прислушался.
- "Закат в крови! Из сердца кровь струится! Плачь, сердце, плачь..."
Ваня опустил голову на руки.
2
Цыганок лежал на боку, разбирал надписи на стене и пытался представить себе людей, которые их писали. "Ночью забрали Ивана и Герасима. Очередь за мной". "Скорее бы конец. Люда". "Мне отрезали язык и выкололи правый глаз. Завтра расстреляют..."
"Сколько же людей здесь сидело! От них остались только надписи... Говорят, что забирают обычно ночью. Может, этой ночью выведут и меня? А что? Запросто... - Ваня вздохнул. - Откуда Шульц пронюхал о разведчиках? Все время выспрашивают про Неуловимого. О Неуловимом в нашей группе знали только я, Андрей и Федя Механчук. Цапля погиб. Неужели Федя? Нет" его раненого отправили за линию фронта. Кто же провокатор?"
В камере сгущались сумерки. Оконце под потолком окрашивалось синевой, Надписи на стене расплывались перед глазами.
- Таня, - тихо сказал Цыганок, - а ты тут написала что-нибудь?
- Где, Ваня? - Девушка подняла голову. - На этой каменной тетради? Еще нет. Успею.
- А если нет? Скажи, ты боишься смерти?
- Понимаешь, Ваня, смерти боятся все. К этому привыкнуть нельзя. Самое ужасное, что ты сегодня живешь и знаешь: завтра тебя ожидает смерть...
- Охо-хо! Правду говоришь, доченька. Жить каждому хочется, - вступила в разговор молчавшая до этого Дарья Тимофеевна. - Однако послушайте, чего скажу я вам, мои детки. Иногда бывает и так... Вот хоть бы зернышко той же пшеницы возьмите. Его бросают в землю, чтобы проросло. Ежели вдуматься, то зернышко ведь само погибает, но дает жизнь целому колоску... Вот оно как...
- Да вы, тетечка Даша, настоящий философ! - с уважением сказала Таня. Платон...
- Платон? Это ты про моего соседа? - не поняла Дарья Тимофеевна. - Нету Платона. Выкололи ему, ироды, глаза и повесили на собственных воротах...
Таня опустила голову.
В камере стемнело. Ярко светился только круглый глазок в железных дверях. Столбик света от этого глазка падал на волосы Анны Адамовны, которая неспокойно шевелилась на полу.
Ярко вспыхнула лампочка под потолком. Затем свет ослабел, стал тусклым и ровным.
- Ваня, ты любишь стихи? - тихо спросила Таня.
- Да я их уже почти позабыл.
- Хочешь, я тебе что-нибудь почитаю.
- Конечно, хочу.
- Тогда слушай... Тихонов написал.
Тихо и проникновенно зазвучал голос Тани:
Случайно к нам заходят корабли,
И рельсы груз проносят по привычке.
Пересчитай людей моей земли
И сколько мертвых встанет в перекличке...
Ваня поднял голову и увидел, что Таня задумчиво смотрит на темное оконце под потолком. Вздрагивали ямочки на ее смуглых щеках, вверх-вниз летали черные брови.
Но всем торжественно пренебрежем,
Нож сломанный в работе не годится,
Но этим черным сломанным ножом
Разрезаны бессмертные страницы...
Анна Адамовна вдруг вскочила и начала неистово колотить себя кулаками в грудь.
- Ай, не надо! Не надо нож!.. Не подходите ко мне! Я взорву всех гранатой!.. Нет, не буду. Вы у меня дети хорошие, послушные. Но кто сегодня не выучил урок? Опять Дорофеев?.. Так вот, Ваня. Пока не придет твой отец, я тебя на урок не пущу!..
Услышав свою фамилию, Цыганок похолодел. "Вот так фокус! Сколько времени прошло с тех пор. Ведь я тогда и вправду три дня подряд не делал домашнего задания. А все потому, что она выгнала меня из класса. А надо было Ваську Матвеенко. Это же он тогда связал косы Оле и Шуре".
- Дети, что произошло? Вы сегодня все такие счастливые...
Дарья Тимофеевна грустно покачала головой.
- Охо-хо! Она, бедная, про счастье говорит. А тут так получилось, что счастье с несчастьем перемешалось... Ох, беда-горюшко! Война людей ест и кровью запивает...
3
Уже третий день Ваню не вызывают на допросы. Он лежит на спине и бездумно смотрит в потолок. Изучил на нем каждую царапину, каждую трещинку. Если долго смотреть на эти царапинки и трещинки, то они превращаются в человеческие фигуры, лица, глаза. Из них может получиться и дремучий лес, и чудосказочный дворец. Все зависит от того, что ты сам пожелаешь.
Сейчас Ваня до боли хотел увидеть бабушкину хату. Но послушные до этого царапинки и трещинки почему-то упрямо не желали создавать желаемый рисунок. Вместо хаты они складывались в жуткие, леденящие кровь сцены расстрела, в яростно оскаленные пасти овчарок... Цыганок вздохнул и повернулся к Тане.
- Спой что-нибудь, а?
- Хочешь новую? - зарделась Таня. - Я сама сложила.
- Неужели сама умеешь? А я так, - Ваня махнул рукой, - ни к чему не способный.
Таня смущенно усмехнулась, обхватила руками колени, тихо и грустно начала:
Дуб с сосной сиротками росли-и...
Много горя видели,
Немцев ненавидели-и...
Дарья Тимофеевна скорбно закивала головой, смахнула слезу.
Утихла песня. Стали слышны тяжелые шаги охранников в коридоре. Кто-то закричал душераздирающим голосом. Грохнула дверь. "Повели кого-то, - весь сжался Ваня. - В это время всегда забирают. Может, сегодня и меня?.. "
Больно сжалось сердце, будто током, пронзила дрожь. На лбу выступил липкий пот.
Тяжелые шаги, звяканье ключей, приглушенный разговор. Щелкнул ключ в замке. "За мной!" Лязгнул засов, заскрипела дверь. "Нет, это открыли соседнюю камеру". Кто-то выругался. Шарканье ног, гулкий топот кованых сапог. Звуки в коридоре постепенно глохнут. Наваливается тишина, полная мучительного ожидания. "Кто же следующий?"
Чувства у Цыганка обострены до предела. Он угадывает даже то, чего не видит. Слух ловит самый незначительный шум в коридоре, слова охранников при смене, приглушенный крик с первого этажа, где идут допросы.
Снова нарастает топот ног. Звенят ключи. Все ближе, все страшнее. Оглушительно, словно пистолетный выстрел, лязгает засов. Со скрежетом поворачивается ключ в камере напротив. Скрипит дверь. Звучит отрывистая команда. Кованые шаги отдаляются, глохнут. Тишина.
Ваня вытирает пот на лбу, закрывает глаза и слушает учащенные удары своего сердца. "Неужели пронесло?" Цыганок открыл глаза и с удивлением поймал себя на мысли, что дрожит за свою шкуру, в то время как других уже везут по темным улицам за город, туда, к ненасытной яме. Он виновато вздохнул и начал с досадой укорять себя за страх, который несколько минут назад пронизал все его существо. "Что сказал бы Андрей, если бы увидел меня таким? Разве я теперь лучше Васьки Матвеенко? Дрожу, как кисель на тарелке. Так недолго и на допросах раскиснуть... Интересно, почему уже три дня не вызывают? Спросить у тетки Даши? Она давно тут".
- Третий день не трогают меня, тетенька, - сказал Ваня. - С чего бы это, а?
- И хорошо, что не трогают, - сразу же отозвалась Дарья Тимофеевна. Окрепчаешь малость.
- Они, Ваня, что-то задумали, - убежденно сказала Таня. - Не зря это, мне кажется.
- Тю на тебя, девка! Что ты хлопца пугаешь? - накинулась на нее Дарья Тимофеевна. - Он и так ночью не своим голосом кричит, бабушку зовет.
Цыганок смущенно начал крутить пуговицу на рубашке.
- Это она мне приснилась, тетенька, - начал оправдываться он.
