Затрезвонил сотовый. Тихон. Ага! Значит, что-то пошло не так, как планировалось. Заволновался. Пришла эсэмэска от Томки.
Мы начинаем. Ты где? – набубнил возмущенное сообщение Тырин. И снова Томка:
Народ уходит! Твой увел половину.
Значит, все-таки игра продолжается.
Через блютуз Соня нашла несколько подключенных к ней телефонов. Фил снимал происходящее на камеру. Выступление директора и завуча, недовольный бубнеж русиша, скупое выступление физика. Картинка все время прыгала. На экране то мелькала нечеткая сцена с выступающими, то лица сидящих рядом с Кудрей. Когда к сцене с прощальной речью пошел Тырин, камера снова скакнула в сторону, а потом и вовсе погасла.
Соня сжала теплый от долгой работы телефон. Вот и все, вот и все. Что-то закончилось, что-то начинается. С одной стороны, было страшно: все, что оставалось позади, такое привычное. А с другой – и хорошо, что все это уходит. Слишком много они там делали ошибок. Может, впереди будет по-другому? И они, как первоклашки, вновь станут наивными и чистыми?
И хотя Соня понимала, что по-другому уже не будет, они стали такими, какими стали, она все равно еще надеялась на чудо.
Оставив букет в луже, вышла из парка на асфальт. Абонент «Забыть» требовал внимания. Соня сбросила звонок. Хватит! Если расставаться, то сейчас. Когда сама жизнь катится неизвестно куда. Пускай все это произойдет сразу. Новую жизнь стоит начать с чистого листа.
У тебя очень красивое платье – сообщила эсээмэска.
И через секунду новая:
Только мокрое сзади. Где сидела?
Соня резко повернулась. По аллее шел Тихон в белом костюме. Интересно, что ему теперь нужно?
Весь год Тихон просил прощения, винился в собственной глупости. Соня прогоняла его, но он был настойчив. Когда слова заканчивались, он начинал целовать, и все становилось неважно.
Мама вновь кричала, что Соне рано думать о мальчиках, что на первом месте у нее должна быть учеба. Но Соня уже не верила маме. Хотелось поскорее уйти из дома, чтобы не подчиняться, не зависеть.
Тихон не отходил ни на шаг. Стоило закончиться лекциям, как он мчался к Соне в институт (она училась на филолога, после физматлицея это была единственная специальность, где она никогда бы не встретила своих), вел в кино или кафе, знакомил с друзьями. Слал бесконечные эсэмэски. Жарким июльским днем они расписались. Отец Тихона подарил квартиру.
Странно – все продолжали жить в одном районе и ухитрялись не встречаться. Время от времени звонила Тамара: она в МГИМО, скучает, ей все не нравится, и мальчики там какие-то все странные… Перерывы между звонками становились все заметнее, голос вспоминался не сразу.
Долгое время Соня не могла избавиться от привычки провожать взглядом летящий над головой самолет. Ей виделось, что высоко-высоко, где сильный ветер и очень холодно, в маленькой кабине сидит Димочка. Он улыбается. Отчаянной такой, счастливой улыбкой. Отчаянной, но не печальной.
Какой самолет? К чему? Слухи доносили, что Падалкин пилотом не стал, провалил вступительные экзамены. Сейчас учится на диспетчера. Ваня с Федей поступили в свои физматы, но звездами факультета им быть не светило. Марк пошел на коммерческий курс, но что-то у него не выходит. Макс не добрал баллов по конкурсу, и мать устроила его кем-то вроде картографа. Почему он не пошел в другой вуз? Катрин через год вышла замуж. Всех звала на свадьбу – муж был солидный, состоявшийся, хотелось похвастаться. Муж запретил ей учиться, посадил дома. Лена поступила в Высшую школу экономики, через год подалась в неформалы и бросила учебу. Но главное – исчез Тырин. Не попав на бюджет, он заметался. Пару раз звонил Тихону. Гладкий рассказывал об этом как об анекдоте.
Соне было жалко Славку, их бесславно пропавшего фюрера.
Жалость ко всем своим проснулась потом, после того как она ушла от Тихона. Декабрь, все готовились к Новому году. Соня собрала вещи и вернулась к родителям. Умный Гладкий вопросов не задавал. Он все понял: когда-то он любил, но разыграл свою любовь в некрасивой игре. Это был его выбор. И он проиграл. Удар по самолюбию был настолько сильный, что, взяв академический отпуск, Тихон уехал с отцом в Европу. Больше о нем ничего слышно не было. Об остальных тоже – ничего. Только самолеты над головой гудели, но в них уже не было знакомых пилотов.