Эрнст Сетон-томпсон - Рассказы о животных

Куропатка неловко протащилась дальше под бревно, но лисица, щелкнув челюстями, прыгнула через него. Тогда птица, как будто немного оправившись, сделала неуклюжую попытку полететь и покатилась вниз по насыпи. Лисица смело последовала за ней и уже почти схватила ее за хвост, но промахнулась. Как ни быстро прыгала лисица, а птица двигалась еще быстрее.

Это было уже совсем необычайно. Как это быстроногая лисица не могла поймать раненую куропатку? Какой позор для лисицы!

Но у куропатки как будто прибавлялось сил по мере того, как лиса гналась за ней. Отведя врага на четверть мили в сторону, птица вдруг стала совсем здоровой и, решительно взмахнув крыльями, полетела через лес, оставив лисицу в дураках. А самое досадное было то, что лисица вспомнила, что она уже так попадалась прежде.

Между тем мать-куропатка, описав большой круг в воздухе, окольным путем спустилась к тому самому месту в лесу, где укрывались ее маленькие пуховые шарики.

Дикие птицы обладают чрезвычайно острой памятью местности, и потому мать-куропатка опустилась как раз на ту самую кочку, поросшую травой, где она была перед тем, как полетела навстречу лисице. На мгновение она остановилась, восхищаясь, как тихо, не шелохнувшись, сидят ее дети, спрятавшиеся по ее приказанию. Ее шаги не заставили пошевелиться ни одного из них, даже того малютку, который притаился на щепке. В сущности, он не так уж плохо спрятался. Но вот раздался голос матери: "Криит!" ("Идите сюда, дети!") - и моментально, точно по волшебству, из всех тайников вылезли маленькие птенцы-куропатки, и тот крошка, лежащий на щепке, самый крупный из птенцов, открыл свои глазки и побежал с нежным писком "Пиип, пиип!" под защиту широкого материнского хвоста. Его голосок, конечно, враг не услышал бы и в трех шагах, но мать услышала бы его, далее если бы расстояние было втрое больше. Все остальные тоже подняли писк и, без сомнения, воображали, что страшно шумят. Они были счастливы.

Солнце стояло высоко и грело жарко. Чтобы добраться до воды, надо было пройти открытую поляну. И вот, высмотрев хорошенько, нет ли поблизости врагов, мать-куропатка собрала малюток под тень своего распущенного веером хвоста и повела их, защищая от солнечного удара, к зарослям шиповника на берегу ручья.

Из зарослей выскочил белохвостый кролик и очень напугал куропатку. Но белый флаг мира, который он нес позади, скоро успокоил ее: кролик был старым приятелем. И малютки научились в этот день, что не надо бояться кролика. Они узнали, что кролик больше всего на свете любит мир.

А затем они стали пить кристально чистую воду из ручья, который глупые люди почему-то назвали Илистым.

Сначала малютки не знали, что надо делать, чтобы напиться воды, но они стали подражать своей матери и скоро научились пить так же, как она, и кланяться после каждого маленького глотка. Они стояли в ряд вдоль берега ручья, эти двенадцать маленьких золотисто-коричневых шариков на двадцати четырех крохотных ножках, и кивали двенадцатью маленькими золотыми головками, точно благодарили кого-то.

Затем мать-куропатка повела их короткими перегонами, держась все время под прикрытием, в дальний край луга, где возвышался большой бугор. Она давно обратила внимание на этот бугор. Такие бугры необходимы куропаткам для того, чтобы вырастить своих птенцов. Это муравейники.

Мать- куропатка остановилась на верхушке муравейника, осмотрелась и, не заметив ничего подозрительного, стала разрывать его своими когтями. Земля была рыхлая и быстро осыпалась. Муравейник открылся, и разрушенные подземные галереи провалились вниз. Муравьи рассыпались по земле и, очевидно, не сообразив, что им надо делать, вступили друг с другом в бой. Они растерянно дрались вокруг муравейника, и лишь немногие, наиболее сообразительные, начали выносить наружу толстые белые муравьиные яйца. Но мать-куропатка тут как тут -схватила одно из этих сочных яичек и, клохча, бросила его на травку перед своими птенцами. Затем с новым клохтаньем опять подняла его и проглотила.

Малютки окружили мать и смотрели на нее с любопытством. Наконец маленький желтый птенчик, тот самый, который спрятался на щепке, схватил муравьиное яичко. Он несколько раз ронял его и затем, словно повинуясь какому-то внезапному побуждению, проглотил. Так он научился есть. Минут через двадцать уже весь выводок умел есть.

Как весело было разыскивать в земле превосходные муравьиные яйца, пока мать-куропатка разрывала муравейник и обрушивала подземные галереи! Так продолжалось до тех пор, пока каждый птенчик не наполнил свой маленький зоб до отказа и уже больше не в состоянии был есть.

Потом все осторожно отправились вверх по течению ручья, на песчаный берег, хорошо закрытый кустами терновника. Там они пробыли весь день, наслаждаясь прохладным песком, в который они погружали свои горячие маленькие лапки.

У них была врожденная наклонность к подражанию. Они лежали на боку, совсем как их мать, и так же скребли своими тонкими ножками и хлопали своими крылышками.

В сущности, крыльев у них еще не было, а были только бугорки с каждого бока, указывающие место, где вырастут крылья.

В эту ночь мать отвела их в чащу засохшего кустарника, и там, среди хрустящих, сухих листьев, по которым никакой враг не мог бы подойти бесшумно, под густым сплетением ветвей шиповника, которые защищали от всех воздушных врагов, она уложила своих детей в мягкую, устланную перьями колыбель. Куропатка радовалась, глядя на своих малюток, которые попискивали во сне и так доверчиво прижимались к ее теплому телу.

На третий день птенцы крепче держались на ногах. Им уже не нужно было медленно обходить желудь, они могли даже влезать на сосновые шишки, и маленькие бугорки, где потом будут крылья, покрылись уже синими толстыми кровяными выпуклостями.

Еще через день из кровяных наростов сбоку выступили кончики перьев. Эти перья с каждым днем высовывались наружу все больше и больше, и через неделю уже у всех пушистых птенчиков оказались крепкие крылья. Впрочем, нет, не у всех. Бедный малютка Рунти с самого начала был очень слаб. Он целый час носил на спинке половину скорлупы, когда вылупился из яйца. Он бегал тише и пищал больше своих братьев, и когда однажды вечером мать, увидев хорька, приказала детям: "Квит, квит!", что значит "летите", бедный

Рунти отстал.

А когда она потом собрала свой выводок на холме, он не пришел, и они уже больше его не видели.

Между тем воспитание птенцов шло своим чередом. Они знали, что самые лучшие кузнечики водятся в высокой траве у ручья. Они знали, что в кустах смородины живут жирные, мягкие зеленые червяки. Они знали, что муравейник у дальнего леса полон вкусных яиц. Они знали, что большие бабочки данаиды - прекрасная дичь, хотя их не так просто поймать. Они знали, что кусок древесной коры, свалившийся с гнилого бревна, заключает в себе много разных хороших вещей. Они знали, что некоторых насекомых, например, ос, мохнатых гусениц и сороконожек, лучше не трогать.

Наступил июль - "месяц Ягод". Птенцы выросли и удивительно развились за последний месяц. Они были уже настолько велики, что мать-куропатка, чтобы укрыть их своими крыльями, должна была простаивать на ногах всю ночь.

Они ежедневно купались в песке на берегу ручья, но потом куропатка изменила своей привычке, и они стали брать песчаную ванну выше, на холме.

Там купались многие птицы, и сначала куропатка-мать была недовольна этим обществом. Но песок там был такой мелкий и приятный и дети так радовались купанью, что она примирилась.

Через две недели малютки начали чахнуть, да и сама куропатка-мать чувствовала себя не совсем хорошо. Хотя они ели страшно много, но все больше и больше худели. Мать их заболела позднее, но зато болела тяжелее. Она страдала от голода, от головной боли и испытывала страшную слабость. Причины своей болезни она так и не узнала. Она не могла знать, что песок, в котором купалось столько разных птичек и от которого ее предостерегал вначале верный инстинкт, действительно был вреден. Он кишел червями-паразитами, и вся семья куропатки заразилась ими.

Мать- куропатка не знала никаких средств от болезни. Ужасный, неутолимый голод заставлял ее есть все, что казалось годным для еды, а также искать самой прохладной тени в лесу. Там она набрела на куст, покрытый ядовитыми плодами. Месяц назад она прошла бы мимо этого куста, но теперь она попробовала эти малопривлекательные ягоды. Их едкий, кислый сок как будто удовлетворял какую-то странную потребность ее организма. Она ела эти ягоды без конца, и все ее птенцы последовали ее примеру. Никакой доктор не мог бы ей прописать лучшего лекарства. Едкий сок этих ягод оказался сильным слабительным, и страшный тайный враг был таким путем удален из ее внутренностей. Опасность миновала. Однако не все были спасены. Двум птенцам лекарство не помогло. Мучимые жаждой, они беспрестанно пили воду из ручья и на следующее утро умерли.