Племянник! Надо же, а такое дерьмо!
С Капусовым я проучился три года. Его отличительная особенность - жить без друзей. Ребята его не любят. Он странный какой-то, всех презирает или делает вид, что презирает. Небольшого роста, плотный, высокомерно смотрит через очки-линзы; поздороваешься с ним: захочет - ответит, захочет - нет. Я уже с ним года два как здороваться перестал. Никогда не видел, чтобы он отвесил кому-нибудь оплеуху, носился по партам или дразнил девчонок. А тут, смотрю, разговаривает он со мной как-то робко, застенчиво - ему, наверно, тоже хочется с кем-нибудь дружить. Я его даже немного пожалел. Хотя не это главное. Первая причина нашего сближения для меня: Капусов связующее звено с Тониной, человек, который часто видит ее, говорит с ней. Я не хочу сказать, что подружился с ним в корыстных целях, нет. Тем более, инициатива исходила от него. А мне было просто интересно.
Время от времени я стал беседовать с Капусовым.
Учится он посредственно. Как же я был поражен, когда выяснил, что парень он очень начитанный и развитой. Хоть с кем поговорит. Даже Библию прочел.
А я посмотрел у него тогда эту Библию - толщиной с том энциклопедии и содержание совсем смурное. Тут я понял: мне бы не прочесть, слабо.
С Капусовым общаться полезно. Я от него многое узнавал. Только при этом чувствовал себя как карась на сковородке. И так и эдак выворачивался, чтобы невежество, свое скрыть и разговор поддержать. Если бы Славка услышал наши разговоры, он бы меня, честное слово, запрезирал или умер бы от удивления.
Да только не приведется ему услышать. А сам я ему не скажу. Славку я люблю, он мне как брат. Он меня понимает, с ним обо всем говорить можно. Даже про Капусова объяснить - поймет. Но это связано с Тониной. Об этом нельзя.
Вот так и хожу по острию ножа. Сначала робко ходил, потом осмелел, даже нравиться стало. С отцом тоже отношения изменились. Раньше я бомбардировал его вопросами, а тут заткнулся. И тоже будто роль какую-то стал играть.
4
Второе сентября, суббота.
Приятно после каникул вернуться в школу, встретиться с ребятами, со всеми разом поговорить. Черепанова записывает желающих в школьный театр-студию.
Коваль толкает в бок:
- У Калюжного ботинки на каблуках. Угар! Обрати внимание.
Я и не заметил, а главное, директриса пока не заметила, заставила бы снять. Кстати, я постеснялся бы в таких ходить, несолидно все это.
Еще я узнал, что Черепанову оставили старостой, Дмитриев летом был на острове Диксон (у него отец там служит), в школе новая биологичка и библиотекарша.
Коваль звал смотреть бульдога, ему подарили родители.
С тех пор как ушел из школы Славик, я сидел на одной парте с Ковалем. Первого сентября, пока я прогуливал, к Ковалю подошел Капусов и сказал, что занимает для меня место. Но Коваль послал его подальше, и я очень обрадовался.
Коваль добродушный человек, полная противоположность Капусову. Он дружит со всеми. За лето у него борода выросла. Под подбородком длинные рыжие волосины, довольно редкие. А на щеках растительности нет. Директриса встретила его и говорит:
- Ну-ка, Коваль, подойди сюда. Тебе бриться пора.
Коваль со своей всегдашней придурковатой улыбкой сострил:
- Я еще маленький. Мама в обморок упадет, если я побреюсь.
Врет, конечно. Брился все лето, чтобы лучше росло.
Еще новость. Нам поставили новую доску. Испишешь ее, потянешь за ручку, она вверх переедет, а под ней чистая. Вторую испишешь - с обеих стирать приходится. Физик наш доволен. Туда-сюда доской ездит.
Никогда столько не писал. По-моему, физику просто нравится поднимать и опускать доску.
Капусов, конечно, тут как тут. За лето он почти не изменился, разве что посолиднел немного. Интеллектуально общаться лезет. Где я летом был? А я нигде не был. В городе сидел. На картонажной фабрике работал.
Объявление прочел, что школьников на каникулы приглашают, и пошел. Нудная механическая работа, но всего половина дня. В двенадцать уже свободен. Зато плащ матери купили и мне на зимние ботинки тридцатка отложена.
- Да так, - отвечаю, - в городе проболтался. Было кое-что задумано, да сорвалось. А ты?
Раздулся он, как петух, и говорит:
- Мы, старичок, давнишнюю мечту с отцом осуществили: Эстонию объездили. Сказка. Мягкий балтийский пейзаж, Ревель, средневековье. Длинный Герман и Толстая Маргарита. Оливисте - Нигулисте. Вана Тоомас - Кянну Кукк. Уютнейшие в стране кафе и рестораны. Крепостные стены. Аромат бюргерства и доминиканцев. Камень и красная черепица...
Из Капусова сыпалось как из рога изобилия. Мы прохаживались по коридору, и он молотил языком.
Я отключился.
Под окном - кленовая аллея. Ветви шевелятся, тянут лапы. Из фрамуги свежестью прет. По коридору носятся парни и девчонки в коричневых платьях.
Надя Савина с подружками прогуливается, все время навстречу попадается. Потом у окна встала, делает вид, что учебник читает, а на самом деле старается на глаза мне попасться. Кикимора болотная. Отутюженная, отглаженная, волосинка к волосинке зализана и хвостик на затылке. Красная как рак.
Я опять включился. Капусов еще изливается:
- ...само путешествие, чувство раскованности и раскрепощенности, ожидание встречи с Несбывшимся...
Тут меня такая злость взяла! Сейчас, думаю, гадость какую-нибудь скажу. Встреча, видите ли, с несбывшимся. Меня по Эстонии не возили, не нюхал я, как доминиканцы пахнут, я все лето канцелярские папочки складывал в стопочки. Несбывшееся!!! Папочки не хочешь поскладывать, дурак, идиот несчастный!
Прозвенел звонок, и я даже обрадовался, что промолчал: скажет, из зависти. И в самом деле, завидно немного. Вот только рассказывать Капусов не умеет.
А иногда кажется, что говорит он чьи-то чужие слова.
5
Прихожу из школы - меня уже Славик дожидается, я ему ключ под половиком оставлял.
Мы с мамой накануне все вещи из комнаты вынесли.
В прихожей - рулоны обоев, мел, пакеты клейстера.
За сегодняшний вечер и воскресенье ремонт сделаем.
Славик только тридцатого приехал из пионерлагеря. Первую смену в старшем отряде был, а остальные две пионервожатым. Все-таки какая-то жизнь, и достаточно насыщенная.
В мае отец спросил, согласен ли я с геологами поехать, коллектором. Не то что согласен - я до потолка прыгал. У отца друг - начальник партии. Работа на Кольском. Спать в палатках. Охота, сопки, море. Я размечтался, учебник геологии прочел, набрал книг о природе, климате, по этнографии.
Прошел май, отец все обещал, но как-то уклончиво и наконец сказал, что ничего не получилось. А зачем-то предлагал, я же не сам напросился. Я ужасно расстроился. Через неделю на фабрику работать пошел.
Не надо было обещать, а уж если пообещал, выполни во что бы то ни стало.
Мы со Славиком уложили пол старыми газетами и взялись за дело. Самое трудное - потолок размыть, а размывали мы его шваброй. Заодно уж потолок продолбили от люстры к окну и шнур спустили низко, над моим столом, чтобы плафон повесить, как у отца. Желобок заделали алебастром с песком и побелили из пылесоса. Шов, правда, от проводки остался изрядный.
По стенам и окну - подтеки меловые, а на полу - голубые лужи. Вкусно пахнет ремонтом. Выбираем сухой островок, садимся, ужинаем консервами из банки.
В кухню не идем; не потому, что боимся ее запачкать, а уходить от своей работы не хочется, любуемся.
- Куда ты думаешь поступать после школы? - спрашивает Славик. Он выбирает булкой соус из консервной банки.
- Не знаю.
- Я, наверно, в электротехнический, мне одна дорога. Это у тебя какие-то гуманитарные устремления появились.
- Совершенно не представляю, - говорю я. - Не знаю, что хочу. Жалко, отец меня с экспедицией подвел. Я ведь надеялся, размечтался, и все впустую.
Я считал, после экспедиции для меня хоть что-то решится. Может, я бы уже твердо знал, что буду поступать в геологический. Хорошо бы присмотреться сначала, чтобы не наобум...
- Впереди два года, времени хоть отбавляй, - говорит Славик, - еще надумаешь.
- Помнишь, я тебе про Капусова рассказывал? Он на филфак собирается. Спрашиваю, чем филологи занимаются. Представляешь, не знает, а честно признаться не хочет. Хвастается, в армию не пойдет: с таким зрением, как у него, не берут. А я, если до выпускных ничего не решу, до армии поработаю, а после армии видно будет. Лишь бы куда поступать не стану. Отец говорит, что призвание найти труднее, чем любовь.
Закончили за полночь, уже мама с завода со второй смены вернулась. Славик у нас остался ночевать. Мама спала в прихожей на кровати, а мы со Славиком рухнули в кухне на матрасы и заснули как убитые. Утром просыпаемся - чайник сопит, вкусно пахнет.
- Вставайте, трудяги мои, - говорит мама. - Я уже в магазин сбегала, завтрак готов. И клейстер сварила, стынет.
Оклеили часа за три. Мама мажет обоину, мы клеим.
Мебель затащили. Письменный стол торцом к стенке поставили. Книжную полку прибили, плафончик над столом повесили. У меня за шкафом что-то вроде кабинета получилось. Комната преобразилась и сильно облагородилась. Насколько, разумеется, возможно при полном неумении мамы придать интерьеру современный и уютный вид.
