и изображающих преувеличенно женственную походку; слыша фразы, перешедшие из естественной речи в показушный рефрен: «Ой, не стоило, сладкий мой…»; видя церковные петиции, призывающие избавить нашу страну от «извращенцев». Отблеск неоновых лосин, шуршащие боа из перьев, тугая попка, дергающаяся перед камерой, – телевидение тоже предоставляло множество свидетельств того, что быть геем странно и противоестественно.
– Вы должны уяснить одну-единственную вещь, – продолжал Смид; его голос звучал совсем близко, словно у меня в груди. – Сексом вы пытаетесь заменить пустоту в вашей жизни, пустоту, которая должна быть заполнена Богом.
Я пришел туда. Никто не мог обвинить меня в том, что я не пытался.
Небольшой главный зал с раздвижной дверью, выходившей на залитую солнцем бетонную террасу, освещался галогенными лампами. Мы сидели на складных стульях с мягкими сиденьями у входа. Стены позади нас украшали ламинированные плакаты с двенадцатью пунктами программы, обещавшей нескорое, но гарантированное исцеление. На стенах не было больше ничего, даже распятия или иконы с Несением Креста. Здесь подобное считалось идолопоклонством, как и астрология, «Подземелья и драконы», восточные религии, доски для спиритических сеансов, сатанизм и йога.
ЛД занимала крайне враждебную позицию по отношению к светскому миру, более враждебную, чем, например, баптистская церковь, которую я посещал с детства, хотя то, что говорили наставники, звучало знакомо. Одним из направлений баптизма – самого фундаменталистского течения христианства – является миссионерский баптизм, к которому принадлежала моя семья; он запрещает все, что отвлекает душу от чтения Библии и прямого общения с Богом. Более ста или около того деноминаций баптистского толка часто пререкаются на тему того, что дозволено пастве, а что стоит запретить. Некоторые церкви относятся к подобным вопросам очень серьезно. И такие подводные камни на праведном пути, как танцы и нерелигиозная литература, до сих пор вызывают споры. «Гарри Поттер не кто иной, как растлитель детских душ», – объявил однажды баптистский проповедник, посетивший нашу церковь. Я подозревал, что наставники из ЛД тоже не одобрят упоминаний Гарри Поттера, поэтому удовольствие от посещения Хогвартса на страницах книги должно было остаться моей тайной. Вступив в организацию, я заключил серьезный договор с Богом. Он вынуждал меня отказаться от всего, что предшествовало встрече с «Любовью в действии». Перед входом в этот зал меня попросили оставить все, кроме Библии и справочника.
И так как бо́льшая часть клиентов ЛД выросла в подобной атмосфере буквалистского протестантизма и жаждала только исцеления, строгие правила, озвученные наставником, были встречены сдержанными аплодисментами. Невзрачные белые стены казались достойной декорацией: мы словно находились в зале ожидания в надежде, что Господь простит нас. Под запретом была даже классическая музыка. «Бетховен, Бах и им подобные не считаются христианскими композиторами». По утрам во время молитвы в комнате царила оглушающая тишина, создавая атмосферу если не святости, то по крайней мере отрешенности от внешнего мира.
В задней части комнаты находилась зона для индивидуальных занятий: там возвышались книжные полки, уставленные воодушевляющей литературой и изрядным количеством Библий. Тут можно было прочесть множество свидетельств успешно исцелившихся экс-геев.
«Медленно, но верно я выздоравливал, – читал я, скрипя пальцем по глянцевой странице. – Я начал с того, что перестал водить дружбу с мужчинами только для секса. Я постепенно понимал, кто я на самом деле, отбросил прочь фальшивую личность, за которой прятался, чтобы нравиться окружающим».
Последние несколько месяцев я пытался уничтожить «фальшивую личность», поселившуюся во мне. Однажды зимой я вышел из общежития и прыгнул в наполовину замерзшее озеро. Продрогший, я вернулся в комнату, хлюпая ботинками и чувствуя себя заново крещенным. Я стоял под горячей водой, все еще потрясенный ледяным шоком, наблюдал, как капли ползут по насадке для душа, и молился: «Господи, сделай меня непорочным, как эта капля».
Я буду повторять эту молитву в течение всего пребывания в ЛД. Господи, сделай меня непорочным, как эта капля.
Я почти не помню дорогу до «Любви в действии». Я старался смотреть в сторону – не хотел запоминать то, что проносилось за окном машины. Однако какие-то детали невозможно стереть из памяти: мутную, карамельного цвета Миссисипи под стальными балками моста Мемфис-Арканзас (размах американского Нила взбудоражил мой сонный утренний разум); стеклянную пирамиду на окраине города, отражающую горячие лучи на лобовое стекло. Стоял ранний июнь; к полудню все поверхности в городе раскалялись добела, так, что к ним нельзя было притронуться более чем на долю секунды. Отдохнуть от жары удавалось только рано утром, когда солнце дремало на краю горизонта и лишь предвещало хорошую погоду.
– Уверена, они могли найти место получше, – проворчала мама, заезжая на парковку перед одноэтажным торговым комплексом. Будучи частью зажиточного района, это место считалось самым престижным в городе, хотя торговый комплекс выглядел не слишком привлекательно. В нем размещались магазины эконом-класса и небольшие клиники, нашедшие здесь временное пристанище. Выбеленный красный кирпич и стекло. За двойными дверями открывалось белое фойе с искусственными растениями. Над входом красовалась эмблема – перевернутый треугольник с дырой внутри, вырезанной в форме сердца, которое пронзали длинные тонкие полосы. Мы вышли из машины и направились к дверям, мама, как всегда, на шаг впереди.
В фойе администратор с улыбкой попросил меня расписаться в регистрационном журнале. Ему было около двадцати пяти. Одет он был в свободную тенниску, и глаза его лучились яркой и искренней синевой. Я думал, что встречу здесь бледного изможденного призрака, уже поборовшего в себе все самое интересное, однако этот парень выглядел так, словно был готов поиграть со мной в Halo, а потом на ее примере рассказать о том, как ему помог Бог: «Тебе необходимо сражаться с врагом, пришельцем, внедряющимся в твою душу…» Мне доводилось сталкиваться с похожими на него молодыми пасторами, которые вели себя подобным образом.
Не могу вспомнить его имени. Не помню, был ли хоть какой-то намек в том фойе на то, что ждало меня впереди; не помню ни картин
