только читка.
Воге сел, набрал воздуха и загудел:
В двух семьях, равных знатностью и славой,
В Вероне пышной…
Его перебил Трим Томас:
– А он учитель?
– Да, – прошептала Турид.
– Тогда я не хочу идти в школу, – сказал Трим Томас и заплакал.
После того как Турид утешила Трима Томаса, а Сигмунд объяснил Воге, что пока не обязательно выкладываться полностью, они сделали вторую попытку. На этот раз пошло лучше.
В двух семьях, равных знатностью и славой,
В Вероне пышной…
– тихо повторил Воге и неуверенно посмотрел на Сигмунда.
Сейчас тот был учителем, а Воге – смиренным учеником.
– Хорошо, – похвалил Сигмунд и снисходительно кивнул.
Воге продолжил:
…разгорелся вновь
Вражды минувших дней раздор кровавый,
Заставил литься мирных граждан кровь…
Читка прошла благополучно и без больших перерывов. Александра и Сигмунд читали главные роли, отдаваясь им не чрезмерно. Маркус произносил текст Кормилицы, не задавая вопросов, возникавших у него по ходу. Муна и Эллен Кристина делали вид, что все понимают, а Турид читала свои реплики как могла лучше, но при этом старалась удержать Трима Томаса. Даже Воге удавалось сдерживать чувства.
Сигмунд не предусмотрел сейчас никакого обсуждения. Сегодня они только должны ознакомиться с текстом.
Было не больше половины десятого, когда Эллен Кристина, Муна и Сигмунд уже шли по дороге, держа велосипеды за рули, чтобы Маркус, у которого велосипеда не было, от них не отстал.
– Вы заметили, что Александра читала роль Джульетты совсем не напрягаясь? – спросил Сигмунд.
– Да, – кивнула Эллен Кристина. – Но у нее уже есть опыт выступлений.
– А ты заметил, как, не напрягаясь, я читала Меркуцио? – язвительно спросила Муна. – А я никогда раньше не была на сцене.
– Мне кажется, что роль синьоры Капулетти мне удается больше, чем роль синьора Монтекки, – задумчиво проговорила Эллен Кристина.
– А вот я буду чудовищной Кормилицей, – сказал Маркус.
– Ничего страшного, – успокоила его Муна. – Ты же будешь играть Ромео.
– Вот видишь, – сказал Маркус Сигмунду. – Муна тоже считает, что у меня не получилось.
– Вовсе я так не думаю, – сказала Муна. – По-моему, было смешно.
– Мы все так думаем, – сказала Эллен Кристина.
– Да, особенно Александра, – рассеянно заметил Маркус. – Когда я сказал: «Устала я, дай мне передохнуть. Ох, косточки болят! Ну и прогулка!» – она засмеялась.
– Она не будет смеяться, когда увидит тебя в роли Ромео, – сказал Сигмунд. – Только обрати внимание, как его играю я.
– Мы все обратим на это внимание, – прищурилась Муна и села на велосипед. – Ты едешь?
– Мы еще не доделали математику, – объяснил Сигмунд и поехал за подругой.
Маркус пошел дальше вместе с Эллен Кристиной. Дождь кончился, но о погоде можно было не говорить.
– По-моему, у тебя отлично получится синьор Монтекки, – сказал он.
– Ты так считаешь?
– Да, ты уже ходишь, как он.
Оба засмеялись.
– Знаешь, Макакус, на самом деле очень жалко, что мы не влюблены друг в друга.
– Да, было бы классно.
– Может, поэтому мы не вместе.
– Ага, – кивнул он, – правда, быть влюбленными не так уж и здорово.
– Но мы всегда будем друзьями, правда?
– Да, до самой смерти.
Она улыбнулась и села на велосипед:
– Пока, мой друг.
– Пока и тебе, друг мой, – сказал Маркус.
Они снова рассмеялись.
Эллен Кристина укатила. Свернув на улицу, на которой жила, она обернулась и помахала ему рукой. Он помахал в ответ. Капля дождя приземлилась на щеку.
– Ох, косточки болят! Ну и прогулка! – сказал он, довольный собой, и побежал.
Он догнал отца у перекрестка.
– Привет, Маркус, как репетиция?
Мальчик пошел рядом с отцом.
– Отлично, пап. Все были хороши, кроме меня. А ты что, гулял?
– Да. Ходил в кино. С Эллен.
– А-а. Так вы…
– Нет. Она все еще любит своего мужа.
– А я подумал, там ничего не вышло.
– Не вышло… И все равно она его любит. Женщины очень странные, правда, Маркус?
– Да, пап. Женщины ужасно странные.
– Но мы с Эллен, во всяком случае, стали неплохими друзьями, а это, наверное, не хуже.
Поблизости никого не было, поэтому Маркус взял отца за руку и крепко сжал ее.
– Папа, – сказал он, – это даже намного лучше.
Опять пошел дождь, на этот раз сильный. Маркус отпустил руку отца и побежал.
– Кто последний, тот варит какао! – громко крикнул он.
Следующие недели, несмотря на то что оказались чрезвычайно тяжелыми, пролетели на удивление быстро. Маркус геройски трудился, но, как ему казалось, ничего у него не получалось. Да и Сигмунд стал каким-то нетерпеливым.
– Когда ты рассказываешь Эллен Кристине, что перелетел через стену на крыльях любви, ты должен сказать это как влюбленный, а не как старый приятель. Больше чувств. Еще раз.
– Ладно, – ответил Маркус и встал перед Эллен Кристиной.
Я перенесся на крылах любви,
– начал проговаривать он, —
Ей не преграда – каменные стены.
Любовь на все дерзает, что возможно,
И не помеха мне твои родные.
Чтобы подчеркнуть чувства, он крепко обнял Эллен Кристину.
– Нет! – закричал Сигмунд. – Ты играешь Ромео, как Кормилицу!
– Я так его чувствую, – ответил Маркус.
Но, с другой стороны, он стал играть Кормилицу все больше и больше похоже на Ромео. В то же время и он, и Муна следили за игрой Сигмунда и Александры. У этой парочки можно поучиться и серьезным чувствам, и поцелуям, которые так хорошо удавались, что казались просто настоящими.
Когда Кормилица должна была объяснить Джульетте,
