И Леше там делать нечего. Неужели же только стемнеет - ложиться спать? Это ни на что не похоже! А впрочем, день забит, да и вообще убить время не так уж трудно: вечером можно пойти в кино с Валей, в субботу концерт или спектакль в Доме офицеров. И все-таки Леша снова послал рапорт насчет академии - а вдруг?
Никогда еще не было так тоскливо, как сейчас. Валя, бухгалтер из вещотдела, вернулась из отпуска, сказала:
- Меня там один сватал. Маминой подруги сын. Электротехникум кончил, хороший такой парень. Выходи, говорит, замуж. Пристал прямо с ножом к горлу.
Леша провожал Валю после кино домой. Он крепко держал ее под руку, слушал и молчал.
- Ну, как посоветуешь? - спросила Валя.
- А ты его любишь? - спросил Леша сквозь зубы.
- Ты знаешь, кого я люблю, - ответила Валя. И теперь замолчали оба.
Леша знал, что молчать нельзя. Знал, каких слов она ждет. Но сказать их не мог.
- Значит, не любишь? - веселым голосом сказала Валя. - Понятно... Мне бы, конечно, кого-нибудь попроще. Ты для меня чересчур образованный.
- Ну что ты мелешь? Какой я образованный? Я даже в десятом не учился.
- Ну, родители у тебя... отец культурный, мать...
- У меня мать, как и ты, бухгалтером работает. Замолчи.
- Почему это я должна молчать? Я спрашиваю, как ты ко мне относишься, а ты не отвечаешь.
- Ну что ты меня мучаешь?
- Это я-то мучаю? Интересно... Но, конечно, я понимаю, что я тебе не пара.
Леша остановился:
- Замолчи, а то я уйду сейчас же.
- Не уйдешь. Разве ты меня одну в темноте оставишь? Нет, тебя не так воспитывали: ты девушку одну в темноте не оставишь. Ты ее до дому доведешь и "до свиданья" скажешь.
Леша покрепче сжал зубы и шел рядом, не прерывая ее и не оправдываясь. Когда-то Кононов Антон Николаевич сказал ему: "Если женщина тебя ругает молчи. Она всегда права. Ты, может, в одном не виноват, так уж непременно в чем другом провинился. Слушай и говори: да, мол, виноват, и прошу, мол, прости меня".
Ну, в чем я виноват? - думал Леша. Ладно, не будем. Но я же не говорил, что люблю. Мало ли что не говорил!..
- Не горюй, Леша, - услышал он веселый и злой Валин голос, - выйду я замуж за своего электротехника и очень даже прекрасно буду жить. Ждать, чтоб тебя полюбил, кого ты любишь, это, знаешь, надо в запасе пять жизней иметь.
- Если не любишь, не выходи.
- Оставь при себе советы. Меня устраивает, чтобы меня любили. Понятно? А он любит. Так и указал: больше, говорит, жизни люблю. Это на дороге не валяется, такое отношение.
- Если не любишь, не выходи, - тупо повторил Леша.
И тогда она заплакала. Леша остановился. С горя он готов был сказать ей все что угодно. Что очень любит, что жить без нее не может.
- Валечка, - повторял он, целуя Валины мокрые глаза, - не плачь, милая... послушай...
А она вырвалась и взбежала на крыльцо.
- Валя! - позвал он.
Она не ответила и скрылась за дверью. Он еще постоял у ее окна. Она не зажгла свет. Окно было темное.
Прежде Леша стучал в темное окно, и ему открывали. А теперь, после этого разговора, он не смел постучать. Леша больше не спрашивал себя, прав он или виноват...
Что потом было - и вспоминать неохота. Это был какой-то спектакль. Валя закрутила с Генкой Львовым, которого прежде и не замечала. Танцевать - с Генкой, в кино - с Генкой. Леша только скрипел зубами, но подступиться к ней не мог. Стоило ему подойти к ней в клубе или на улице, как она говорила что-нибудь в пику ему: "Честные - они безжалостные. Нипочем не соврут! Я таких знаю!", или: "Кто меня потерял, не найдет, нет! Кончен бал, погасли свечи!"
Леше было невыносимо видеть рядом с ней этого долговязого Генку. И он стал думать: "А почему бы нам не пожениться? А может, это и есть любовь? Иначе зачем у меня все холодеет внутри, когда я вижу ее с Генкой?"
Он подстерег ее однажды, когда она шла к подругам в общежитие.
- Давай поговорим...
- Не о чем, - ответила она устало.
- Валя, давай забудем тот разговор.
- Нет, не забудем. И если б я за тебя пошла и кучу детей тебе нарожала - все равно не забыла бы. До самой смерти. "Давай пожмем друг другу руки", как в песне поется... Будь здоров и не поминай лихом...А потом Валя уехала, и Леша никогда не чувствовал себя таким одиноким, как после ее отъезда. Тоска его сгрызла, и одно только могло его спасти: вызов из академии. Дом. Москва. И тут его вызвал к себе комполка, это было где-то в начале сорок седьмого года. Новый командир полка, сменивший Валентика, вызвал Лешу и сказал так:
- Товарищ капитан, приказом по воздушной армии вы назначены штурманом эскадрильи. На вас ложатся большие обязанности по воспитанию молодых кадров вверенного мне полка. Я согласился на ваше выдвижение по предложению ушедших в запас штурмана полка и штурмана эскадрильи, и я надеюсь, что вы поймете всю свою ответственность...
Он долго говорил в этом роде. Да, это был не Валентик... Тоже герой, тоже молодой и уже заслуженный летчик. Но до чего же сухой. Все его недолюбливали, не только Леша. Леша набрал воздуху в легкие и спросил:
- А как же академия? Товарищ полковник?
- Товарищ капитан, вам сейчас надо думать не об академии, а о своей эскадрилье.
- Так точно, товарищ полковник, буду думать о своей эскадрилье. Но как же все-таки с академией? Я второй рапорт посылаю.
- В связи с вашим новым назначением рапорт возвращается.
- Но как же все-таки...
- Я и сам академии не кончал. Командование считает, что мы с вами здесь более необходимы.
- А как же все-таки с академией, товарищ полковник?
- Можете быть свободны, - ответил полковник. Вот и весь разговор. Но если по совести - командир
Прав. Кому же, как не Леше, стать штурманом эскадрильи? Он здоровый парень, а если посмотреть вокруг... У кого язва, у кого туберкулез. Кто прежде думал о своих болезнях? Да никто. А сейчас...
Сейчас в полку работает врачебная комиссия. Конечно, и в войну случались врачебные осмотры. Они проходили так:
- Разденьтесь. Ну как, друг, самочувствие?
- Нормально.
- Ну давай, давай.
Тебя похлопывали по плечу:
- Вы свободны.
Теперь другое дело. Врачи смотрят в оба: "Как вы себя чувствуете? Не потеете ли после футбола?" А кто в игре не потеет? Оказалось, что на свете существуют окулисты, ларингологи и даже невропатологи - и эти особенно резали. Рентген обнаруживал застарелые переломы, каверны, язвы. И пошла старая гвардия в запас и в отставку - один, другой, третий...
А Леша здоров. В своей истории болезни в графе "основное заболевание" он прочитал: "здоров". И в графе: "сопутствующее заболевание" тоже стояло "здоров". Здоров - значит, работай.
И работать становилось все интересней. Новую материальную часть так просто не освоишь. Поговаривают о радиолокационных прицелах, автоматических радиокомпасах, даже о каких-то автонавигаторах. И Леше надо много заниматься, чтоб толково учить молодых штурманов. Но чем интереснее работать, тем больше хочешь учиться.
Прошел еще год. Леша опять послал рапорт и опять получил отказ. Ну ладно. Все равно буду заниматься. Для себя. В академию без аттестата зрелости поступить не удастся. На курсы при академии, видно, уж не попасть. А тут как раз при Доме офицеров организовали десятый класс. Жена Марка преподает русский язык, физику читает метеоролог Толя Ильичев, математику инженер Шапиро. Какие уж там получит Леша знания - неизвестно. Но справка будет.
И он снова сел за книги. Не только за учебники. Сначала книги помогли одолевать тоску, а потом уже он просто не мог без них.
Он стал совсем свободно читать и говорить по-немецки. Гессе - старик музыкант, который давал Леше немецкие книги, - был не очень словоохотлив, но однажды к нему на лето приехал племянник, мальчишка лет одиннадцати. Он привез с собой копилку в виде домика и очень радовался, если туда опускали какую-нибудь мелочь: он копил деньги на коньки.
- У всех мальчиков в нашем классе есть коньки, - объяснял он Леше, - у всех, кроме меня. - Очень светлые голубые глаза его блестели, он смотрел на Лешу, и Леша со всей несомненностью читал в этом взгляде: "Ты ведь понимаешь, что вынести этого нельзя - у всех, кроме меня!" - Ганс дает покататься, но мать ругает его за это. И я не хочу больше брать у ребят. Я хочу, чтоб у меня были свои. У каждого мальчика должны быть свои коньки.
- А еще что должно быть у каждого мальчика?
- Коньки! - со страстью повторил Мартин.
- Как странно, - сказал старик Гессе, - вы такой молодой и любите детей. Любовь к детям - это удел старости.
Леша был с ним не согласен. Ему чудно было слышать такие слова. Для него этот Мартин как птица: всегда веселый, щебечет, прыгает.
В то лето Леша ездил в Москву и привез Мартину коньки. Он никогда не забудет, что творилось с мальчишкой. Ликование? Восторг? Нет, эти слова не подходили. Мартин попросту ошалел от счастья.
- Дядя Альберт! - кричал он. - Ты только посмотри! Нет, ты посмотри!
- А что нужно сказать господину капитану?
Мартин заметался по комнате. Он не знал, что сказать, что сделать. Жалкое слово "спасибо" не могло выразить его благодарности. Он схватил свою копилку и протянул ее Леше.
