Даша давилась от смеха.
— Ой, не могу… Ой, мамочка! Вы же с Гошкой попали прямо на шеи дворнику и деду Корнею. А я рядом в глубокий сугроб упала, еле выкарабкалась…
— Вот так шутка! — изумился Гоша. — А они нас не узнали?
— Наверное, нет! Он же кричал тебе: «Гражданин!» А ты разве гражданин?
Макар задумался:
— Наверное, ученый чего-то не рассчитал… Ну ладно, все равно мы дома.
— Мы вернулись с планеты Свет Разума! — радостно сказала Даша. Вы помните все?
— Все помню, — пропыхтел Гоша. — Только как на сторожа сел, не помню. Хорошо, что удрали, иначе по шее накостыляли бы…
— Зацапали бы нас, а потом доказывай, что из космоса вернулись, бросил Макар.
— Неужели мы были там? — растерянно говорила Даша. — Все так похоже на сон…
Они стояли и глядели друг на друга, не в силах расстаться, хотя мороз уже и пробирал основательно.
— Ой, побегу домой! — спохватилась наконец Даша. — Я так соскучилась по дому…
— Ну, и мы пойдем, — нерешительно пробормотал Макар, когда шаги Поспеловой стихли вдали.
Они стали медленно подниматься по лестнице.
Может, и вправду прошла тысяча лет, пока они путешествовали? Но нет, лестница была все та же, нисколько не изменилась, вот и перила на втором этаже шатаются… И та же надпись на стенке: «Людка — ябеда, коза».
Макар робко позвонил. Послышались знакомые шаги, и в двери появилась мама. Она спокойно посмотрела на него:
— Уже пришел? Нагулялся?
Макар порывисто бросился ей на шею:
— Мама, мамочка, я так соскучился по тебе! Мне кажется, что я не видел тебя тысячу лет!
— Ну, зачем же преувеличивать? — она громко засмеялась. — Я тоже соскучилась.
К ним подбежал Обормот и замяукал — что-то клянчил. Макар тотчас высвободился из маминых рук и схватил кота.
— Это ты, Обормот? — он пытливо заглядывал коту в глаза. — Или Вяк? Признавайся.
Кот слегка хрипел и упорно заводил глаза под лоб.
— Что ты там шепчешь? — удивилась мама.
— Мужской разговор, — он выпустил кота, и тот, пригнувшись, бросился под кровать. — Как всегда, удираешь, трус…
Мать позвала из кухни:
— Иди поешь. Да, а почему ты звонил? Опять потерял ключ?
— Нет, — Макар полез в карман. — Вот он…
Рука его наткнулась на что-то. Он вытащил это «что-то» и чуть не вскрикнул: на ладони его лежала молочно-белая ручка с золотым наконечником.
…Макар проснулся и увидел Обормота. Тот спал прямо на его шее и щекотал лицо усами.
— Брысь! — он скинул кота на пол. — Кровати тебе уже мало, прямо в лицо лезешь.
Одеваясь, Синицын с удовольствием рассматривал все давно знакомое: кровать, полку с книгами, среди которых белел «Маленький принц», стол, исчерканный и поцарапанный, коробку с «Конструктором», машины, пистолеты…
Он испытывал странное ощущение: как будто никуда отсюда и не отлучался. А путешествие с Тик-Таком на планету Свет Разума? Было ли оно? Ведь они вернулись как раз к тому моменту, когда еще и не собирались вылетать — дворник и сторож только подошли к сараю и корабля не видели.
Мысли его запутались, и он решил прогуляться перед уроками по родному городу.
Он пришел в школу раньше всех. Но когда поравнялся со школьной калиткой, из нее выскочил кто-то и захрипел:
— Руки вверх, зубы вниз! Стрелять буду!
Мохнатая кепка надвинута на глаза, из-под кепки виднеется только широкий красный нос. В руке — черный пистолет. «Деревянный, сообразил Макар и ухмыльнулся. — Чем пугает! И кого пугает!»
— Ты сначала заряди, а потом стрелять будешь!
Лысюра сдвинул кепку на затылок, подмигнул:
— Что, струсил?
— И не думал.
Макар донельзя обрадовался Генке. Он был первый из класса, кого увидел Синицын после возвращения из своего удивительного путешествия. Макар изо всех сил хлопнул Лысюру по плечу:
— Здорово!
— Здорово! — и тот хлопнул его в ответ. Так они стояли и хлопали друг друга, широко улыбаясь.
Потом староста затоптался и нерешительно заглянул в глаза Синицыну:
— Ну как, Марочка, достал?
— Что достал? — удивился тот.
— Как это — что? — загорячился староста. — Радиоприемничек, чтобы оценки поправлять. Отстает, понимаешь, наш класс по успеваемости.
Тут Макар припомнил тот далекий разговор. Ах да, Лысюра все хлопочет об отстающих учениках. Хочет исподтишка учителям советы давать, какие оценки ставить.
— Мне бы твои заботы… — вздохнул Макар.
— Ты думаешь, что говоришь? — мгновенно вскипел староста. — Это должны быть и твои заботы, заботы каждого пионера!
Он выпятил грудь, отставил ногу. Ну, сейчас понесет… Макару почему-то стало жалко Лысюру. Сам он принял твердое решение добиваться успехов собственными силами, не надеясь ни на чью подсказку, даже волшебную. «Вот удобный момент, чтобы избавиться от ручки!» — подумал он и наклонился к уху Лысюры:
— Зачем тебе радиоприемничек? Еще засекут… Есть у меня волшебная ручка — что напишешь ею, то и исполнится. Напишешь, чтобы кому-то поставили пятерку — и поставят, даже если он молчал у доски, как инфузория-туфелька. Понял?
Лысюра недоверчиво повертел ручку:
— Ручка-то хорошая… Люксусовая!
— Само собой. Только чур — с возвратом. И другим надо…
— А что волшебная — не загибаешь?
— Когда я загибал? — оскорбился Макар.
— Это верно, — признал Генка. — Не брехун. Всегда, что обещал, делал. Ну раз так, спасибо.
Он с чувством пожал руку Синицыну.
— Постарался для коллектива, теперь наш класс будет в школе самым передовым! Ну, Синицын! Мы тебя в стенгазете выпятим: прилагал усилия. Понял? Прилагал.
— Понял. Только ты поосторожнее с ней, — предупредил Макар, вспомнив совет Тик-Така. — Никого не обижай.
— Уж я не обижу, будь спок!
И Лысюра, попрыгивая от кипящей энергии, зашагал в школу. А у Макара почему-то на душе стало сумрачно, словно тучка набежала на солнце, которое только что ярко светило.
— Марочка!
Этот звонкий голосок сразу прогнал все тучи с небосклона. Он обернулся.
— Даша!
Они, сияя, смотрели друг на друга. Потом Даша затараторила:
— Понимаешь, оказывается, никто ничего не заметил. Я пришла домой, а мама как раз мыла пол, да еще начала ворчать, что я так рано пришла, могла бы у подружки посидеть. Я к ней кинулась, целую ее, а она говорит: «Вечно ты не вовремя со своими телячьими нежностями, лучше бы помогла пол вымыть». Я и помогла. А какие это телячьи нежности, если я так долго ее не видела? Правда, Марочка?
— Правда… — подтвердил он, широко улыбаясь.
Генка в одиночестве сидел за своей партой. Наклонив голову, высунув язык, он старательно писал что-то.
В класс с шумом и гамом ввалилось несколько человек с Живцовым во главе.
— Привет! Что делаешь? — подошел к Лысюре Зина.
— Дрова колю… — тот забегал глазами. — Не видите, новую ручку расписываю.
Он торопливо прикрыл рукой что-то, похожее на упражнение первоклассника: «У меня ручка. Ручка волшебная…»
— Принесли лом? — спросил он деловито.
— Принесли.
Старосте не понравился тон, каким это было сказано. Он пошарил в карманах и вытащил ключ:
— Держите, от сарая. Только аккуратнее там складывайте.
— А мы уже сложили, — хмыкнул Живцов. — Около сарая.
— Украдут! Немедленно перетащите в укрытие.
— Не украдут. Другие классы тоже кучками складывают, и никто у них не крадет.
— Я что сказал? — Генка насупился.
— А ты не приказывай, — Живцов выпрямился, вокруг сгрудились остальные. — Мы все решили: эти десять тонн, которые вы с Синицыным достали каким-то темным путем, не принимать на коллективный счет нашего класса.
— А что сдавать будете? — побледнел Лысюра.
— Что соберем, то и сдадим. Без обмана.
— Мы же обязательства не выполним! Опозоримся! — закричал в отчаянии староста.
— А мы его и не давали, — вставил Черепанов. — Опозоришься только ты один.
— И придется тебе рассказать честно, как ты хотел всех обдурить, — добавил Живцов.
— Рассказать? — зашипел Лысюра. — Ты приказываешь мне рассказать?
— Не я — все приказывают.
— Как бы тебе плохо не… — начал было Генка, но тут вбежали Синицын и Поспелова и закричали странно веселыми голосами:
— Нина Борисовна идет! Нина Борисовна!
Все недоуменно посмотрели на них, а Генка проворчал, садясь:
— Идиотики… Кому радуются — учителю…
Но тут же ему пришлось вскочить: в класс вошла Нина Борисовна. Она поздоровалась. Раскрыла журнал:
— На прошлом занятии мы говорили о полезных ископаемых. Давайте вспомним, что это такое…
Рука учительницы скользнула по списку, и все как завороженные следили за ней.
