А пока мистер Линдси поднимался вверх по ступеням, жена его вновь пригляделась к маленькой, одетой в белое незнакомке, - долгим, внимательным, почти благоговейным взглядом. Она сама не знала, чудится ей это или нет, но поневоле думала, что различает легкий след пальчиков Фиалки на детской шейке. Впечатление было такое, словно Фиалка, лепя снеговичку, ласково похлопала ее ручонкой, а отпечаток стереть не озаботилась.
- Право же, муженек, - молвила мать, возвращаясь к мысли о том, что ангелы с таким же удовольствием поиграли бы с Фиалкой и Пионом, как и она сама, - право же, она поразительно похожа на снегурочку! Я и впрямь верю, что она сделана из снега!
В это самое мгновение вновь налетел порыв западного ветра, и вновь снеговичка заискрилась точно звездочка.
- Из снега! - повторил добрейший мистер Линдси, заставляя упирающуюся гостью переступить порог гостеприимного дома, - Стоит ли удивляться, что она похожа на снегурочку! Она же замерзла до полусмерти, бедная малютка! Но жаркое пламя все поправит!
И, не тратя лишних слов и опять-таки с самыми лучшими намерениями этот в высшей степени благожелательный и здравомыслящий джентльмен увел одетую в белое девочку, - что делалась все грустнее, и грустнее, и грустнее, - с морозного воздуха в уютную гостиную. Гейденбергская печка, доверху наполненная жарко пылающим антрацитом, струила яркое зарево сквозь слюдяное окошко железной дверцы. На печке радостно побулькивала кастрюля с водой; над ней поднимался пар. По комнате разливался душный, жаркий запах. Термометр, висящий на противоположной от плиты стене, показывал восемьдесят градусов по Фаренгейту. Гостиная, завешанная алыми шторами и застланная алым ковром, на вид казалась столь же жарко натопленной, как и по ощущению. Разница между здешней атмосферой и холодными, зимними сумерками на улице была такова, как если бы в одно мгновение перенестись из Новой Земли в самую знойную часть Индии, или с Северного полюса - прямо в духовку. Словом, самое "подходящее" было место для маленькой, одетой в белое незнакомки!
Наш здравомыслящий джентльмен подвел снеговичку к коврику прямо перед шипящей, дымящейся печкой.
- Ну вот, теперь ей будет уютно! - воскликнул добрейший мистер Линдси, потирая руки и оглядываясь по сторонам с самой что ни на есть благодушной улыбкой. - Чувствуй себя как дома, дитя мое!
Горестно, ох, как горестно и удрученно смотрелась маленькая, одетая в белое незнакомка, стоя на коврике: жаркое дыхание печки опаляло ее точно смертоносное поветрие. Только раз скорбно глянула она в сторону окна, и сквозь алые шторы мельком различила заснеженные крыши, и звезды, искрящиеся ледяным блеском, и пронзительную красоту морозной ночи. Ледяной ветер бил в окна, так, что дребезжали рамы, точно призывая девочку наружу. А снеговичка понуро стояла на коврике перед раскаленной печкой!
Но здравомыслящий джентльмен в упор не замечал, будто что-то неладно.
- Ну же, жена, - молвил он, - найди-ка ей поскорее плотные чулки и шерстяную шаль или одеяло; и пусть Дора согреет ей ужин, - как только молоко вскипит. А вы, Фиалка с Пионом, развлеките свою маленькую гостью. Сами видите, оказавшись в незнакомом доме, она пригорюнилась. Что до меня, обойду-ка я соседей и выясню, где она живет.
Тем временем мать отправилась за шалью и носками, ибо ее собственный взгляд на вещи, при всей его тонкости и чуткости, как всегда, уступил упрямому материализму отца. Не прислушиваясь к протестам детей, продолжавших твердить, что их маленькой сестричке-снеговичке тепло не по нраву, достойный мистер Линдси отбыл, тщательно прикрыв за собою дверь гостиной. Подняв воротник пальто, чтобы не зябли уши, он вышел из дома, но от самой калитки обернулся на горестные вопли Фиалки с Пионом и на постукивание пальчика в наперстке в окно гостиной.
- Муж! Муж! - взывала миссис Линдси, и даже сквозь стекло видно было, что в лице ее отражается неподдельный ужас. - Родителей ребенка можно уже не искать!
- Мы же тебе говорили, папа! - закричали Фиалка с Пионом, едва мистер Линдси вернулся в гостиную. - А ты все равно привел ее в дом, и теперь наша бедная... милая... рас-кра-са-ви-ца сестричка-снеговичка растаяла!
Их собственные милые личики заливали слезы, так что отец Фиалки с Пионом, обнаружив, что в повседневном мире порою случаются очень странные вещи, не на шутку встревожился, как бы собственные его дети тоже не растаяли! До крайности озадаченный, он потребовал объяснений у жены. Но та смогла лишь ответить, что, прибежав в гостиную на крики Фиалки с Пионом, не обнаружила ни следа одетой в белое девочки, если не считать кучки снега на коврике, да и та, пока она смотрела и дивилась, вовсе растаяла.
- Видишь: вот и все, что осталось! - добавила миссис Линдси, указывая на лужицу у печки.
- Да, папа, - всхлипнула Фиалка, с упреком глядя на отца сквозь слезы, - вот и все, что осталось от нашей милой маленькой сестрички-снеговички!
- Гадкий папа! - закричал Пион, топая ножкой и, - говорю с дрожью! грозя здравомыслящему джентльмену кулачком. - Мы же тебе говорили! Зачем ты привел ее в дом?
А Гейденбергская печка свирепо посверкивала на достойнейшего мистера Линдси сквозь слюдяное окошко в дверце, точно красноглазый демон, радуясь причиненному злу!
Заметьте, это был один из тех редких случаев, что однако же порою случаются, когда здравый смысл нас подводит. Примечательная история снеговички, - пусть людям проницательным, к числу которых принадлежит и достойный мистер Линдси, она показалась бы детской чепухой, - тем не менее, заключает в себе немало моральных уроков, что пошли бы им только на пользу. Так, например, один из выводов может сводиться к следующему: людям, в особенности же людям добросердечным, должно хорошенько подумать над тем, что они делают, и, прежде чем начать действовать из филантропических побуждений, доподлинно убедиться, что они постигли суть и условия данного явления. То, что почитается благом для одного, может оказаться абсолютным злом для другого; вот так же, как тепло гостиной было в самый раз для детишек из плоти и крови, вроде Фиалки с Пионом, - хотя и для них-то не слишком-то полезно, - но для злосчастной снеговички обернулось не много ни мало как гибелью.
Однако ж мудрецов такого склада, как добрейший мистер Линдси, ничему научить невозможно. Они и так все знают, - да уж, еще бы! - все, что было, и все, что есть, и все, что, в силу какой-либо грядущей вероятности, может случиться. И ежели какое-нибудь явление Природы или Провидения выходит за пределы их привычных представлений, они того не распознают, - даже если все случится под самым их носом.
- Жена, - объявил мистер Линдси, помолчав минуту. - Погляди, сколько снега нанесли дети на ботиночках. Ишь, какая лужа у печки! Будь добра, скажи Доре; пусть принесет тряпку и все вытрет!
