– Ой, хочу! – Дайона, забыв о необходимости защищать незаконченный рисунок от посторонних глаз, вскочила, повисла у брата на шее.
Он засмеялся: девчонка!
– Подожди, мотылек! Не порхай с мысли на мысль. Мы говорили про собаку.
Дайона разжала руки, вернулась в свой угол.
– Мы с отцом шли по главной улице… Ой, мне было так страшно! Стены, стены, стены! И люди ходят между ними. Совсем не так, как в нашей усадьбе. И через городские ворота было страшно проходить. Они огромные! Я, когда их увидела, даже немного заревела. А отец говорит: «Ты чего испугалась? Эти ворота защищают город от врагов, а не от свободных граждан, Дайона». И я сразу же успокоилась.
– А собака? – напомнил Дионисий.
По опыту он знал, что, если сестра начинала о чем-то рассказывать, остановить ее было нелегко, тем более дождаться сути. Хотя говорила она хорошо, складно. Мама однажды сказала, что Дайоне боги дали таланты, и если бы она была мужчиной, то со временем стала бы похожа на своего дядю – поэта. Дядя, брат матери, жил в Херсонесе и был известным человеком.
– Ой, Дионисий! Мы шли к дому Епифания. Вдруг в стене открылась калитка, и оттуда выбежал щенок. Я, правда, тогда еще не знала, что это – щенок. Отскочила, а он – представляешь! – он подошел и лизнул мою ногу! – Дайона засмеялась и тут же с гордостью показала то место, по которому прошелся мягкий язычок. – Я наклонилась и провела рукой по его спинке. Знаешь, у этого щенка была такая мягкая шерстка. И мокрый холодный нос. Так смешно! Мне захотелось с ним поиграть, но из калитки вышел большой мальчик и забрал собаку. Дионисий, почему у нас в усадьбе нет таких?
– Не знаю. В городе собак мало. Может быть, если мы попросим отца, он нам раздобудет одну… Ну, теперь ты покажешь, что нарисовала?
– Ладно! Только гляди не очень долго.
Дионисий взял пинакс. Несмотря на семилетний возраст, глаз и рука сестры были точны. Щенок, созданный стилосом, был именно щенком, хотя и недостаточно прорисованным.
– Хорошо получилось. Даже я так не смогу, – похвалил сестру Дионисий. – Но все-таки объясни, почему мне нельзя долго смотреть на твою собаку?
– Я скажу, только ты никому больше не говори, ладно?
– Ладно, ладно… Когда ты мне скажешь, я тебе тоже кое-что скажу.
– Скажи сейчас! – вскочила Дайона. В голосе брата она расслышала намек на предстоящие приключения.
– Нет уж. Как было договорено. Сначала ты.
– Тогда слушай. Я хочу нарисовать этого щенка очень-очень хорошо. А потом пойду в храм Артемиды и попрошу, чтобы она превратила нарисованного щенка в настоящего. И тогда у нас с тобой будет собака. Как ты думаешь, Дионисий, у меня получится?
– Но, Дайона, богам нелегко превращать нарисованных собак в настоящих.
– А если я свою нарисую очень-очень точно? Ну, Дионисий, там же и работы почти не останется! Если бы я была такой всемогущей, как Артемида, то постаралась бы помочь маленькой девочке Дайоне.
Брови сестры изогнулись лукавой дугой. Дионисий улыбнулся, провел рукой по таким же, как у матери, золотистым волосам.
– Боги всемогущи, Дайона. Рисуй!
– Не сейчас. Теперь ты скажи, что обещал.
– Моя тайна попроще твоей, но… вкуснее. Сливы поспели!!
₪ ₪ ₪
День прошел незаметно. После разговора с отцом предчувствия оставили Дионисия. Они с Дайоной беззаботно лазали по деревьям, ели чуть зеленоватые сливы, лежали в тенечке возле родника. Дайона ловила бабочек, любовалась разноцветными разводами на нежных крыльях. Дионисий провожал плывущие по небу облака, своими очертаниями напоминающие то гуся, то барана с огромными завитыми рогами, то башню, и вполуха слушал воркование сестры.
Сливы позволили пропустить дневную трапезу. Когда же солнце склонилось к горизонту, Дионисий заторопился.
К их возвращению отец был уже дома.
– Сегодня мы оставили работу раньше обычного. Близится ночь, но в нашем доме, хвала Гестии{16}, все спокойно! Я был прав: твои опасения, сын, оказались напрасны! – В голосе Гераклеона звучало плохо скрываемое удовлетворение. – Да и чего можно было ожидать? Пожара? Скифов{17}? Но никто в последнее время не видел их отрядов в наших местах.
– Да, по-видимому, я ошибся, – пробормотал Дионисий. Напоминание об утренних видениях, излишне веселый, возбужденный тон отца возродили его предчувствия. – И все же прикажи рабам, охраняющим усадьбу, чтобы они сегодня были особенно внимательны. Солнце еще не село…
– Я вновь прислушаюсь к твоим советам, Дионисий, и отдам необходимые распоряжения, но только после того, как мы закончим нашу трапезу.
«Отец очень хочет, чтобы я хоть раз оказался не прав. Как я хочу того же самого!»
В этот момент что-то яркое и многочисленное, как искры костра, в полной тишине пересекло двор, влетело под навес портика, в помещения складов, исчезло в гинекее. И тут же тишину разорвал истошный вопль.
Даже в сумерках было заметно, как побелел Гераклеон: беда пришла. Такая, с которой семье не справиться.
Дионисий, оставив во дворе отца, бросился в загоревшийся гинекей.
Сотни стрел с пылающей паклей подожгли дом почти мгновенно. Уже что-то рушилось, на скотном дворе бились и блеяли овцы, из оказавшейся бесполезной башни раздавались крики, стоны. Невыносимо выла женщина. Дионисий, знавший голос матери, мысленно поблагодарил богов, что этот нечеловеческий вой не принадлежал ей.
За стенами ржали лошади, слышалась чужая, рвущая уши и раздирающая душу речь – кто-то отдавал приказы. Наверное, они исполнялись в точности, потому что во двор полетели камни. Их было много, и Дионисий успел подумать, что под таким градом покинуть горящий дом будет непросто.
Алексия металась по комнате, тщетно пытаясь погасить разгоравшееся пламя. Ее хитон вспыхнул, но Дионисий, схватив не замеченную матерью трехручную ги́дрию, плеснул водой, одновременно оттолкнув от занявшегося ткацкого станка деревянный кли́смос.
– Мама, мы должны отсюда уходить. Горит весь дом!
Алексия вскрикнула, безумными глазами посмотрела на сына.
– Где твоя сестра? Где Дайона?
– Не знаю! Гинекей загорелся первым. Я бросился к тебе. Это скифы, мама! Я слышал их речь и ржание коней! Беги за мной!
Он потянул ее за руку. Алексия бросилась за сыном, но, запутавшись в складках хитона, упала. Вскрикнула от боли. Вскочила. Снова упала.
– Мама!
– Моя нога!.. Поздно…
Алексия потянулась к глиняной шкатулке. Та, выскользнув из дрожащей руки, разбилась. На пол посыпались нехитрые материнские украшения.
«Пиксида! Разбитая пиксида! Все так, как в моем видении!»
Дионисий упал на колени, пытаясь помочь матери. Но Алексия вытащила из лежащих комком пряжек, застежек, серег простое ожерелье, сделанное из ракушек-гребешков и костяных бляшек камбалы.
– Сыночек, беги без меня. Найди Дайону, спасайтесь вместе! В Херсонес бегите. Там твой дядя, мой брат – Актеон. Это ожерелье он сделал своими руками, когда мы были еще маленькими. По нему он узнает тебя. Ну же, Дионисий!
– Нет, мама, нет! Только с тобой!
– Моя нога повреждена. Мы встретимся позже. Обязательно встретимся. А сейчас выполни мою просьбу. Дайона где-то в доме. Помоги ей. И нам с отцом помоги: мы будем спокойны, зная, что наши дети в безопасности. Ты выполнишь мою просьбу, Дионисий?
Он молчал. Холодный голос внутри подсказывал, что все, о чем говорит мать, – неправда. Что эти минуты – последние. И больше он не обнимет ее, не услышит любимого голоса. Теряя драгоценные мгновения, Дионисий стоял, глядя на мать. Пламя, вопли, треск рухнувших где-то перекрытий – все это было, но словно во сне.
Алексия, забыв о боли, выпрямилась и с размаху ударила сына по щеке.
– Ну же, раскисший мальчишка! Очнись и беги! Спасай сестру. Ты отныне несешь ответственность за ее жизнь!
Пощечина и приказ подействовали, Дионисий приник к матери:
– Я люблю тебя, мама, – и, до крови закусив губу, чтобы не закричать, не оглянуться, выбежал из гинекея.
Комната сестры находилась рядом, но Дайоны в ней не было. Не было ее и в других комнатах, и в трапезной. Не замечая летящих камней, стрел, Дионисий метался по дому. Кто-то страшно закричал в кладовой, и мальчик бросился туда.
Кричал отец. Рухнувшее перекрытие придавило его к полу. Он скреб содранными в кровь пальцами плиты, покрытые чем-то скользким.
– Масло! Отец, это масло! – закричал Дионисий, понимая, насколько опасно, когда столько масла находится рядом с огнем.
Сквозь уходящее сознание Гераклеон разглядел сына и успел крикнуть:
– Немедленно убирайся!
Масло, достигнув огня, вспыхнуло.
Больше ничего не соображая, не отдавая отчета в своих действиях, Дионисий пошел по дому, поочередно заглядывая туда, куда еще можно было заглянуть. После того как на его глазах погиб отец, после приказа матери в сознании засело одно – найти и спасти Дайону.
