- Знаешь, что я вспомнила? - сказала она.
- Знаю: как я пришел к тебе с приглашением пойти на кинофабрику в Лихов переулок.
- Как ты догадался?
- Я про тебя все знаю. Запомни это раз навсегда.
- Ну и знай! А я тебе докажу, что ты задаешься! Я тебя еще так удивлю!
Они шли молча. Саша была счастлива оттого, что он рядом, чувствовала, что он нынче добр и нежен, хоть и не говорит ничего. Он крепко сжал ее руку, и рука обрадовано ответила.
Солнце садилось. В багряном последнем свете особенно ярки были городские улицы. Саша глядела по сторонам и видела, что город очень красивый. Ане и Кате утром было лучше. Сводка нынче хорошая: освободили Белгород и Орел! Все еще прибывали и прибывали на станцию поезда с детьми. На земле стало еще больше сирот, вдов и матерей, потерявших своих ребят. И все же победа приближалась. И никакое сердце не могло оставаться глухо к надежде. Саша вспомнила красные флажки на Митиной карте и подумала: все уладится... Все будет хорошо. Митя идет с ней рядом. Нет, все-таки жить на свете прекрасно!
Они подходили к дому.
- Скажи, - останавливаясь, сказала Саша, - ты пришел потому, что уезжаешь завтра в Коканд? Ты хотел, чтоб мы побыли вместе?
- Я не уезжаю, Сашенька. Я сговорился с Рашидовым, он едет вместо меня.
- Что случилось? - спросила она с тревогой.
- Сашенька... Я пришел потому... потому, что Аня опять слегла.
- Пошли мы с ней в магазин, - рассказывала Анисья Матвеевна, поставила я ее в уголок, от людей подальше, говорю: "Постой маленько, рис дают". Очередь не большая, но не сказать, что маленькая. Оглянулась - она на полу сидит. Да ты что, говорю, сдурела? А она голову свесила и молчит. Даю леденец - не берет. Я ее в охапку, а она: "Тетя Анися, лечь, лечь хочу". Ну, уж если ребенок сам - лечь, ну, думаю, плохо. И впрямь... Уложила ее, а она вроде задремала, слова не говорит. Только стонет. Я ей: головушка, говорю, болит? А она одними глазами показывает: нет, мол, не болит. Ну, Димитрий поставил градусник - глядим, тридцать девять. Он туда-сюда, докторшу позвал, она говорит: воспаление легких. Ну, он вечера дождался и за тобой побег... Ну, чего ты? Чего ты? Это, матушка моя, если всякий раз из-за каждой дитячей болезни так с лица спадать, это, знаешь, никаких сил не хватит.....Они дежурили возле Ани по очереди. Митя - днем, Саша - ночью, не оставляя ее ни на минуту. А она словно уходила и уходила от них. Ничего не было такого, что могло се тронуть или обрадовать, вызвать улыбку. Она как будто их и не слышала.
- Хочешь, я тебе почитаю? - спрашивал Митя.
- Почитай, - отвечала она безучастно.
- Аня, нынче наши взяли Киев. Держи флажок! Он расстилал на коленях карту и говорил:
- Ну, приколи сама!
Она послушно брала флажок и пыталась вколоть его, но слабые пальцы не слушались.
Не отдавая себе в том отчета, Митя и Саша предлагали Ане все, в чем отказывали прежде. Но сейчас ей ничего не было нужно. И только однажды, когда Митя посадил к ней на кровать Катю, она улыбнулась. Катя захлопала рукой по одеялу, сказала с натугой: "А я!"
Это слово Катя произнесла впервые. Аня благодарно улыбнулась, но почти тотчас прикрыла глаза и сказала:
- Убери ее!
- Что у тебя болит, Анюта?
- Ничего, - ответила Аня.
Анин лоб светился синевой. Уши казались большими, так исхудало лицо. Сквозь тонкую кожу на висках проступали синие жилки. Ее надо было кормить, выхаживать. Аня ела кротко, не в силах спорить, но есть ей теперь не хотелось.
...Была ночь. Митя сидел у стола, Саша у Аниной кровати.
Митя, ложись, - сказала Саша.
Нет! - ответил он, глядя в окно.
Аня дремала. Саша на минуту вышла на улицу, распрямила спину. Уже четвертые сутки она не спит. Сейчас она свалится и на час забудет все. Саша глотает ночной воздух, чувствует его свежий вкус. Воздух кажется ей упругим, как вода. "А что, если..." - думает она, - но нет, об этом нельзя думать никогда, ни за что. Саша встряхивает головой. И, стараясь не скрипнуть дверью, возвращается в комнату. Ее встречают полуоткрытые Анины глаза. Саша наклоняется над ней, и вдруг Аня говорит тихо, почти неслышно, Саша скорее угадывает, чем слышит:
- Мама, а он меня любит.
Саша не понимает.
- Кто? - спрашивает она.
- Он! - отвечает Аня и скашивает глаза к столу, за которым сидит Митя. - Мама, он плакал. Я видела. Ему меня жалко!
Аня снова закрывает глаза. За столом сидит Митя. Губы его крепко сжаты. Он набивает трубку. Лицо у Мити спокойное, глаза сухие, только чуть покраснели веки.
