«Жила как простой солдат… войском командовала… – словно зачарованная, как в чаду, повторяла Надя. – Так, значит, была же такая, что пренебрегла своей девичьей долей и пошла против самой природы наперекор судьбе…»
– И что же, добилась она чего-нибудь? – вся задыхаясь от волнения, спросила она своего нового собеседника.
– Ну, понятно, добилась, врагов-англичан разбила в пух и прах, потом, с мечом в руке, путь в столицу, занятую неприятелем, проложила для будущего короля Франции. А в конце концов сгорела на костре, заподозренная в колдовстве…
– Стойте, стойте! – вся потрясенная до глубины души, в бессознательном порыве и стискивая его руки, воскликнула Надя. – И эта девушка-воин, как она дошла до того, каким образом почувствовала она свое призвание?
– Во-первых, вы не щиплите меня, пожалуйста, – спокойно произнес Саша, с комической опасливостью отодвигаясь от своей новой знакомой. – А то вы сами не замечаете, как исщипали мне руки; а во-вторых, Жанна еще в детстве слышала голоса под священным дубом, призывающие ее к мечу и к подвигу. Да всего вам и не расскажешь; лучше я вам книжку принесу сюда или к тетке вашей Злачко-Яворской, благо мы с ней соседи по домам в Лубнах. Вы, поди, ее племянницу, Людмилочку Остроградскую, еще не знаете?
– Не знаю.
– Напрасно! Добрая девочка, даром что гадюк не истребляет и в Жанны д'Арк не годится. Они в Лубнах живут зимой. А летом здесь… У них вечера бывают… танцы… Гостей наезжает много. Бабушка вас наверное пошлет к ним знакомиться. Туда и книжку принесу… А пока домой пора. Пять верст – конец не малый. Мама у меня взыскательная. Попадет, чего доброго…
– Так не забудете книжку?..
– Не забуду уж! Прощайте, будущая Жанна д'Арк.
– Прощайте, Саша!
Стройно и звучно льются нежные звуки старинного прадедовского экосеза… Мелькают в плавных, красивых Движениях танца нарядные пары юных гостей. Низкие поклоны, изящные позы, грациозные реверансы и сияющие молодостью глаза и улыбки – все это сливается в одну сплошную звучную гамму все нарастающего и накипающего бурного веселья.
Домашний оркестр богатой и гостеприимной помещицы Злачко-Яворской вылезает, как говорится, из кожи, лишь бы доставить удовольствие своим исполнением ласковой и тароватой хозяйке. Тонким голосом заливаются скрипки. Мощным басом вторят им контрабасы.
Неподдельное веселье царит кругом. Кружева, блонды, цветы – все это смешалось в одно пестрое облако, закружившееся, завертевшееся в упоительном танце…
Беспечно-весело танцует Надя. Ради нее да ради ее кузины Милочки Остроградской и устроила весь этот вечер их баловница-тетка. Не узнать теперь Надю. В своем длинном воздушном платьице, с высокой модной прической, побелевшая, благодаря усиленным заботам тетки Яворской, всеми силами старавшейся свести загар с лица смуглянки, Надя кажется теперь вполне скромной и воспитанной барышней. По крайней мере, она ничуть не отличается манерами от своей кузины Милочки, танцующей визави с каким-то высоким мальчиком-кадетом.
Надя танцует с Сашей. И он много изменился за этот год. Здесь, в Лубнах, он уже не носит своей парусиновой блузы и высоких сапог. На нем фрак, жабо из кружев, на ногах щегольские туфли с блестящими пряжками.
Он успел близко подружиться с Надей за это время. Целый год прошел с тех пор, как он встретил босоногую панночку из «Бидли-вых кровок» с удушенной гадюкой в руке. С тех пор уже Надя успела переселиться, по просьбе тетки Яворской, к ней в Лубны, успела приучиться к занятиям, приличным молоденькой барышне из старинной дворянской семьи. Надя отлично рисует, немного поет, играет на клавикордах. Тетя Яворская не жалеет труда и денег, чтобы перевоспитать своего «дичка», как она, смеясь, называет девочку. К ней и Милочке, второй племяннице Яворской, круглой сиротке, приходит два раза в неделю танцмейстер, единственный мастер своего дела в их Лубненском захолустье, и преподает обеим барышням нелегкую по тому времени науку манер, грации и выдержки.
Теперь и сама Марфа Тимофеевна не узнала бы, пожалуй, в этой степенной, выдержанной барышне своего отчаянного гусаренка – Надю. Но если по внешности она изменилась, то в душе осталась тем же казаком-девчонкой, «тем же гусарским питомцем, тою же дикаркой. Еще ярче, пожалуй, разгорелось в ней внутреннее пламя любви к дикой мальчишеской свободе, лелеянное с детства. Еще сильнее закипела буря в душе, наполняя трепетом сердце этого странного, необычайного ребенка.
Саша Кириак сдержал данное год тому назад слово и принес тогда же своей новой приятельнице обещанную книжку о Жанне д'Арк, – книжку и картину, изображающую героиню Франции под священным дубом. И Надя прочла эту книжку и… словно прозрела… Точно открылись духовные глаза девочки, и она поняла вдруг то, чего до сих пор не понимала. Поступок Жанны стал разом доступным и понятным душе Нади.
«Если так поступила одна женщина, – думалось ей – почему не может поступить так же и другая?..» Кто поручится за то, что судьба не готовит долю Жанны ей – смугленькой Наде?.. Кто знает: может быть, и ее влечет такое же таинственное призвание к светлому мечу, к походу, к военной и ратной жизни? Ведь недаром же она, Надя, вздрагивает от малейшего звука военной трубы, недаром лицо ее покрывается краской, когда она видит солдат, вступающих в город. Недаром ее кидает то в жар, то в холод от одних только слов: «война… битва»…
И может быть, самое ее детство, проведенное «на марше», в походе, служит преддверием к тому неизведанному и чудесному будущему, на которое она решилась теперь пойти…
Решилась ли она? Так ли?
О, да! Вполне решилась! Ее решение бесповоротно с той самой минуты, как, вызванный ее пылким воображением, предстал перед нею впервые образ скромной пастушки с отважным, вдохновенным взором и золотыми косами до пят.
А сегодня ее решение стало окончательным. За корсажем хранится письмо, полученное ею из Сарапула, – письмо, в котором ее зовут домой отец, мать, родные.
Вернуться домой и снова погрузиться в мелкие заботы, снова гнуть спину за несносными коклюшками, выслушивать нотации матери, ссориться с Еленой.
Нет! Нет! Тысячу раз нет!
Нет, не для этой ничтожной девичьей доли родилась на свет она – смугленькая Надя! О! Она достойна лучшего жребия, и если не сейчас, по возвращении под родительскую кровлю, то через год, через два, через три, наконец, а она докажет всем, всему миру, что сильная воля, отвага и мужество могут пересилить все законы, все пресловутые условия природы. И она, Надя, будет солдатом рано или поздно, потому что женская доля ее не привлекает, а отталкивает, потому что яркий пример героини Франции доказывает ей, слабенькой 14-летней девчурке, что и женская ручка может держать тяжелый меч и владеть им. И темно-русая головка гордо поднимается, в то время как крошечные ножки старательно выделывают па экосеза.
– Саша, – говорит Надя, блестя разгоревшимися глазами, – как жаль, что нет войны теперь…
– А что?
– Я бы с восторгом вступила в ряды добровольцев или повела войска, как Жанна…
– Вы перепутали фигуру, маленькая чудачка! – говорит невозмутимо Саша, но сердце его бьет тревогу: он слишком хорошо знает своего друга, чтобы не понять, насколько серьезны ее слова.
О, этот смелый черноглазый, совсем особенный Саша! У него также непростая будничная душа. Надя успела узнать и полюбить его за это время. Если в нем нет того воинственного духа, которым обладает она, Надя, то все же и его душа, такая чуткая и прекрасная, несмотря на насмешливый ум, таит в себе неисчерпаемые сокровища. Он, Саша, создан на пользу ближних. Это видно по всему. Нет человека в хуторе, который не благословлял бы его. Он лечит больных, заготовляет и сушит травы для целебных настоек. Он жаждет принести пользу человечеству, он – этот черноглазый насмешливый мальчик. И он добьется своего, он станет врачом. Его мать, богачиха и гордячка, желает видеть в сыне умного, степенного помещика, которому она перед смертью передаст все свои богатые хутора. Дело лекаря – наемное дело. Им занимаются бедняки. Оно не для ее единственного Саши… Но какое ему дело до этого?.. Он будет врачом, или не стоит жить и прозябать глупо, бесцельно.
Так говорил он Наде, и так поняла она его. Поняла и оценила его твердую душу и смелое сердце, жаждущее добра.
И оба они, и он и Надя, так тождественны во многом, так похожи один на другого в своих безумных порывах к невозможному!
И теперь смугленькая девочка, выступая под мерные звуки экосеза об руку со своим другом, думает свою вечную, свою единственную думу. Думает и высказывает ее вслух.
– Пусть нет войны, все равно, – резким глухим голосом говорит эта странная девочка. – Война ни при чем. Можно вполне быть отважной и смелой и в мирное время. Не правда ли, Саша?
Но Саша не успевает ответить. Экосез переходит в веселую удалую польку. Беленькая, нежненькая, как цветок, и быстрая, как птичка, Милочка Остроградская подбегает к Саше и вертится с ним в головокружительной пляске.
