- Семья, детей трое, отец... - упрямо бубнила Карякина. - Отец добрый чтобы. За столом все сидели бы, чай пили, а он веселый, шутит. Все дети радуются, все смеются... И лампа яркая, а под столом - кот. Полосатый.
- Почему же именно полосатый, сударыня? - не утерпел Андрюшка Горяев. - Могу порекомендовать вам сиамского рыжего, короткохвостого! На свадьбу подарю. А когда, если не секрет, свадьба?..
Хорошо, что Дельфин пнул его под столом ногой, а Лидка скисла, села и лицо ладонями закрыла...
Дома я застал суматоху. Во-первых, в комнате Юлии Михайловны начали ремонт, во-вторых, она срочно уезжала в дом отдыха.
- Прихожу сегодня на работу, - рассказывала она маме, - меня так и ошарашили: путевка горит. Должна была поехать Фаина Петровна, и, представьте, у нее зуб заболел. Она туда, она сюда! Ничего не поделаешь, коронку снимать придется. Я, конечно, тут как тут. Путевка хорошая, в Кисловодск, мне только шестнадцать рублей доплатить придется, остальное за счет профсоюза. Целый день бегала, оформлялась.
- А как с билетом? - поинтересовалась мама.
- Поезд в десять вечера, билет у меня. Вы уж, Мария Николаевна, последите тут за ремонтом. Распорядитесь, чтобы помыли.
- Хорошо, только ведь я на работе...
- Ничего, Сережа подежурит!
Я едва не взвыл, когда услышал это. Сидеть в разоренной, заляпанной известкой квартире, когда у нас с Дельфином столько планов! Ведь каникулы!.. Но Юлия Михайловна как будто уловила мое настроение.
- В крайнем случае Лиду попрошу, делать ей все равно нечего. Да, кстати, вы не знаете новость? К Анне приехал муж.
- Какой муж? Разве она...
- Как какой? Да отец Лиды и Миши. Он с ними не живет... уж не помню с какого года, Аня мне что-то рассказывала. Теперь вызвала его из-за Лидки, чтобы воздействовал. На три дня приехал.
Юлия Михайловна сходила в коридор, вернулась с белым курортным чемоданом, шлепнула его на стол, откинула крышку. Резко запахло духами.
- Интересный мужчина, и, между нами говоря, она его не стоит. - Юлия Михайловна встряхнула розовую шерстяную кофту, уложила ее в чемодан. - Не знаю, правда, кем работает. Кажется, костюмер театральный или осветитель. Приблизительно что-то такое...
Я сидел и чистил картошку. Теперь, когда начались каникулы, мама неусыпно следила, чтобы я помогал по хозяйству. Кажется, какой пустяк почистить пяток картофелин. Но нет, для мамы тут дело в принципе: хотя бы потребовалась и одна-единственная, все равно почистить ее обязан я. Ну, принцип так принцип. Зато у меня предлог - сидеть рядом с мамой и слушать разглагольствования Юлии Михайловны. Иногда она изрекает любопытные вещи...
- Я обещала устроить Лиду в наше учреждение, когда вернусь. Как вы думаете, Мария Николаевна, благодарность у них есть или, так сказать, отсутствует?
- Какая благодарность?
Юлия Михайловна внимательно оглядывала шелковый цветастый халат, распялив его на руках.
- Обыкновенная. - Отбросила халат, занялась пижамой, тоже цветастой. По-моему, она должна бы сама догадаться и сделать мне курс алоэ на дому. Тридцать уколов. И вообще, знаете ли...
- Как-то странно... Не вижу тут никакой связи, - замялась мама.
- А я вижу, - не утерпел я. - Человек человеку, баш на баш, мы вам вы нам, ты мне - я тебе, что я с этого буду иметь... И еще много разных пословиц и поговорок!.. Да, забыл еще одну: с паршивой овцы хоть шерсти клок. В данном случае с несчастной овцы...
Я так разошелся, что вместо картофелины резанул себе по пальцу. Черт! Сам ведь вчера нож отточил. Перестарался.
- Допрыгался! - вскрикнула мама. - Йодом залей сейчас же! Сколько раз говорила, делай каждую работу внимательно... И нечего тут развешивать уши!
Обедали мы на сей раз в комнате, потому что в кухне было очень уж грязно. Пол уставлен ведрами, банками, измазан побелкой, затоптан. Пахло олифой и красками. Из комнаты Юлии Михайловны слышались голоса - малярки там распевали частушки.
- Я вижу, придется нам отныне обедать в комнате, - раздраженно сказала мама. - Из-за тебя. Вечно ты в чужие разговоры вмешиваешься.
- Не в чужие, а в твои, - ответил я. - Все дело в том, что я подрос. Взрослый. Я могу иметь свое особое мнение.
- Взрослый, - усмехнулась мама. - Ну, если так уж повзрослел, не потрудишься ли держать свое "особое мнение" при себе? Я вовсе не хочу нарываться на неприятности.
- Вот еще! Тут болтают такую подлую чушь, просто уши вянут, а я буду помалкивать, будто слабоумный какой? Не-ет, от меня не дождетесь! Чушь надо разоблачать.
- Сережа, ведь существует и простая вежливость, такт, наконец. Нельзя быть бестактным...
- А она имеет такт?
- Тише, тише. - Мама оглянулась на дверь. - Нельзя же от каждого требовать, чтобы... Нет, как все-таки с тобой трудно! Жаль, отца дома нет.
И мама замолчала. Я тоже призадумался. Дело в том, что мы с отцом собирались провести отпуск вместе. Рыбачить, купаться, спать в палатке, по вечерам - костер, чаек с дымком, комары. Хорошо! Скорее бы он приезжал!..
Сразу же после обеда к нам заявилась Юлия Михайловна. Со своей подушкой. Голова повязана полотенцем, лицо лоснится от крема.
- Мария Николаевна, вы отдыхаете? Я прилягу рядышком, можно? Ничего, ничего, я с краешку. Или лучше валетиком. Вот так.
Она улеглась. Оказывается, "валетиком" - это лежать головами в противоположные стороны. В первый раз слышу... Она улеглась на спину, сложила на животе руки и тут же заснула. Буквально через несколько минут я услышал негромкое ритмичное похрапывание. Ну и ну! Это ведь уметь надо! Сразу видно, что всякие там душевные волнения, сомнения и прочие сложности - все это совершенно чуждо Юлии Михайловне. Хороший аппетит, крепкий сон и, уж конечно, умеренные нагрузки. Житуха!
Мама читала лежа. Я видел, что ей неловко, тесно рядом с Юлией Михайловной. Она осторожно, стараясь не шелестеть, перевертывала страницы, а потом и вовсе отложила книгу. А храп нарастал. Прорывались уже какие-то воющие звуки. Поза спящей осталась незыблемой - пятки вместе, носки врозь, руки на груди. А лицо! Достоинство, спокойствие, мудрость. Этакий розовый Будда. Или иллюстрация к плакату: "Здоровый сон необходим для восстановления сил организма". Что-нибудь в этом роде. Мама не вытерпела и потихоньку выбралась с тахты...
Вечером ко мне зашел Дельфин, и мы вместе отправились к Лиде, надо было забрать кое-какие учебники.
Открыли не сразу. Надутый и явно чем-то рассерженный Мишка сказал, что Лидки нет дома, но что учебники для нас она отложила, они на этажерке. Мы прошли в квартиру. За столом сидел дядька в расшитой украинской сорочке и пил чай. Я сразу догадался, что это их отец, - он со вкусом попивал чаек, как у себя дома.
Завидев нас, привстал.
- Леонид Павлыч, - представился он. - Заходите, молодые люди. Чайку не хотите?
Стол был уставлен разными закусками, посередине желтела бутылка коньяку. Я заметил, что чай пил он совсем уж не по-людски: то отхлебывал из чашки, то тянулся к селедке или салу, закусывал. Наливал рюмочку коньяку, опрокидывал, а потом снова брался за чай.
Мы вежливо отказались.
- Напрасно, парни, напрасно. - Он покачал головой. - Чаек очень хорош. Ишь как заварен!.. Не чай, а прямо пожар в джунглях!
Это он здорово сказал. Я вгляделся попристальнее, и дядька мне, пожалуй, понравился. Лицо продолговатое, ровное, в мелких рыжих веснушках. Волосы тоже рыжие, подстрижены по-молодежному, удлиненным мыском на шее, а надо лбом пышно зачесаны вбок. Мы с Дельфином принялись разбирать учебники. Видно было, что Лидка кое-как собрала учебники - забирайте, мол, все, мне не нужны больше...
- Ликвидация имущества, - заметил Леонид Павлыч. - Дело понятное. Уговаривал, просил, умолял - не послушалась. Непокорная дочь!
Он наполнил рюмку. Напевая "непокорная дочь, непоко-ор-ная дочь...", выбрал на тарелке кусок ветчины, зацепил.
- Ваше!
Выпил. Вздохнул глубоко, удовлетворенно.
- Вы, молодежь, неправильно о жизни понимаете. Смотрю на вас, так сказать, изучаю. И вижу: нет и нет. Все неправильно.
- Как это - неправильно? - спросил Дельфин.
- Как? А-а, это целый разговор, - оживился Леонид Павлыч. - Вы ведь как живете? Каждый из вас, взять хотя бы этого вот пацана, - он указал на Мишку, - сотворил себе тюрьму. Я говорю - мысленную тюрьму. Ящик дубовый себе построил и в этом ящике сидит. Ограничитель вечный, клапан предохранительный... Вы кем хотите стать? - Он ткнул пальцем в сторону Дельфина.
- Капитаном.
- Во-во! А он летчиком, - кивок на Мишку. - То-то оно и есть. Сена клок перед мордой осла. Видите вы этот клок, и все тут. Вы - корабль, Мишуха - самолет. А что по сторонам - вас не интересует. А жизнь, она...
Леонид Павлыч мечтательно закачал головой. Пропел:
- А жизнь-то проходит мимо-о!
- А я думал, жизнь - это любимый труд, - с усмешкой заметил Дельфин.
- Э-э, друг... Кто его знает, что тут любимое, а что нет. Все течет, все изменяется. Я вот сколько перевидал. Ого! На море, между прочим, тоже побатрачил. Матросом был. Морока. Потом бревна катал в лесхозе. В рабочий класс подался, на завод. А городов сколько перевидал!.. Теперь вот в театре. Сцену освещаю, делаю день-ночь. Иллюзия, искусство, мираж чувств... Можно так, а можно и не так. По крайней мере, не скучно... Эй, цуцик, поди сюда!
