Рима ушла в сени. Он вскочил с отцовской кровати, вытащил из-под матраца аккуратно сложенные, чтобы прогладились за ночь, брюки, пошел умылся. Глаз пе то чтобы болел, но ныл легонько.
Проснулась маленькая Нюшка, села на кровати:
- Я уже поспала... Рима, а лепешки будешь печь? Мне сколько дашь?
- Иди умойся сперва! - крикнула из сеней сестра.
- А почему Капка не умывался?
- А я умылся.
- Ну да, а у самого под глазом черное совсем.
- Нюшка, битой будешь, предупреждаю! - пригрозил вполголоса Капка.
- Не мылся, не мылся!
- Да раз не отмывается, - проворчал Капка. - Это кислотой попало.
Вошла с чайником Рима.
- Капка, глаз-то, вот так да! Это как же?
- Сказал, кажется, ясно: кислота. Ну, мне идти время.
- Глаз-то смотрит? - озабоченно спросила Рима, заглядывая в лицо брату.
Капка прищурил здоровый глаз и посмотрел ушибленным.
- Глядит. Полная видимость.
- Ты хоть в зеркало взгляни, какая у тебя видимость!
- Некогда мие по зеркалам смотреть, это твое занятие главное.
- Да, а у самого вон что я вчера подобрала, из кармана выпало.
Капка увидел в руках у сестры маленькое зеркальце-книжку. Он подскочил к Риме:
- Дай сюда сейчас же и запомни на всю свою жизнь, что хватать его никто тебя не просит. Учти это для твоей же пользы.
- Ну, с левой ноги встал! - сказала Рима.
Капка промолчал. Он налил в кружку кипятку и стал сердито макать туда пригорелый сухарь. Маленькая Нюшка, торопясь, напяливала на себя платьице, путалась в рукавах, никак не могла выпростать голову и, зная, что брат спешит уйти, тыкалась изнутри в материю, лезла с вопросами:
- Капка, а когда ты мне фырчалку, чтобы сама крутилась, починишь? Ты обещал.
- Ладно, сделаю. Погоди.
- Нюшка, - послышался из сеней голос Римы, - ты в тесте ковырялась? Кто же это у меня разворочал все тут?
- Рима, я правда не лазила, ей-правду, не лазила! - заспешила Нюшка, выбравшаяся наконец головой из ворота.
- Это, может, я, - признался Капка, уткнувшись в кружку.
- Кто же тебя звал туда лазить?
- Это я ночью на глаз лепешки клал вроде примочки. Горело очень. Я клал сперва тряпку мокрую, а она больно быстро сохнет; а тесто хорошо: долго сырое. Я хотел обратно потом в квашню, да заснул.
- И не совестно тебе? Муки и так нет, а он...
- Чего ты привязываешься сегодня ко мне все утро! - рассердился Капка. Он был не в духе. - Уйду вот от вас в общежитие, и существуйте тут одни без меня. Не дадут человеку поесть толком! - Капка, нагнувшись, собрался было утереть рот углом скатерти, но Рима выдернула ее из-под рук. - Обойдусь без твоих лепешек, не помру.
Он встал и большими пальцами обеих рук заправил складки гимнастерки под пояс назад, поправил пряжку с буквами "РУ".
- Капка, - попросила Рима, - ты поколи дров мне, а я воды наношу.
Постираться хочу сегодня. Да, еще тетя Глаша вчера примус принесла. Иголка застряла, а у тебя магнит есть. И от Маркеловых костыль притащили. К ним сын вернулся, перекладинка отскочила. Ты почини, Капа.
- Ладно, вечером, как с работы приду, сделаю. Ну, где дрова? Давай колун, да живей, а то опоздаю.
Рима разжигала чурки, сложенные на шестке под маленьким таганком. Она чиркнула зажигалкой, из-под пальца метнулись остренькие искры, похожие на раскаленные гвоздочки. Щепки были сырые, не разгорались.
- Стой, дай-ка сюда, - сказал Капка, увидев зажигалку. - Это ты откуда взяла?
- Лешка дал, Дульков.
- Так, - промолвил Капка и положил зажигалку в карман.
- Капитон! Это, кажется, не тебе подарили.
- Ты-ы-ы, - с уничтожающим презрением проговорил Капка, - привадила долговязого! Надо иметь все-таки понятие, у кого берешь!
- Не знаю я всех ваших делов.
- "Делов"! Семилетку кончаешь, а говорить, как правильно, не знаешь.
- Ну дел, все равно.
-- Нет, не все равно. Он в Затоне у нас медь ворует, на базаре чиркалками торгует. Гнус он, спекулянт вредный, а ты его приваживаешь.
- Ну, и не твоя забота!
Капка, который был уже в сенях, вернулся, медленно подошел к сестре. Маленький, плечистый, он смотрел на красивую рослую сестру снизу.
- А чья же еще забота? Скажи! Ну? Отец что наказывал, когда уезжал? Ты это помни. А с сурпризом этим простись.
Он вынул из кармана зажигалку, пальцем провернул колесико, зажег, плюнул на огонь, повертел перед лицом Римы и сердито сунул в карман.
Вскоре со двора послышались глухие удары. Это Капка колол дрова. Дрова попались сырые, суковатые, осина. Колун застревал, поленья разваливались нехотя, со скрипом. Но Капка, рассадив с размаху толстый чурбак, вогнав клин колуна по самую середину, по-мужичьи ухая, ловко разваливал самые кряжистые и упрямые поленья.
Но вот дрова переколоты. Нюшка подобрала приглянувшиеся ей щепочки.
- Рима, я пошел.
И Капка, надев фуражку и шинель, перепоясавшись поверх хлястика кушаком с латунной бляшкой, отправился в Затон на свой Судоремонтный.
ГЛАВА 6
"Испытайте ваши нервы"
День был свежий, с Волги дул резкий ветер. Еще не подсохла весенняя грязь. На пустыре стояли большие лужи. В них отражались тягучие облака и синие просветы неба. Из одной лужи пила курица. Попив немного, она всякий раз закидывала вверх голову, словно каждый глоток заучивала наизусть. Капка присвистнул и вспугнул курицу. Она шарахнулась, растопыря крылья. Капка прошел через пустырь. В стороне остался школьный сад. Галочьи гнезда темнели в еще сквозной путанице недавно обзеленившихся ветвей. За кирпичной оградой сада, чем-то крайне обеспокоенные, галки то и дело срывались стаей с деревьев и, крича, носились над парком. В саду пропела какая-то незнакомая дудка.
"Что это, пионеры, что ли? - подумал Капка. - Не похоже что-то. Рань такая, и галки разорались..."
Потом ветер донес сдвоенные удары колокола. Звон был тоже незнакомый. Капка даже приостановился, вслушиваясь. Будто склянки бьют, как на пароходе. А с пристаней сюда не слышно.
Но Капке было некогда разузнавать, что все это значит. Ему надо было еще заглянуть на базар.
Капка свернул в переулок, а потом перешел на другую сторону, чтобы не проходить близко от сада, где жила презлющая старуха и не менее злопамятная собака. Отношения с обеими у Капки были испорчены еще с давней поры.
Но собака и старуха уже заметили спешившего по другой стороне Капку. Пес сварливо залаял, гремя цепью, ходившей по проволоке. Пес бегал, проволока гудела, словно трамвай шел. А старуха, грозя колючим кулаком через палисад, кричала Капке издали:
- Иди, иди сторонкой! Знаем мы вас, так и зыркают глазами, чего бы такое схватить!
Капка шел, не глядя в эту сторону и как бы не слыша крика.
Соседка, выйдя из своей калитки, успокаивала старуху:
-Это ты, Митревна, напрасно. Что ты его костеришь? Они, ремесленники, ребята старательные.
- Уж я знаю, какие старательные, - не унималась старуха. - Вчера, скажи, глянуть не успела, а вот такой же "старательный" мигом полотенце с веревки и сдернул. А тоже при фуражке, и пуговицы казенные. Да сам здоровый такой, цельный мужик ростом, а как припустился!
("Проклятый Лешка! Верно, это он побывал тут!")
Вот и базар. Час был ранний, народ пока только собирался. Длинные тени тянулись от возов. Базар еще был чистым, не замусоренным. Ветер гнал пучки сена между пустовавшими пока рядами. Но уже сидел близ дороги рябой, коротко стриженный слепец, вперив свой незрячий взор в поднимавшееся солнце. Слепца окружали тихие бабы. Одна из них качала головой в такт словам слепого, который медленно водил пальцами по выпуклым знакам на странице гадальной книги.
- Ожидается ему вскоре подполнение жизни, - говорил певучим голосом слепец, - и выходят ему при большой награде благополучные обстоятельства.
- А сам-то живой, здоровый? - спрашивала баба.
- Книга на сие ответствует, что можете иметь надежду и судьба придает счастливое свидание, если не выйдет исход фортуны.
И, слушая эти туманные предсказания, кивала бедная баба головой и крестилась:
- Ну, слава тебе господи! Спасибо, дорогой.
Уже хлюпала где-то, пиликая и подтявкивая, шарманка. Эвакуированный из Ялты чистильщик сапог уже успел развернуть свой полотняный зонт_с фестонами над высоким стулом красного бархата и присел на скамеечке подле ящика, на котором под деревянным следом был звонок, что было новинкой в Затонске. Мальчишки молчаливой толпой окружали чистильщика, который уже прошелся алой бархоткой по сапогам какого-то лейтенанта, хлопнул щеткой о щетку, перевернув, сложил их и, ударив по рычажку звонка, возвещая конец сеанса, небрежно бросил скомканную трешку в ящик, снова звякнув при этом.
Но Капке некогда было любоваться работой мастера, хотя только что на красный бархатный трон взошел человек в ярко-желтых, совершенно желтых ботинках и мальчишки замерли, предвкушая роскошное зрелище.
Встретился лоточник, веселый, разбитной, как всегда изумивший Капку своим красноречием. Удивительно легко и гладко получалось у него: "Имеется, граждане, курительная бумага на закурку для махорки, марки почтовые, заколки для женского персонала, годится бумажка на оберточку для пудры и для других надобных целей, марки кому угодно, художественные открытки с видами роз и цветов". Но не до цветов и видов было Капке. Не остановился он и у замечательного сооружения, около которого сидел интеллигентный старичок в соломенной шляпе. Полукруглый циферблат венчал высокую деревянную колонку, дрожала стрелка-егоза, вились зеленые провода, висели по бокам две ручки, какие бывают на детских скакалках. И надпись гласила: "Испытайте ваши нервы". А снизу была прибита еще одна дощечка, и па ней значилось: "Аппарат изобретен Эдисоном, безвреден для здоровья. Только один рубль".
