— Нет… Просто он очень симпатичный, маленький, один метр.
Знания сыпались из Темки, как горох из мешка, и Толик узнавал тысячи забавных вещей. Оказывалось, что в одну секунду дельфин проплывает пять метров — как курьерский поезд мчится, — что сердце у кита весит столько же, сколько целый конь-тяжеловес, и что одной только крови у кита десять тонн, что дельфины разговаривают между собой, спасают людей в море и что мозг у дельфина больше, чем у человека.
— Ты кем будешь? — спросил однажды Темка у Толика.
Толик пожал плечами. Давно уж он не думал, кем станет. Сначала хотел летчиком или моряком, но это давно. Потом перестал думать о таком далеком, не до того было…
— А я стану акванавтом! — решительно произнес Темка.
— Кем-кем? — не понял Толик.
— Акванавтом. Значит, море изучать буду. И знаешь, чего я хочу. Приручить дельфина!
Темка глядел восторженно на Толика, глаза его блестели, словно вишни на солнце, и Толик удивился, откуда это у Темки, который живет в сухопутном городе — одна речка только рядом, — такая любовь к морю?
— Ты море-то хоть видел? — спросил Толик.
— Не! — весело ответил Темка. — Только в кино!
В кино и Толик много раз видел море, ну так что ж, этого ведь мало, и он поглядел на Темку с интересом. Значит, такой твердый у него характер, раз моря не видел ни разу, а любит его, любит дельфинов своих и кашалотов.
— Ну, это ничего! — воскликнул, весь светясь, Темка. — Меня отец обещал свозить к морю.
Отец! Это слово резануло Толика.
— Какой отец? — спросил он встревоженно.
— Да мой, мой, — помрачнел Темка. — Не волнуйся. — И закурил хмурясь. Толик задымил тоже. Как-то так получалось, что, разговаривая про отцов, они курили, хотя удовольствия было мало, а Темке так просто вредно — ведь спортсмены не курят.
— А кто он у тебя? — помолчав, спросил Толик.
Темка задумался, потом сказал:
— Нет, конечно. К морю он меня не свозит. — И добавил, горько усмехаясь: — Он у меня пьяница.
Толик испуганно уставился на Темку. Вот, значит, что.
Толик вспомнил тот вечер, хмельного отца. Он никогда не был пьяницей — правда, выпивал, но крепко только в тот вечер. И Толик не мог подумать даже, что отца можно лишиться из-за пьянства, хотя пьяные, бредущие вдоль заборов мужчины не раз встречались ему.
— Мать сперва жалела его, — сказал Темка, — в больницу лечиться возила, но он оттуда сбежал — домой пьяным вернулся. Прямо в больничном халате пришел, а под ним — ничего нет. Мать его и выгнала.
Он вздохнул, выпустил струю дыма, прикрыл глаза.
Толику стало жаль Темку, жаль его отца и мать, которых он никогда не видел, но которые мучились из-за водки, отец — не замечая этого, а мать — переживая, страдая, горюя, как Толикина мать, наверное, даже хуже.
— Ты пробовал водку? — спросил неожиданно Темка, оборачиваясь к Толику.
Он мотнул головой.
— А я пробовал, — сказал Темка. — Специально пробовал, когда дома никого не было. Узнать хотел, чего он находит в ней.
Темка замолчал.
— Ну? — подстегнул его Толик.
— Налил полстакана и выпил. Горько — ужас! Голова сразу кругом пошла, будто в нокдаун попал. А потом мутить меня стало. Тут мать вернулась, понюхала стакан и давай меня ремнем хвостать. Ревет и лупит, ревет и лупит, а я ей ничего объяснить не могу, язык еле ворочается. Испугалась, что и я запью.
Он усмехнулся.
— Твой-то тоже попивать начинает, — сказал он.
Толик вздрогнул. Отец стал выпивать? Да нет, быть этого не может!
— Врешь! — выдохнул Толик и добавил зло: — Наговариваешь ты все, потому что ненавидишь! — И сам удивился тому, как сказал. Будто он Темку уговаривал отца любить.
— Ну, знаешь, — обиделся Артем. — Что не люблю я его, это точно. Но чтобы наговаривать, ты это брось.
Верно, не тот человек был Темка, чтобы зря говорить.
— Хоть бы он ушел поскорей, — вздохнул Темка. — Вот думаю и ничего придумать не могу. Что бы такое выкинуть, чтобы он ушел? — Он повернулся к Толику. — Может, ты придумаешь?
«Что тут придумаешь, — с горечью подумал Толик. — Ведро воды на него вылить, чтобы обиделся, капкан у входа поставить? Все это ерунда, все это детские штучки, и не помогут они».
— Может, мне из дому уйти? — спросил сам себя Темка. — Я ведь давно хотел. Но куда? — вздохнул он. — Куда уйти-то?
Они бродят по городу, как два бездомных щенка, и некуда им деться. Слава богу, погода стоит хорошая, и мать Артему дает немного денег. Они покупают пончики с повидлом и запивают их сладкой газировкой — не хуже любого обеда и даже интереснее — не надо есть суп и сидеть не надо. Пожевал стоя, попил и шагай себе дальше.
В речке искупаются, на тренировку Темкину сходят — Толик его в коридоре подождет, потом опять просто так бродят. Весь свой город исколесили. Где не побывали только. Даже в знаменитой Клопиной деревне.
Давно-давно, когда ни Толика, ни Темки на свете не было и война шла, в город их приходили эшелоны. Выходили из них люди, вытаскивали тяжелые ящики, везли на лошадях в разные места, где днем и ночью костры горели. Зима была, кострами отогревали землю, а потом вбивали в нее железные балки, строили торопливо заводы, ставили в холодных цехах станки, которые в ящиках привезли. Холодно было, померли многие по дороге от голода, а станки привезли, как новенькие — в смазке, не попорченные ржой, чтоб сразу, без проволочек можно было делать снаряды.
Тетя Поля говорила Толику, о себе люди тогда думали мало, работали круглые сутки, в три смены, а жили как попало. Строили деревянные хибарки в длинном овраге, который был в самом центре, между стенок опилки насыпали для теплоты или паровозный шлак. Хибарки росли одна возле другой, как пчелиные соты, и никто не жаловался. Думали: кончится война, построим большие дома, заживем хорошо сразу, да не вышло. Не сразу большие дома построили, да и хибары не сдавались — время-то шло, рождались дети вроде Темки с Толиком, в хибарках народу прибавлялось, и никаких новых домов не хватало, чтобы расселить деревянный овраг. Овраг этот прозвали Клопиная деревня.
Уже выросли Толик с Темкой, люди послевоенного рождения, а Клопиная деревня все существовала, хоть и опустела почти. Дощатыми крестами заколотили окна хибар, и зимой домики заносило непролазными сугробами по самые крыши. Нежилым, пустынным, таинственным становился старый овраг.
Стоя рядом с Темкой на краю обрыва, Толик думал, что сверху Клопиная деревня походит на странное лицо, изрытое оспой, изрезанное морщинами улиц и полосой ручья, протекавшего по дну. Лицо было безмолвным, будто вырезанным из камня, как лица египетских сфинксов из учебника по истории. Но оно не умирало, нет, наоборот. Толику показалось, овраг едва ухмыляется, притворился, что глух и стар, а сам готовится выбросить какую-нибудь штуку.
— Пойдем? — спросил Толика Темка, кивая на овраг.
Тысячу раз разглядывал Толик сверху Клопиную деревню, даже бывал там раньше у каких-то бабкиных знакомых — правда, это было давно, когда окна в хибарках еще сверкали мутными стеклами, а по узким улицам ходили люди. Но идти туда сейчас… Ему стало не по себе, жутковато, но Темка поглядывал на него, улыбаясь, и Толик вспомнил про отважного кита.
Ступеньки крутой лестницы вели их вдоль пустой горбатой улицы. Солнце не забиралось сюда, и прямо посреди дороги росли тощие, но безмерно длинные подсолнухи с маленькими головками.
— К свету тянутся! — сказал про них Темка, как про живых, и они удивленно остановились. Дорогу им пересекала курица с цыплятами. Это было странно и смешно — по вымершей деревне шла такая живность. Мать шагала деловито, не обращая внимания на людей, будто никогда им не принадлежала.
— Во дает! — восхитился Толик смелой курицей.
Сбоку стояла хибара, такая же, как другие, с заколоченными накрест окнами, только дверь была распахнута. Она тихо скрипела на ржавых петлях, чуть шевелясь от незаметного ветерка.
Темка шагнул в хибару, распахнул еще одну дверь и шарахнулся в сторону. В комнате раздался дикий визг, мимо них метнулось чудовище, и Темка расхохотался.
— Да это кошка! — крикнул он. — Их тут уйма.
Они вошли в домик.
На полу лежал толстый слой пыли, и в ней после каждого шага оставались четкие следы. На полу лежали желтые газеты и стопка старых книг.
Толик перевел дыхание.
— А что? — вдруг сказал Темка. — Это идея! Здесь можно жить.
И весело поглядел на Толика.
10
Толик был в восторге от Темки.
Еще когда они поднимались из Клопиной деревни, Толик, глядя восхищенно на Темкин затылок, решил во всем ему подражать. Кроме бокса. Он даже подстричься решил под бобрик, как Темка.
Все-таки удивительный человек встретился Толику. Ведь небольшой еще, не взрослый, во всяком случае, а какой решительный! Только теперь Толик начинал понимать по-настоящему Темкины слова и про кита, и про то, что человек должен сильным быть. Темка был сильным и волевым и воспитывал в себе силу и волю.
