летчики. Так чего же ты?
В те дни по всей стране начали готовиться к выборам в Верховный Совет. Страницы газет заполнились именами и портретами кандидатов. Здесь были уже давно прославленные, большие люди страны. Встречались и новые, еще малоизвестные. Но в своих краях они были знамениты, и народ призывал доверить им дело и власть.
Раз утром Аня Баратова принесла в класс районную газету и разложила ее на парте у Гешки. И толстый Плинтус басовито и торжественно прочел, что колхозники села Холодаева выдвинули кандидатом в депутаты Верховного Совета от Северянского округа своего знатного земляка, Героя Советского Союза Климентия Черемыша. И с этого дня на предвыборных собраниях и митингах в городе Северянске не стихали овации в честь героя. Северянцы единодушно призывали отдать звание своего представителя в Верховном Совете отважному летчику.
— Ну, — говорил теперь Гешке директор Кирилл Степанович, озабоченный и вечно спешащий на свой участок, — смотри, брат героя, не подкачай теперь. Я председатель избирательной комиссии. В члены правительства братца выбирать будем. Чувствуешь, почет какой? Так ты, Черемыш, уж не подведи. Как хочешь, а должен теперь на круглых «отлично» идти, иначе нельзя. Не мыслю просто иначе… А то всю ты мне работу подорвешь. Брат героя-кандидата должен быть отличником. Это само собой напрашивается. Так-то, ничего не поделаешь! Государственное дело. Держись, Черемыш Геннадий, держись, брат героя!
А ребята тревожились, как бы вдруг другой какой-нибудь округ не перехватил героя. И приставали к Гешке, чтобы он написал брату письмо в Москву и упросил его: путь дает согласие баллотироваться от Северянского округа.
— Напиши, Геша… Три кино есть, лесопилка электрическая, тротуар диабазовый… В горсаду летом фонтан выше крыши брызгает. По сплаву сто двадцать четыре процента выполнено. И по хоккею, не забудь, первое место во всем крае. Ты уж окажи нам знакомство.
Гешка обещал непременно написать об этом. И вскоре стало известно, что Климентий Черемыш дал свое согласие баллотироваться в Северянском округе. А в письме, напечатанном в районной газете, герой-летчик благодарил за высокую честь и доверие. И он обещал гражданам Северянска, своим избирателям, что через месяц приедет самолично в Северянск.
Когда сообщили об этом Гешке Черемышу, заметили, что он как бы встревожился.
— Ты что же, Геша, не рад разве? — спросила Аня Баратова.
— Что значит не рад? — сказал Гешка. — Странное дело, очень рад!
Но с этого дня стали примечать в нем странную перемену. Он сделался неряшлив, рассеян. На уроках он смотрел в окна, думал, видно, о чем-то другом, отвечал невпопад на вопросы преподавателя. Он стал теперь уединяться от товарищей, нагрубил ни с того ни с сего Ане, просил не соваться в его дела, когда Аня как староста хотела узнать, что с ним происходит. Потом он поссорился с Плинтусом и едва не подрался с ним на катке из-за ключа от коньков.
— Я не погляжу, чей ты там брат, а как дам вот, так живо у меня об лед загремишь! — напирал на него Плинтус.
Верный Коля Званцев еле разнял их.
Гешка даже и на хоккейные тренировки стал опаздывать; едва раздавался последний свисток вожатого-физкультурника, он тотчас отвинчивал коньки и, прихватив клюшку, уходил с катка. В классе он получил уже три «посредственно» и два «плохо». И когда Евдокия Власьевна попыталась переговорить с ним по душам, он надерзил ей и просил оставить его в покое. Он стал вялым, ничто его как будто уже не интересовало — ни школа, ни каток, ни предстоящий приезд брата. Чтобы как-нибудь его растормошить и подзадорить, Евдокия Власьевна придумала вот что.
— Слушайте, девочки! Что у нас такое с Черемышем творится, в толк не возьму, — говорила учительница Ане и ее товаркам. — А ну-ка, примитесь за него…
— С ним просто невозможно, Евдокия Власьевна!..
— А вы попробуйте. Я бы на вашем месте знаете что сделала?..
Ане давно уже хотелось проучить зазнавшихся хоккеистов. И, зная, что Гешка гордится успехами своей команды, она по совету Евдокии Власьевны вызвала мальчиков на матч. Мальчики сперва подняли ее на смех:
— Вы! Писклявая команда!.. Соображаете, на кого замахнулись?
— Боитесь, значит, — сказала Аня спокойно.
— Было бы чего бояться! — закричали хоккеисты. — Только писком вашим уши засорять!
— Пять минут визг — и команда вдрызг, кто куда! — захохотал Плинтус.
— А это мы еще посмотрим, кто запищит, — не унималась Аня. — Трусите просто.
— При чем тут трусите! — взъерепенились хоккеисты. — Просто возиться с вами никакой охоты нет. Вас чуть тронешь клюшкой, так вы жаловаться Евдокии Власьевне побежите.
Но Евдокия Власьевна, которая была в заговоре с девочками, добилась у директора разрешения устроить товарищеский матч с условием, что играть будут не долее получаса, с перерывом, и что капитан Черемыш даст слово, что мальчики играть будут вежливо. Пришлось вызов принять.
Расчет Ани Баратовой оказался верным. Гешка стал походить снова на прежнего Гешку. Вызов Ани Баратовой раззадорил его: «Думает, я уж вовсе конченый. Ладно, ладно…»
— Надо постараться будет… всыпать им штук пятнадцать с пылу с жару, горячих, — говорил Гешка своим хоккеистам. — Кладу две минуты на гол…
И команда его усиленно готовилась к матчу. Девочки тоже неутомимо тренировались. Они собирались на маленьком прудке в городском саду, недалеко от кино. Возвращаясь с реки, мальчики нарочно заворачивали в городской сад и, пройдя к пруду, дразнили Аню Баратову и ее подруг. А Плинтус раздобыл раз на свалке под берегом дохлую курицу, бросил ее на лед под ноги хоккеисток, крича:
— Вам разве мячом играть! Вам дохлую курицу гонять надо, а вместо клюшек — веник. Хотите, принесу?
— Проходите, проходите! — кричала Аня. — Нечего вам тут подсматривать, как мы тренируемся!
— Увидим, из кого еще перья полетят, — звонким утиным голоском поддерживала ее маленькая вертлявая голкиперша Рита.
И девочки очень обидно визжали от хохота. А Плинтус затыкал уши пальцами и жмурился.
За два дня до матча стало известно, что завтра прибывает Климентий Черемыш. Городок приукрасился, чтобы встретить честь честью своего избранника. На каждом углу Гешка видел портреты своего брата. Брат в упор и лукаво смотрел на него сверху. Портреты парусили на ветру, и герой на полотнищах то хмурил брови, то улыбался братишке. В эти дни Гешка стал опять угрюмым и неразговорчивым. Он избегал товарищей, а на катке, когда болтливый Плинтус начинал вспоминать: «Вот здо́рово, Гешка! Значит, послезавтра брата увидишь опять…» — Гешка обрывал его:
— А ну давай без посторонних разговоров! Тренироваться так тренироваться… А то девчата возьмут да и… Знаешь, как в книге
