Так грезы о любви слаще самой любви. И в обладании мечты об обладании лучше самого обладания. Миначчи мечтала:
- Я прикажу выколоть ей глаза, выдернуть все зубы и по одному выщипать каждый волос, я прикажу вырвать ей груди железными клещами и выжечь клеймо на щеках. Узнает ли мой муж свою красавицу?
Но тут же решила иначе.
- Нет. Зачем трудиться быть жестокой самой, когда что есть более беспощадное, чем природа?
Она приказала собрать сто оспенных больных и запереть их в здание подальше от дворца.
- Я посажу к ним Серасвати, когда ее приведут. А в ожидании она приказала делать каждый день жертвоприношение богине Оспы, чтобы умилостивить ее на гнев, и богу Сива, чтобы он сохранил Серасвати живой.
Когда весть об этом дошла до Серасвати, она перевела свой изумленный взгляд с земли на небо.
- И эти жертвоприношения будут приняты, и эти моленья исполнены? Что ж тогда боги? Они делают для людей гнусности за маленькие подарки? И так как никогда не может быть счастлив один, чтобы не был несчастлив другой, - то боги непрестанно делают людей несчастными за цветок или за молитву? Говорят, что боги создали землю по образцу неба. Можно подумать, что, наоборот, люди создали себе небо по образцу земли. И, желая создать себе слуг, создали богов!
Выйдя из пещеры и благополучно миновав пустынные сады, Серасвати была изумлена.
В противность обычаю, не весь Джейпур был сравнен с землей.
Тот, кто мог заплатить за свою жизнь деньгами, - остался жив.
После страшной ночи купцы раскладывали товары в уцелевших лавчонках.
Награбленные ими у других, убитых, торговцев. А покупатели ходили и присматривали товары, собираясь покупать.
На награбленные деньги покупать.
Купцы были довольны, что у них стало меньше соперников. А покупатели радовались, что немного осталось народа, и можно все дешевле купить.
В общем же никто особенно не запрашивал я особенно не торговался: продавали краденый товар и покупали на краденые деньги.
Уцелело несколько домов знатнейших раджапутов. Один указал потайное место, где хранились сокровища старого раджи, - и тем заслужил расположение нового повелителя.
Другой обещал указать, где хранится еще больше сокровищ, - и тем входил в милость.
Садами домов, прячась и укрываясь, прошла Серасвати в жилище вельможи, ближайшего своего родственника.
- Серасвати, ты осталась жива?! - воскликнул он с изумлением, увидев ее.
- Да, и даже не совершив измены! - ответила Серасвати. Спокойствие этого дома говорило ей о совершенной измене. - Но не бойся! Я не стану стоять укором перед твоими глазами. Спрячь меня только в течение дня и дай возможность бежать ночью.
- Правда, я бичевал сегодня ночью тело твоего отца, - сказал смущенно, опуская глаза, раджапут, думая, что Серасвати все известно, - но на тебя у меня не поднялась бы рука. Твои несчастья кого не тронут! И будь я один... Но у меня семья. Я должен думать о ней.
- И, заботясь о своем сыне, ты хочешь, чтобы у него был отец негодяй?
- Те, кому нечего терять, как тебе, называют подлостью всякое благоразумие. Не подплывай к тонущему. Скорее он тебя утопит, чем ты его вытащишь. Несчастье прилипчиво. Когда мы устраиваем пир, мы зажигаем огни так, чтобы нигде не было темного уголка. В темноте прячутся мрачные мысли. Жизнь моей дочери была сплошным пиром, я не хочу, чтобы чужое горе наложило отпечаток на ее нежную душу!
- О, святость семейных уз! О, жизнь, полная жертв! Вы приносите детей в жертву себе и себя в жертву детям. Прощай! Желаю твоей дочери, если с ней случится несчастье, постучать в дверь к человеку не столь добродетельному.
И сама она постучала в дверь другого родственника, другого раджапута.
- Серасвати! О, боги! - воскликнул он.
- В твоем голосе больше изумления, чем радости. Но мне все равно, из какого чувства ты дашь мне приют до ночи и лошадь ночью. Ты еще не успеешь придти в себя от изумления, как меня уж не будет в твоем доме.
- Нет, Серасвати!
Он не потупился и глядел на нее прямо.
- Я слишком чту и боюсь богов, чтобы та, кого они преследуют, переступила порог моего дома. Вспомни все. Могущество твоего отца и его падение. Безумие, его поразившее. Его гордость и твое унижение. Разве здесь во всем не видна воля богов?
- Кшатриа, ты говоришь как браман.
- Я счастлив, если это так. Кто же смертный, кто дерзнет воспротивиться воле богов? Кто, безумец, подставит свою слабую грудь под разящий меч бога Сивы и, гордый, подумает, что меч бога разобьется об его жалкую грудь?
- Воин кастою, твоя мать согрешила с браманом, когда зачинала тебя.
- Лучше ругательства врага богов, - лишь бы не его благодарность!
- Прощай, тигр с душою козленка! Жрец, нарядившийся воином! Отбивай хлеб у браманов, чтобы они прокляли тебя и призвали на твою голову все несчастья. Но до тех пор люди пусть станут меньше чтить и бояться богов. Иначе ты погибнешь среди богобоязненных людей, как среди диких зверей.
- Серасвати! Ты оскорбляешь вечно радующихся!
- Нет! Слава богам, создавшим тебя.
Она толкнулась в третью дверь. Ужасу раджапута здесь не было пределов.
- Серасвати! Что за безумие ты делаешь?
- Безумие! что я бегу от позора?
- Но Рама, наш раджа, отдал приказ отыскать тебя!
- И я должна сделаться его наложницей? Я? Дочь раджи?
- Раджа тот, кто раджа сегодня.
- Если бы вчера я сделалась наложницей Рамы, - это было бы преступлением, если я сделаюсь ею сегодня, - я исполню свой долг. Раджа переменился в Джейпуре. Но, ведь, я-то осталась та же, что была и вчера. Что же? Мой долг - совершить преступление, или преступление исполнить свой долг?
- Мы обязаны повиновением радже.
- Если знатные ему так повинуются, то зачем Раме рабы? Желаю, чтобы те же самые мысли пришли тебе в голову, если Рама захочет сделать наложницей твою дочь. А, может быть, я угадываю твое заветное желание?
- В тебе говорит безумие!
Четвертый раджапут встретил Серасвати вздохом сожаления.
- У тебя добрая душа, но способна ли она на что-нибудь, кроме вздохов? - сказала Серасвати. - Или и ты собираешься меня награждать добрыми словами на пороге, вместо того, чтобы впустить к себе в дом, и дать мне добрый совет, вместо лошади?
Раджапут снова вздохнул.
- Серасвати, голос отца я слышу в твоих словах.
- Да, я приходилась дочерью моему отцу.
- В тебе говорит гордость. Но каждому положению присуще свое чувство.
- Мне?
- Смирение. Несчастию к лицу смирение, как гордость - украшение власти.
- И я смиренно должна сделаться наложницей убийцы моего отца?
- Я тебе не советую этого. Я советую одно: покориться. Орлы борются с бурями, а раненой птице одно - лететь по ветру. Со вздохом говорю тебе это, но иного сказать не могу.
- Смирение! Покорность! Перед тем, как говорить с несчастными, ешь благовонные травы. Тогда твои вздохи хоть усладят их ароматом.
И, оставшись одна пред захлопнутой дверью, Серасвати сказала себе:
- Нет! Я стану слишком святою, если буду продолжать стучаться к вельможам. Люди пускают в несчастных советами, как дети в собак камнями. Чтоб отогнать их от своего дома. Смирение! Покорность! Мы выдумали тысячи стражей, чтобы они оберегали нас от других. Всякий хотел бы, чтобы другие были честны. Тогда легче их обворовать. Добродетель - это то, что нам выгодно видеть в других. Смирение! Покорность! Боги, создавшие нас земными богами, не знают ни смирения, ни покорности. Мы сами выковали все эти цепи. Для других. О, вечно радостные боги! И вашего веселья не нарушает вид нечестивицы, нарушающей все законы неба и земли, лишенной смирения, не знающей покорности ни вам, ни родине? Семейные узы, повиновение богам, благоразумие, покорность власти, добродетели, - о, боги! - все это существует для того, чтобы я сделалась наложницей Рамы! Никогда меня столько не направляли на путь добродетели, как с той минуты, когда я сделалась несчастной! Бедняков направляют на путь добродетели, как воров сажают в тюрьму. И добродетель - это тюрьма, в которую хотели бы посадить бедняков!
Она вышла из полуразрушенного города, по дороге, увидев труп убитого юноши, переоделась в его платье и стройным юношей, легким на ногу, бежала в горы.
Вблизи вершин она встретила стадо овец и пастухов, которые, собравшись вокруг костра, сидели и молчали, потому что им не о чем было говорить: они не видели ничего, кроме неба, овец, гор и друг друга.
- Привет и мир вам! - сказала Серасвати, подходя к костру.
- Привет и тебе, путник, а мир у нас всегда! - ответил один из пастухов.
- В долинах, однако, война. Жители Непала и Бенареса напали на жителей Джейпура, покорили страну и разрушили город.
- А нам не все ли равно? - пожал плечами пастух. - Мы сгоним овец с гор, когда придет время стрижки, - а кто будет стричь шерсть, жители Непала, Бенареса или Джейпура, - не все ли равно нам и овцам?
"Да, здесь мир! - подумала Серасвати. - Недаром в божественной песне рассказывается, что Кришна принял вид пастуха. Вот, люди такими, какими создала их природа".
