Неизвестно, кого подбадривала Евдокия Ивановна: не то Чечек, не то себя… Все-таки трудно сердцу, когда родной человек уходит из дому, пустое место в доме остается надолго…
После обеда неожиданно засияло солнце. Костя уже сложил свои тетради и учебники. Рюкзак его был готов — хоть сейчас в дорогу.
— Пойдем еще раз походим по саду, — сказал он Яжнаю.
— Пойдем, — согласился Яжнай.
— А я? — вскочила Чечек.
— И ты! Пойдем.
В саду слышались голоса. Юннаты хлопотали около огородных гряд, разглядывали яблони, проверяли весенние свои посадки — смородину и «викторию». Вдали, среди тоненьких яблоневых стволов, Костя увидел светло-голубой платок Настеньки. Она ходила от деревца к деревцу, окруженная стайкой ребят.
«Как наседка с цыплятами!» — весело подумалось Косте.
К Яжнаю и Косте тотчас подошли товарищи — Андрей Колосков, Манжин, Ваня Петухов. Ребята пожимали друг другу руки.
— Здорово, Кандыков!
— Здорово, Манжин!
— Здравствуй, Андрей!.. Как живете, ребята?
— Ничего. Как Барнаул?
— Завтра едем!
Поговорили, посмеялись, вспомнили кое-что…
— Эх, что бы это для вас на прощанье сделать? — вдруг сказал Костя. — Посадить бы что-нибудь еще, что ли!
— А что ж, — подхватил Яжнай, — давай сделаем! Давай залезем на Чейнеш-Кая, там дикого крыжовника много. Насажать в садике можно — может, из него садовый вырастет.
— Правда, правда! — подхватил Манжин. — Я тоже слышал. Дикий крыжовник на хорошей земле крупные ягоды дает.
— Анатолий Яковлевич то же говорил, — поддержал и Андрей Колосков. — Только надо получше кустики отбирать и слабые побеги все срезать, все до одного. Вот и будет хороший крыжовник. Говорят, в Шебалинской школе так делают.
— Да что в Шебалинской школе! — сказал Костя. — У меня у самого дома в огороде посмотрите какой куст вырос! Ягоды на нем каждый год все крупнее и крупнее. Скоро как садовый будет.
— А что ж, полезем, — сказал Яжнай и, подняв голову, посмотрел на вершину Чейнеш-Кая.
— Может, завтра с утра? — предложил Петухов. — А то сегодня день какой-то неверный: то солнце, то дождик… И сыро — там камни скользкие.
— Завтра? — усмехнулся Костя. — А мы с Яжнаем завтра где будем? — И, подтянув покрепче ремень, сказал: — Ну, вы как хотите, а я полезу. У меня завтрашних дней нет, у меня только один сегодняшний остался, да и то половинка!..
Солнце, пробираясь с полудня к закату, жарко озарило Чейнеш-Кая. И снова заиграли все краски огромной горы: лиловые камни с оранжевым подцветом, темная зелень трав, белизна березовых стволов с тонкой позолотой листвы.
Крутыми тропками ребята пробирались на вершину. Они разбрелись по широкому склону, ловко карабкались с уступа на уступ. Костя среди зарослей бересклета и ежевики заметил несколько кустиков крыжовника. Эти маленькие кустики жались на каменистом уступе. Костя осторожно подобрался к ним, уперся ногой в большой камень, чтобы не сорваться, и стал выкапывать кустики. Бережно, стараясь не стряхнуть землю с корней, он откладывал их в сторону. А потом собрал в охапку и, прыгая с камня на камень, выбежал на тропочку.
— Кенскин! — раздалось откуда-то сверху. — Иди сюда!..
Костя поднял голову: на высоком утесе, прижавшись к стволу лиственницы, сидела Чечек. Над ее головой были только зеленая хвоя да синее небо.
— Иди-ка, посмотри!
— А что ты там увидела? — спросил Костя. — Так, выдумки какие-нибудь.
Но все-таки полез. Он вспотел и слегка задохнулся, пока добрался до той лиственницы, под которой сидела Чечек.
— Оглянись! — сказала она.
Костя оглянулся. Горный Алтай лежал перед ним — страна гор и долин, страна безмолвных лесов и шумящей воды… Горные вершины глядели одна из-за другой — округлые, конусообразные, волнистые, отлогие, крутые… И далеко-далеко, над синим силуэтом горного хребта, поднималась величавая снежная вершина горы Адыган, самой высокой горы в округе.
— Видишь? — спросила Чечек.
— Вижу, — отозвался Костя.
И снова замолчали оба. Где-то недалеко распевал клест. Голоса ребят доносились со склона.
— Кенскин, — сказала Чечек, все так же глядя на туманные конусы дальних гор, — вот если бы кто-нибудь меня обижал… ты бы заступился?
— Ну конечно! — ответил Костя. — А как же еще?
— А почему?
— Почему? Ну как это… Во-первых, ты… ну, девчонка. Во-вторых, наша же ты, пионерка. А в-третьих… ну, сестра моего друга, значит, моя сестра. Вот и все.
Чечек, слушая, кивала головой.
— Кенскин, а знаешь, — сказала она, помолчав, — если бы ты вдруг сейчас упал — ну вот когда доставал крыжовник, я ведь видела! — то я бы тоже за тобой прыгнула.
Костя удивленно повернулся к ней:
— А тебе зачем же прыгать?
— Как зачем? Чтобы тебе помочь! Ты же моему брату друг и мне друг — ты, значит, два раза друг. Э, Кенскин! Значит, ты думаешь, что я друга в беде брошу?
Снова наступило молчание. Безмолвные вершины гор, мягкое красноватое сияние заходящего солнца, лиловые волокна облаков, тянувшиеся над Катунью, — все это как-то нежно и неясно волновало сердце…
— Кенскин, ты знаешь, что я думаю? — снова начала Чечек. — Я вот думаю, как все будет… Ты будешь учиться. Потом ты приедешь, будешь сады сажать. А я буду тебе помогать! Я ведь тоже научусь… И мы будем так работать, так работать!.. И пусть весь мой Алтай зацветет, как тот сад у Лисавенко!
Костя поглядел на нее:
— Твой Алтай, Чечек?
Чечек несколько мгновений смотрела ему в глаза. И вдруг поняла.
— Наш Алтай, Кенскин! — улыбнулась она. — Наш Алтай!
1951
Второй том Собрания сочинений Л. Ф. Воронковой включает три ее повести для детей младшего и среднего школьного возраста.
СЕЛО ГОРОДИЩЕ. Первоначально «Село Городище» задумывалось как очерк о восстановлении разоренной войной деревни. Но обширный интересный материал, собранный писательницей, не вмещался в рамки очерка, и была написана повесть, посвященная теме трудового героизма военных лет. Книга сразу же получила признание у читателей и неоднократно переиздавалась.
Впервые она вышла в 1947 году в Детгизе и была переиздана на следующий год в том же издательстве в массовой серии «Школьная библиотека». В 1950 году издавалась в Ленинграде (Лениздат). В 1965 году вновь вышла в издательстве «Детская литература», в массовой серии «Школьная библиотека», в сборнике повестей Л. Ф. Воронковой. Рисунки художника А. Парамонова.
ФЕДЯ И ДАНИЛКА. В этой повести, рассказавшей о настоящей дружбе двух мальчиков, Л. Ф. Воронкова впервые избирает местом действия не русскую деревню с ее полями, лесами, тихими речками, к чему привык ее читатель, а Крым, где море и горы, которые всегда притягивали писательницу своей красотой и величием.
Отдельным изданием книга «Федя и Данилка» впервые вышла в 1958 году в Детгизе, переиздана в том же издательстве в 1960 году. Третье издание повести было в 1965 году в издательстве «Детская литература», в серии «Школьная библиотека», рисунки художника А. Парамонова. В 1966 году «Федя и Данилка» была напечатана в сборнике «Волшебный берег» в издательстве «Детская литература». Рисунки художника А. Парамонова.
АЛТАЙСКАЯ ПОВЕСТЬ. Книга построена на документальной основе. Главная проблема — развитие садоводства на далеком, суровом Алтае.
Отрывок из повести был опубликован в журнале «Дружные ребята» в 1950 году под названием «Чечек» — так зовут главную героиню «Алтайской повести». Отдельным изданием книга впервые вышла в 1951 году в Детгизе. Через год в том же издательстве книга была переиздана. В 1964 году «Алтайская повесть» была напечатана в серии «Школьная библиотека» в издательстве «Детская литература», рисунки художника Л. Коростышевского. Всего насчитывается около десяти изданий «Алтайской повести», не потерявшей и до наших дней своей художественной и познавательной ценности.
Все три книги Л. Ф. Воронковой — «Село Городище», «Федя и Данилка», «Алтайская повесть» — переведены на языки народов СССР и зарубежных стран.
Валентина Путилина
Туу-Эззи — горный дух в алтайских сказаниях, «Хозяин горы».
Эне — мать.
Чегедек — одежда замужней женщины, длинная, до земли, без рукавов; надевается поверх шубы. Чегедек как бы означал рабское подчинение женщины мужу.
Новости есть?
Комыс — музыкальный инструмент.
