Я откатил его подальше, в ноги, повертелся еще и вышел из палатки.
Ночь уже разыгралась вовсю. Светили звезды в небе. Край его, там, где за лесом скрылось солнце, еще розовел, постепенно густел цветом и темнел. Трещали кузнечики и заливисто квакали лягушки. А на шоссе шумели машины и пробегали пятна света от их фар.
И вдруг мне опять послышался какой-то не очень далекий, то ровный, то прерывистый гул, и где-то за монастырем блеснул и погас мощный свет.
Я еще постоял у палатки, вслушиваясь и вглядываясь, пытаясь найти объяснение этому загадочному явлению. Но ничего у меня не вышло. Нет, не аналитический у меня ум. Стандартное мышление. Что ж тут поделаешь?
Я зевнул и забрался в теплую палатку, укутался поплотнее. А ядро XVI века опять подкатилось мне под одеяло. Но я не почувствовал, узнал об этом только утром…
ТАЙНЫ МРАЧНЫХ ПОДЗЕМЕЛИЙ
Утром я чуть не проспал интересное событие - скандал, который Алешка закатил маме, подозревая, что ночью она «скрала» его ядро.
– На исторических экспонатах цыплят не жарят! - орал он в запальчивости. - Куда ты его закатила?
– Да никуда я его не катала, - возмущенно отзывалась мама. - Сам где-то спрятал и забыл!
Я стал выбираться из-под одеяла и нащупал ногой это самое злосчастное ядро. И выкатил его из палатки, под ноги Алешке.
Тот на секунду замолк и тут же сделал свой вывод - дикий, но симпатичный:
– Ах, это ты, Дима! Совесть замучила? - И понеслось все по новой.
В конце концов он угомонился и запрятал ядро где-то в машине.
– Ты только не забудь, - посоветовала ему обиженная мама.
– А он уже кое-что забыл, - сказал папа, вытирая тряпкой измазанные в машинном масле руки. Они уже с усмехающимся дядей Федором подготовили двигатель к разборке. - Он забыл, что ему нужно извиниться.
Заставить Алешку извиниться мог только папа, да и то - с трудом.
Алешка задом выбрался из машины и что-то пробурчал, уставившись себе под ноги.
– Не понял, - сказал папа. - Очень невнятно ты высказался.
Алешка опять что-то пробурчал. Еще более невнятно.
– Вот это совсем другое дело! - похвалил его папа. - Пошли завтракать.
За столом все дружно нахваливали маму: она напекла оладьев и открыла к ним банку варенья. Особенно дядя Федор старался:
– Ох, и хозяйка у тебя, Саныч. И умна, и приветлива. И собой хороша.
Папа был так доволен, будто это его нахваливали, а не маму. Но маме тоже это нравилось, она раскраснелась от удовольствия и добавила в тарелку дяди Федора еще оладьев, самых больших и зажаристых.
Папа скосил на них глаза и тоже подключился, с тайной надеждой:
– Особенно глаза у тебя хороши! - сказал он маме.
– Как у коровы! - ляпнул Алешка.
За столом нависла страшная тишина. Только закашлялся дядя Федор, подавившись от неожиданности оладышком. Но я-то сразу понял, что Алешка не имел в виду ничего обидного. У коров действительно очень красивые глаза. Большие, карие, задумчивые и с длинными густыми ресницами. Совсем как у мамы.
И мама, кстати, тоже правильно поняла его и не только не обиделась, а еще больше расцвела. И, потрепав Алешку по голове, сказала папе:
– Учись, как комплименты говорить. Я от тебя за все пятнадцать совместных лет такой прелести не слышала.
– У них многому можно научиться, - смущенно сказал папа и сам положил себе добавку оладьев. - Мне бы не пришло в голову тебя с коровой сравнивать.
– Смотря как сравнить, - мудро заметила мама. - Вот если бы ты что-нибудь про походку сказал…
После завтрака мы с Алешкой повертелись возле машины, поделали вид, что очень здорово помогаем в ремонте и очень здорово от него устали. И сказали, что пройдемся в поле, соберем маме букет полевых цветов.
– И правильно! - обрадовался дядя Федор. И загадочно добавил: - Пользы будет больше, а вреда - меньше.
…Через полчаса мы уже входили в ворота монастыря. И нас приветствовал неугомонный архитектор.
– Смотрите-ка, - с какой-то непонятной улыбкой встретил он нас. - Смотрите-ка, коллеги, что я обнаружил. - И показал нам небольшую медную табличку, на которой были выпуклые буквы: «Монастырь XV века. Памятник старины. Охраняется государством».
– Здорово охраняется, да? - и он грустно осмотрел печальные развалины. - А ведь когда-то вот здесь, посреди двора, стоял прекрасный собор. А вдоль западной стены - монашеские кельи. А какие здесь были подвалы!
– А подвалы-то зачем? - спросил Алешка.
– А как же! - изумился его невежеству Афанасий Ильич и даже наклонил голову, разглядывая такого неуча поверх очков. - А как же! Для всяких припасов. Знаете, какое хозяйство у монастырей было? Первоклассное! По тем временам - даже передовое.
И он опять стал изо всех сил рассказывать нам про старинные годы. Вообще было довольно интересно. В школе мы, конечно, кое-что об этом по истории проходили, но как-то скучно и как-то все это не очень запомнилось…
– Проходили, - проворчал архитектор. - Вот именно - проходили. Мимо.
А Афанасий Ильич умел рассказывать. У него получалось так, будто он читал нам увлекательный исторический роман с яркими картинками в самых нужных местах.
– Монастырское землевладение, - рассказывал он, - включало в себя пашни, луга, леса, сады и огороды. У монастырей были охотничьи промыслы, рыбные ловли. Монахи собирали дикий мед в лесах, содержали пасеки. Выращивали прекрасные овощи, даже в северных районах собирали урожаи апельсинов и других южных фруктов. Монастырские огурчики, вино славились по всей Руси. А в том самом пруду, где вы ловили рыбу, они разводили карасей…
– По два кэгэ, - вставил Алешка. - Только они все, видно, кончились.
– Если бы только караси, - вздохнул архитектор. - И все эти плоды своих трудов монахи хранили в громадных подвалах. Кстати, эти подвалы сохранились до наших дней. Я знаю местечко, как туда попасть. И, надеюсь, что в ближайшее время мы совершим с вами, коллеги, небольшой экскурс в таинственные подземелья. И, между прочим, - он понизил голос и нахмурился, - в этих подземельях нередко организовывались тайные монастырские тюрьмы. Там десятилетиями сидели без света и человеческого голоса те, кто совершил преступления против церкви и государства. Это были ужасные камеры - глубоко под землей, крохотные, сырые и холодные. Несчастных узников там приковывали тяжелыми цепями к железному кольцу в стене…
– Жуть какая-то, - вздрогнул Алешка.
– Конечно, жуть, - согласился Афанасий Ильич. - Но вообще-то монастыри играли положительную роль в развитии государства.
– Тем, что людей на цепи сажали, да? - язвительно усмехнулся Алешка.
– Не только этим, конечно… Но ведь в монастырях, как правило, были больницы для бедных людей, школы, богатые библиотеки. А главное - монахи вели летописи. И теми знаниями прошлого, нашей истории, какими обладает сейчас современность, мы обязаны этим летописцам.
Афанасий Ильич набил трубку и выпустил клуб дыма.
– А когда в подземелья-то полезем? - спросил Алешка. - Цепи ржавые смотреть?
– Ну… К этому надо подготовиться. Это не так просто. Завтра я в город съезжу, привезу план подземелья. Фонарики нам будут нужны, теплая одежда.
– Пища и вода, - добавил Алешка. - А то вдруг заблудимся.
Он с таким интересом стал обсуждать с архитектором предстоящий «экскурс», что мне подумалось - вовсе Алешку не ржавые цепи интересуют, а что-то другое, более современное.
Мы, в самом деле, набрали в поле всяких цветов и принесли их маме. Она обрадовалась, разобрала их и поставила на стол в самую большую банку с водой. И в нашем стойбище стало еще уютнее и приветливей.
Папа с дядей Федором уже вытащили из машины двигатель, уложили его на брезент и приступили к разборке. А чтобы было «больше пользы и меньше вреда», мы им помогать не стали, а, забрав ведро, понесли его в Пеньки, чтобы вернуть Ирине Петровне. И захватили с собой по паре яблок на случай столкновения с козой Васькой.
Но коза оказалась не глупой. Едва завидев нас, она тут же спряталась в кустах и злобно мекала оттуда, но напасть не решилась.
Мы подошли к дому доктора, и тут из его калитки вышел, как нам показалось, мелкий суворовец. Но это был взрослый человек в милицейской форме. Тот самый гаишник, который разбирался на дороге с водителями фуры. Форма на нем висела, как на пугале, видно, нужного маленького размера в милиции не нашлось.
Он прошел мимо нас по своим делам, а я подумал - чего ему здесь надо? Ведь его дела - не здесь, а на шоссе. Обеспечивать безопасность дорожного движения.
Чуть в сторонке, возле какого-то бревенчатого сооружения, вроде бани, стояла машина с буквами «ДПС» на борту. Гаишник сел в нее и будто исчез, его из-за руля не стало видно - такой он был маленький. Как он поедет-то? Ему, при его росточке, стоя надо машину водить.
Но ничего, справился. И умчался, напылив колесами на яблони и другие окрестные деревья.
Мы отдали ведро Ирине Петровне, еще раз поблагодарили ее за яблоки.
