Трудовой народ, в какой бы стране ни жил, помогать друг другу должен в борьбе с империалистами. Это и есть интернациональный долг. Вот так.
На обочине аккуратной горкой были сложены какие-то круглые коробки.
— Вот что приготовили нам душманы. — Джуманияз стукнул по коробке ногой. — Теперь они не опасны — мины.
Советские сапёры щупами и миноискателями осторожно прокладывали путь к завалу.
— Старики учат, — говорил Джуманияз, — если новый путь упрётся в мечеть, даже мечеть нужно перенести в другое место. По дороге идёт зерно. По ней дети поедут учиться. А что сделали с ней бандиты? А кто, рискуя жизнью, восстанавливает путь? Да продлятся дни славных советских братьев!
Солнце большим жёлтым блюдом катилось по вершинам гор, освещая обветренные, опалённые лица солдат. В просоленных, выгоревших гимнастёрках, измотанные напряжённой борьбой с минами, они, конечно, не слышали слов Джуманияза в их честь. Прокладывая путь хлебу, солдаты выполняли то, что мы называем — интернациональный долг.
Когда колонна была готова продолжить путь, прямо на дорогу приземлились два вертолёта афганских военно-воздушных сил.
Командир вертолёта Шокир, красивый особой статностью бывалого воина, выслушав рассказ Нур Ахмата о банде, цокнул языком:
— Чувствовал я, что их тропа проходит где-то за Змеиной горой. Но где точно? Прячутся, как ядовитые скорпионы.
Нур Ахмат алюминиевой солдатской ложкой поддевал в банке куски тушёнки, а пилот, загибая пальцы, рокотал:
— В ущелье их искал? Искал. Долину облетал? Облетал. Нет, от Шокира им не уйти.
Длинный свободный конец серой чалмы Нур Ахмата бился, как маленький флажок. Если чалма повязана именно так, значит, человек дал себе клятву отомстить врагам. Шокир с невольным уважением смотрел на своего маленького проводника, за которым и прилетели вертолёты. Пилот уже знал, что мальчик за два дня такое пережил, что не каждый взрослый смог бы вынести. Хотя какой он мальчик? В борьбе взрослеют быстро.
— Поговорим с бандой на нашем вертолётном языке. — Шокир резко встал. — А потом — по прямой в Кабул!
Возле дверцы вертолёта Джуманияз старался перекричать гудящий двигатель:
— Нур Ахмат! В Кабуле Шокир отвезёт тебя во Дворец пионеров. Там будут встречать. Понял?
Обвисшие лопасти вертолёта раскрутились в сияющий круг. Машина сердито задрожала, оторвалась от каменной площадки и рванулась навстречу ущелью. В стекло кабины Нур Ахмат увидел на повороте, как следом поднялся другой вертолёт.
Примостившись у Шокира за спиной, Нур Ахмат схватился за ручку сиденья и похолодел от внезапно охватившей жути. То слева, то справа стремительно наваливались на него отвесные скалы. Шокир опрокидывал машину, и она, как большая умная птица, плавно облетала каменные пики.
— Что, Нур Ахмат, страшновато? — Пилот через плечо протянул ему фляжку. — Глотни. Водичка из горного родника. Очень, говорят, от страха помогает. — Шокир цокнул языком и, тут же став серьёзным, добавил:
— Не бойся, смотри вниз. Увидишь банду — можешь перевязывать чалму. Мы для них — небесная кара.
Второй вертолёт летел чуть сзади, чётко повторяя каждый манёвр пилота Шокира.
Нур Ахмат старался сосредоточиться на квадратиках распаханных в долинах полей, на петлявших внизу тропинках и ручьях. Видели б его сейчас Анахита и ребята с пустыря…
Вертолёт накренился, и в открытую дверцу хлынул свежий, пахнувший талым снегом гор и первоцветами воздух. У двери, нацелив ствол пулемёта вниз, напряжённо вглядываясь в складки гор, сидел боец.
— Триста перевалов на границе, — сетовал командир вертолёта Шокир. — А сколько тайных троп!
Он первым увидел всадников, повернувших коней от озера к тёмному поросшему склону.
— Смотри, Нур Ахмат, смотри!
Повинуясь сильным рукам Шокира, вертолёт лёг в крутой вираж по направлению удаляющихся всадников.
— Снижаемся!
Пот, выступивший от напряжения, застилал Нур Ахмату глаза. В стремительном встречном движении деревьев, тропинок вдруг мелькнул чёрный конь с красной попоной и сутулая спина в полосатом чапане.[11] Сайфуддин-хан!
— Почему молчишь, Нур Ахмат? — Пилот Шокир отжимал штурвал на себя.
— Коня узнал, его узнал! Вон он, вон! — закричал в ухо Шокиру мальчик.
Вертолёт вдруг устремился вниз. Ноги Нур Ахмата оторвались от дрожащего пола.
— Держись крепче! Сейчас проверим. — Шокир не успел договорить. Снизу, от всадников, потянулись светящиеся пунктиры. Душманы стреляли по вертолёту.
Шокир направил машину носом к земле. Мощный стук пулемёта ответил бандитам.
— Это вам вместо плова, который был обещан в Пакистане! — прищурился пилот. — Это за сестру, за пацанов, убитых вместе с нёй в школе!
Вертолёт вздрогнул. К душманам, мечущимся под свинцом пулемёта, со страшным шипением понеслись реактивные снаряды.
Нур Ахмат увидел, как из бурого облака вырвался всадник на чёрном коне и метнулся к ущелью.
— Уйдёт, уйдёт! — До хруста в пальцах сжал он плечо пилота. — Это же Сайфуддин-хан!
— Прекратить панику! — Шокир с силой дёрнул плечом. — Кричишь, как зазывала на базаре… Не уйдёт!
Вертолёт резко развернулся, словно набираясь сил, на мгновение завис, качнулся, и снова — стремительное падение, шипение снарядов. В том месте, где был душманский главарь, оседало пыльное облако. Потревоженные на крутом склоне валуны, тяжело переваливаясь, трамбовали и уминали тропу.
По радио Шокир кому-то передал, где обнаружена банда, предупредил, что там есть пленные мирные жители.
— Сообщаю, — говорил он, — что при обстреле с вертолёта убит Сайфуддин-хан. А ты, крикун, — пилот повернулся к Нур Ахмату, — можешь перевязывать чалму.
В пепельном клубящемся облаке мальчик увидел рваную голубую дыру. Вертолёт, повинуясь рукам Шокира, мягко скользнул в неё. От столкновения с облаком или от внезапной темноты и сырости вертолёт словно поёжился.
Пилот Шокир встал:
— Хочешь в моём кресле посидеть? А? Давай! Курс — на Кабул.
В иллюминаторе величаво плыла снежная вершина Гиндукуша. Из-за неё на город лились яркие солнечные струи.
— Наш вертолёт, — басил Шокир, — прибывает в столицу Демократической Республики Афганистан.
Уже были видны плоские крыши хазарейских домов, свечи пирамидальных тополей. Шокир плавно вёл машину к земле:
— Завтра весь город выйдет на улицы. А сейчас поедем ко мне. Будем есть горячую фасоль с кукурузными лепёшками, пить зелёный чай с жасмином. И спать!
Под звуки музыки, в радостном плеске знамён шагал по городу праздник. В районе новостроек седобородые старики, студенты, девушки работали в аллеях и скверах. Рабочие чистили арыки, пионеры вениками из прутьев мели тротуары. Город готовился к дню апрельской революции.
Пилот Шокир затормозил так резко, что Нур Ахмат в «Волге» привстал.
— Вот и Дворец пионеров.
У дворца Нур Ахмат увидел Анахиту. В светлой лёгкой кофточке, в джинсах, она радостно махала рукой. Живой, словно сотканный из весенних тюльпанов галстук трепетал на тёплом ветру. Им ли машет? Нур Ахмат посмотрел через стёкла машины вокруг. Но на площади больше никого не было. Анахита бежала прямо к ним.
— Давай прощаться, — за бодрой улыбкой пилот Шокир старался скрыть грусть. — Мне в небо — колотить оттуда душманов. А у тебя свои дела.
Они вышли из машины и солидно, трижды коснулись друг друга щеками.
Хлопнула дверца.
— Что ж ты стоишь! — Анахита раскраснелась от быстрого бега.
Нур Ахмат топтался на месте в нерешительности.
Что произошло с этой когда-то гордой девчонкой? Она, самая красивая девчонка в Кабуле, выбежала встречать его, Нур Ахмата…
Он спрятал в рукава халата грязные, в ссадинах руки, которые они с Шокиром так и не отмыли. Хотел сказать что-то хорошее, а получилось:
— …Ты?!
— Что, не узнал? — Анахита никак не могла отдышаться. — Глазам не веришь? — Она рассмеялась. — А мы тебя с утра ждём. Вчера Шокир звонил по телефону директору. Рассказал, как ты помог отыскать в горах банду. Ты настоящий герой, Нур Ахмат. Я горжусь, что знаю тебя!
Они вошли во дворец. Двери налево, двери направо. В таких больших и красивых домах Нур Ахмат не был никогда. У портретов на стене остановились.
— Кто это? — Нур Ахмат, не отрываясь, смотрел на незнакомые лица своих ровесников.
— Герои Советского Союза — Марат Казей, Валя Котик, Лёня Голиков, Зина Портнова. Пионеры-герои! — Анахита вскинула руку в пионерском приветствии. — Они… они… жизнь за родину отдали. Их имена носят даже корабли, они плавают по всем морям и океанам. Пионер — это когда за всё отвечаешь. За кишлак свой, за улицу, за друга, за страну. Может, я и не так сказала. Только слов я таких подобрать не умею. Дотронусь до галстука, а под ним сердце…
