"Ну, Иванов, - налетел я сам на себя, - ну и распустил ты этих лириков. Тебя, по словам Кутырева, имитируют, а ты сидишь и спокойно смотришь!"
Первый раз в жизни я увидел со стороны, глядя на Маслова Иваслова, как я стою у доски. И как я при этом смотрю на учителей. Кто-то из них на педсовете сказал, что каждый раз, когда я вылезаю из-за парты, ей или ему становится просто страшно. Теперь я понимаю, почему они боятся часто вызывать меня к доске. А я не могу на них иначе смотреть. И пусть хоть совсем не вызывают. И пусть не отнимают у меня время.
- Ну-с, голубчики, - сказал я, то есть не я, а Маслов от моего имени, молча бросил на учителей такой взгляд, что у них затряслись поджилки.
Маслов - Иваслов молча и в моей манере так среагировал на второй вопрос, что Глебова и все остальные, кто находился вместе со мной в классе, стали опять смеяться. Хотя по своим ролям они должны были делать что-то другое. В это время я положил правую руку на пульс левой и стал считать... Пульс у меня был самый что ни на есть сверхчеловеческий и сверхкосмонавтский. Глубокого наполнения. Ритмичный, как сигналы точного времени из обсерватории имени Штернберга. Пятьдесят два удара в минуту. В это же время мой мозг чётко анализировал всё, что увидели мои глаза, и всё, что услышали мои уши.
"Ну, во-первых, это не имитация, как тебе обещали, - говорил мне мой мозг, - а пародия, и довольно злая, и, во-вторых, какую это задачу мы с тобой задали учителям?.. Мы, конечно, можем задать такой вопрос, ответ на который знаем только я, да ты, да мы с тобой. Но не такой же глупый вопрос мы бы задали учителям... И это у них называется стык?.. За такой стык, - поддержали мой сверхинформационный мозг мои крепкие и сильные руки, - можно сделать и втык!"
Тем временем Маслов сказал:
- Подождите, ребята, я хочу повторить финал сцены, что-то у меня в конце не получается, что-то я себя не совсем хорошо чувствую.
"Сейчас, Маслов, ты себя совсем нехорошо будешь чувствовать!" - подумал я.
Потом я сжал кулаки, сказал про себя: "Действие равно противодействию" - и, преобразив умственную энергию в механическую, зашагал к Маслову. К этому презренному скомороху. К этому самому жалкому ченеземпру из ченеземпров... А ещё в кружке юных космонавтов тренируется...
ВОСПОМИНАНИЕ ПЯТОЕ
Пульс глубокого наполнения
Люди обычно судят друг о друге по поступкам, а не по мотивам этих поступков, и это очень плохо. И очень неправильно. Сами посудите: примерно через полминуты я подойду к Маслову и задам ему трёпку. Если рассудить этот поступок, не вникая в его мотивы, то это неправильный поступок. Просто какая-то хулиганская выходка. А раз выходка хулиганская, и если судить обо мне по этому поступку, я, значит, сами понимаете кто. Это, если обо мне судить по поступку. Если же начать разбираться не в поступке, а в его мотивах, то получается совсем другая картина. В классе сидит человек, первый на Земле псип, чедоземпр и сверкс. Он весь день тренировался на центрифуге и в термокамере, а вечером ещё занимался в школе. У человека ноют все мышцы, а от занятий болит голова. Вместо того чтобы отдыхать, он и сейчас продолжает трудиться: он решает сразу несколько очень серьёзных задач - как же ему всё-таки быть с денежными затруднениями и так далее и тому подобное. Да ещё накачивает мышцу левой руки и правой ноги. Да ещё решает космический кроссворд.
В это время в класс врываются во главе с Масловым презренные лирики и начинают над ним строить всякие шаржики-маржики. Да ещё дают всякие прозвища. Справедливо это? Несправедливо! А если это несправедливо, то дать за это по первое число справедливо? Справедливо! Я стал грозно и неторопливо приближаться к драмкружковцам со словами:
- Удар, его воздействие на тела изучал ещё Леонардо да Винчи, но он, понятно, не располагал техникой наблюдения быстро протекающих процессов, и он, и Исаак Ньютон, живший на два столетия позднее, исследовали движение, предшествующее удару, и его результат: деформацию, изменение структуры тела, - продолжал я сыпать скороговоркой, - но постичь процесс распространения ударной волны в теле, а тем более измерить его они, конечно, были не в состоянии.
Как раз на этой мысли я успел подойти к Маслову и со словами: "И знание! И сила!" - стукнул его как следует, чтобы он в следующий раз знал, как меня передразнивать. Я в то же время громко развивал идею удара:
- Со временем необходимость измерений этого процесса становилась всё более настоятельной, вырастала в проблему: ведь удар одновременно созидающая и разрушающая сила, и его способность разрушения нужно контролировать.
Думаю, что больше от разрушительной силы моих ударов, чем от созидательной, все девчонки сразу с визгом разбежались, конечно, в разные стороны. Только одна девчонка, которую кто-то называл, по-моему, Таней и, по-моему, Тополевой, почему-то осталась бесстрашно стоять на месте. Я думал, что весь драмкружок распадётся после первого же распространения моей ударной волны в их телах, но Бегунов, Ломакин, Кашин и Дудасов сплотились, словно хоккейная команда. И бросились как один, на выручку Маслову, издавал жалкие выкрики:
- Ах ты, Угрюм-башка!
- Кроссворд!
- Дух изгнания!
На что я им осветил:
- Ударные волны распространяются в твёрдом теле примерно так же, как звуковые в закрытой комнате - отражаясь, интерферируя (то есть накладываясь), усиливая или ослабляя друг друга. Ударное ускорение в разных точках тела различно, его далеко не всегда можно предвидеть, рассчитать. Вот почему важно уметь его измерить. Этим и занимаются учёные лаборатории измерений параметров удара Всесоюзного научно-исследовательского института метрологии имени Д.И.Менделеева в Ленинграде.
Конечно, делать сразу четыре дела лучше в спокойной обстановке, чем во время потасовки. Но я и здесь не терял даром времени: сыпал удары направо и налево (нырок! уклон! обманное движение! удар!), читал лекцию "Как измерить силу удара", решал кроссворд (созвездие Южного полушария неба из восьми букв?) и думал о денежных затруднениях (что же делать мне с деньгами? Что делать?).
Было ещё и пятое дело, если быть точным. Кроме ударов, которые я наносил, были ещё удары, которые я получал, или, как говорят боксёры, пропускал. Один из таких ударов пришёлся мне в лоб. Это был отличный удар. Такой мощный и результативный, что волос о сурдокамере, где бы я мог тренировать себя в тишине изолированного пространства, вдруг как-то разрешился сам собой: СУРДОКАМЕРУ МОЖНО Ж УСТРОИТЬ ЛЕТОМ В ДЕРЕВНЕ! У БАБУШКИ! В ПОГРЕБЕ! В ДЕРЕВНЕ! В ДЕРЕВНЕ ПОД ЗЕМЛЁЙ НАВЕРНЯКА СТОИТ ПОЛНАЯ ТИШИНА! И ПРОДУКТЫ ТАМ ЕСТЬ!..
"Да, кто-то очень удачно съездил меня по лбу. Даже непонятно, кто из этих желторотиков может обладать таким хорошо поставленным ударом?" - подумал я, разбрасывая всех в разные стороны и загоняя Маслова и Дудасова в геометрическую фигуру, образованную углом класса. "Так, Иванов! Так! Разделяй и властвуй, Иванов!" К сожалению, мою программу мне удалось выполнить только наполовину. Именно в тот момент, когда я разделил всех самодеятельников и собрался над ними властвовать, в класс в сопровождении наших девчонок вошла классная руководительница. По закону инерции (открытому Галилеем ещё в 1632 году!) я ещё некоторое время, конечно, продолжал драться и даже договорил до точки следующий абзац:
- Но длительность ударного процесса весьма кратковременна - от сотен миллисекунд до нескольких микросекунд. И тут на помощь метрологам приходят запоминающие осциллографы. Их осциллограмму можно наблюдать и фотографировать с экрана хоть через несколько суток после того, как произведено измерение! Однако ударное ускорение, основной параметр удара, осциллограф не может учесть, так как оно возникает уже после того, как сработал прибор. Полученную осциллограмму нужно описать математически, вложить информацию в перфоленту, обработать её на ЭВМ - лишь после этого можно считать, что работа закончена.
- Это ещё что такое? Что здесь происходит? - сказала громко Зинаида Ефимовна.
Подумать только, как часто люди задают друг другу множество самых ненужных вопросов! По-моему, это всё из-за того, что они просто не умеют ценить и экономить своё и чужое время. Возьмём, к примеру, нашу классную руководительницу. Она входит в зал и видит, что на сцене дерутся ребята. Видит, что дерутся, и всё-таки спрашивает: "Это, что здесь происходит?" Что происходит? Драка происходит! Я понимаю, если бы этот вопрос задал наш химик. Он подслеповатый. Это могло бы оправдать вопрос. А у Зинаиды Ефимовны очень даже хорошее зрение. Хорошо, что в сверхкосмонавтских науках это невозможно. Там вопросы надо задавать точно. И отвечать тоже точно и без лишних слов.
Обо всём этом я успел подумать, пока Зинаида Ефимовна читала мне нотацию о том, какое безобразное впечатление производят на неё в последнее время мои поступки. Вот к чему всё сводится, когда о поступках человека судят только по его поступкам. К безобразному впечатлению. Я уже хотел было посоветовать Зинаиде Ефимовне судить обо мне, хотя бы на этот раз, не по моим поступкам, а по мотивам моим поступков, но не успел. В это время в моей голове промелькнула более важная для моих будущих сверхкосмических полётов мысль, Я вспомнил о своём пульсе.
