Обнявшись, словно всего лишь в поисках тепла, сестра и брат медленно шли к замкнутой в каменный круг деревне. Луна проливала на менхиры яркий свет, подобный оледеневшим водопадам.
Лагерь шуанов ликовал так, словно обрели белые не маленького русского дворянина, а не меньше, чем собственного своего короля. Никто не мерил порох, расточительно потраченный на зряшную пальбу в воздух. Особенно усердствовали Вигор де Лекур, Анри де Ларошжаклен и Жан де Сентвиль. Кому-то пришло в голову сопроводить стрельбу дуденьем в охотничьи рожки. Ну, трепещите, синие! От эдакого шума небось сделаете лишнюю версту в сторонку! Из каких-то уж совсем сокровенных закромов явился бочонок сидра, а старуха Ивонна, невзирая на протесты, свернула шею одному из своих гусей. Теперь он уже шипел в очаге, капая душистым салом в благоразумно подставленую плошку.
Старик по имени Гульвен надумал вытащить на улицу столы из нескольких домов и составить рядком в один. Морской Кюре не менее деятельно отгонял всех от сего длинного стола, торопясь отслужить благодарственный молебен.
В часовенку все не влезли, большая часть народу молилась снаружи, прямо на площади. Не было средь прочих только Ан Анку, появившегося к концу молебна с несколькими пестренькими куропатками в сумке.
— Все ж добавка к гусю.
Нелли щасливо рассмеялась: крестьянин он крестьянин и есть. Не таков Ан Анку, чтоб тратить добро без пользы. Покуда дворяне ребячились, он пострелял с толком.
Наконец суматоха улеглась и господин де Роскоф занял почетное место во главе стола.
— Сядь-ко со мною рядом, маленькой византийский римлянин, — сказал он несколько темно. — Хоть разгляжу толком, каков ты есть. Во всяком случае ты глядишь заправским шуаном.
Елену хотели усадить по другую руку господина де Роскофа, но она уперлась — села местом ниже, рядом с братом. Вместо нее усадили отца Модеста, хоть он и порывался самым обязательным образом сеть ниже отца Роже. Наконец расселись все.
— За щасливый исход поисков нашей Элен де Роскоф! — Ларошжаклен поднял деревянную плошку словно хрустальный бокал. Лицо его сделалось вовсе мальчишеским. — Ура!!
— Ур-ра-ра!!! — Ненавистный для синих клич дружно загремел над застольем.
Как же велика в сердце человеческом потребность в радости, невольно подумала Елена, не в силах оторвать взора от брата, который, нимало не смущаясь всеобщим вниманьем, расправлялся с крылышком. Один мальчик жив-здоров, всего один, из сотен сгинувших. А сколь согреты этим все, считая и огрубевших в военных буднях мужчин! Никогда не забыть ей сего веселого утреннего пира под открытым небом, разгоряченных лиц, слетающего с уст пара, шуток и смеха, тарелок, расставленных по одной на двоих, англицкого победного клича… Воистину, каждый ребенок теперь — живая аллегория Надежды!
— Пьем здоровье Его Величества
Сдвинем бокалы,
Фа-ла-ла-ла!
Старые вина в изрядном количестве,
Сдвинем бокалы,
Фа-ла-ла-ла!
— завел Ле Глиссон.
— То-то будет получше холодных блинов, — довольно заметил Роман, швыряя косточку черной собаке, что повизгивала под столом, очумев от происходящего.
— Многие б и за них спасибо сказали теперь, — возмутилась Параша. — Где ж ты, негодник, добывал блины?
Роман не ответил, уткнувшись в оловянную кружку. Быть может и не расслышал, немудрено в таком шуме.
— Но прочь из застолья тот,
В чьей подлость душе живет,
Желаем ему отравиться
И в ад прямиком провалиться!
— Ох и братец у тебя, голубка, — Катя тоже прилипла к мальчику взглядом.
Особо разглядывал его и отец Модест. Немудрено, они видели маленького Сабурова впервой! Нелли знала, что и священник, и подруга каждый сам для себя теперь перебирают свои сугубые приметы, меряют и взвешивают, приходят к каким-то заключеньям. Похоже, Катька довольна Романом несколько больше, чем отец Модест. Или ей мерещится?
— Буду, — Роман охотно принял отрезанный господином де Роскофом кусок ножки.
Ну да, для него-то и отец Модест и Катька — всего лишь незнакомые покуда взрослые.
— Понятно, что от санкюлотов тебе удалось сбежать, дитя, — господин де Роскоф улыбался. — Но как же о тебе не знали наши крестьяне?
— Я от всех людей хоронился. Я здесь чужой и не дорос разбираться, кто хорош, а кто плох.
— А тот, кто с нами не пьет,
Пусть крюк в потолок вобьет!
Честное слово,
Пусть катится он,
К круглоголовым
В Иерихон!
Во взгляде господина де Роскофа застыл вопрос, каковой он, верно, счел покуда неуместным задать.
— Так что после обеда и выступаем, — обратился Ларошжаклен кому-то, перекрикивая гул.
— А Левелес? — в который раз оговорилась Нелли, и даже не заметила, так мучительно кольнуло сердце сознание вины. Про чужого-то ребенка на радостях напрочь забыла! — Разве мы не будем ее дольше дожидаться?
Антуанетта-Мария рассмеялась.
— Чего дожидаться-то, сие дитя ночью воротилось и теперь спит сном более праведным, чем заслуживает! Вспало, вишь, повидать материну куму на соседнем хуторе, близ Плюзюнет. Ну да что, с дисциплиною у нас и у взрослых худо, с малолетков и спрашивать смех. Это ж как-никак не солдаты регулярные, а дети, к тому ж — одержимые.
На душе полегчало.
Песни лились все веселей, но застолье меж тем начало понемногу тяготить Елену. Яблочное вино и еда придали ей сил: теперь жаждала она осыпать брата расспросами.
— Мы допоем и без Вас, — ласково молвил господин де Роскоф. — Ступайте, дорогие мои дети, вам слишком многое надобно сказать друг дружке без свидетелей.
Наконец оказались они одни, она уж и не чаяла. Наконец сидят они в домишке у очага с жарко дотлевающим торфом.
— Злодеев я положил ни о чем не расспрашивать, — опередил ее Роман. — Как ты думаешь, Лена, для чего я им мог понадобиться? Уж я подслушивал, подслушивал, все впустую!
— Нуждались они в одном — в золоте, коего много у старшего господина де Роскофа. Видишь ли, злодеи подумали, что ты и есть сын Филиппа.
Издали было слышно, что теперь поют женщины — про убитую злой мачехой девушку Барбу. В хоре различался голос Параши.
— Вот оно как, дураки перепутали нас с Платошкою! — Роман хмыкнул.
— Но здесь-то в поле ты как оказался?
— Случаем, — не слишком многословно ответил брат. — Я б и раньше от негодяев отделался, да только не враз решил, что дальше-то делать. Потихоньку надумал, что главное — из страны выбраться, куда угодно, в любую другую. Вить в любой стране, ежели она не мятежная, есть наши посольские приказы, так? Значит надобно только добраться, а уж посол, поди, поможет.
— Только добраться, — ужаснулась Нелли. — Да ты хоть можешь вообразить, каково попасть отсюда в другую страну?! Не только от солдат уберечься надобно, а еще и путь найти!
— Ужо дал я себе зарок не отлынивать от географии! — сериозно ответил мальчик. — Помнишь, Лена, соседи комедию представляли, там неуч говорил, что-де извозчик довезет?
— Это его матушка говорила, что сынка баловала.
— Ну, не важно, словом вправду глупость. Вить как хорошо, что я заучил, от Бретани-то ближе всего Бельгийское королевство! На северо-востоке, стало быть, в Париж ворочаться незачем.
— Мы и теперь не через него поедем, я чаю. Но дороги-то ты небось знать не мог.
— Пустое. Уж добрался бы, разве я не сельский житель, чтоб сторон света не разобрать? Не так уж и трудно все, тем паче — лето.
Сердце Нелли сжалось: маленькой мальчонка, один, пробирающийся лесами чужой страны.
— Отчего ж ты не обратился хоть к крестьянам, Роман? Перемолвись ты хоть с одним, мы б о тебе вскоре узнали. Ну да пустое, о том ты знать не мог, но уж мог сообразить, что селяне тебе помогут.
— Я сказал уже, что не дорос до сей войны, Лена, — меж бровями мальчика обозначилась вертикальная морщинка. — Видал я, как приходили к синим люди в крестьянской одежде, по виду неотличные от прочих. Как могу я различить честного крестьянина от шпиона?
— Но шпионов среди бретонцев почти нету, Роман!
— Для меня «почти» не годилось. Коли не повезет, так можно и с одним из тысячи встретиться, так?
— Должно бы уж слишком не повезти. Но бывает и такое невезенье.
— Стало быть, в сей стране не мог я верить никому. По щастью, мне и нужды не было кому-то доверяться — было б кому снабжать меня по дороге чем-нибудь съестным, да еще мне потребна оказалась одежда поплоше и неприметней. Ну с этим-то трудностей мало!
— Постой, брат любезный, — не поняла Нелли. — Кто ж давал тебе одежду да пищу, коли ты только что сказал, и сказал верно, что доверять тебе никому не стоило?
— Да неужто ты сама не поняла, за каким исключеньем? — хмыкнул Роман.
