Я зашел за столовую. Вдруг вижу – в лопухах за забором что-то пестреет. Ага, тюбетейка! Точь-в-точь Ленькина!
Думаете, я ее взял. Очень мне это нужно! И не потому, что – «сам потерял, сам и находи». Я специально ее не взял. И к этому месту раз десять наведывался. Все смотрел, лежит ли тюбетейка. А когда я пришел в одиннадцатый раз – тюбетейки не оказалось.
Я выскочил из-за столовой и сразу увидел Леньку. Он стоял, положив руки на плечи Гринбергу и Спасибо, и о чем-то бубнил, бубнил… А на голове у него красовалась тюбетейка. Ага! Теперь-то я точно знал, что это была именно Ленькина тюбетейка. Я сразу догадался, что именно он ее потерял. Вот ты, голубчик, и попался! Ты у меня как на ладони. На одной держу – другой прихлопну. Ясно, в лес уходил… Но зачем?
Ночью я, конечно, не спал. Лежал настороже, как пограничник. Собственно, я даже одетым лег спать. Лежал и задыхался. Жара, как в бане. Я уж про себя умолять Леньку стал: «Ну, ладно, начинайте, что ли! А я потом спокойно спать буду…» И снова все думал и думал, зачем это Ленька в лес уходил?
И тут-то я понял, в чем дело! Они что-то задумали, какое-то приключение, а от меня скрывают… Конечно, Ленька на меня ребятам накапал. Боится, место его капитанское перехвачу. А мне на это – пфи!! Если мне нужно, я сам себя капитаном выберу.
Как показали дальнейшие события, я не ошибся. Когда все уснули, сразу три одеяла отлетели в сторону.
– Уф-ф! – сказали сразу три голоса. Это встали Ленька, Гринберг и Спасибо. Они тоже опали одетыми.
– Уф! – громко вздохнул я и тоже сбросил одеяло.
– Тсс… – зашипели они.
Я сунул ноги в тапочки и подошел к ним.
– Ну что, идемте? – сказал я как можно деловитей.
– Петька! – ахнул Гринберг. Спасибо хмыкнул.
А мой старший брат мрачно процедил:
– Я же говорил, выследит… Ну, смотри у меня. – И он покрутил кулаком у самого моего носа – наверное, боялся, что я не различу в темноте.
– Я смотрю, смотрю… – поспешно согласился я. А сам подумал: «Лишь бы меня взяли, а там посмотрим!»
Они мне больше ничего не оказали. Мы осторожно вышли из корпуса и тихо двинулись по дорожке к столовой… Между прочим, замечал ли кто, кроме меня, что днем ничего под ногами не хрустит. И листья не шуршат, и шишки, и камешки. А двери вообще скрипят только ночью. Это я четко понял, когда мы еще выходили из корпуса.
Прошли мимо столовой. Луна светила на нас сбоку. И по стене поплыли наши длиннющие тени. Моя была самая длинная! Я шел на цыпочках.
Потом мы перелезли через забор и вошли в лес.
– Темно как в лесу! – оказал Спасибо.
– Это ты верно заметил, – захихикал Гринберг.
– Точно! – оказал я. – И как ты догадался?
А Ленька вынул фонарик и забубнил:
– Держитесь за мной. Я дорогу знаю отлично!
Споткнулся и выронил фонарик. Фонарик погас. Минут двадцать мы искали его и дружно ругали Леньку.
Наконец нашли!
С фонариком идти, конечно, веселее. Хоть под ногами что-то видишь. Но зато по сторонам вообще все – сплошной мрак.
Я шел за Гринбергом и все время наступал ему на пятки. А он шипел, как испорченный автомат для газировки. Сзади меня шумно дышал Спасибо.
– А куда мы идем? – тихо опросил я Спасибо.
– Под кудыкину гору!
Не проболтался!
– Молодец, – шепотом похвалил я его, – умеешь держать язык за зубами. Значит, мы тебя не зря взяли…
Спасибо молчал. Но по тому, как лихорадочно он засопел, я понял, что он призадумался над моими словами. Так и есть. Через минуту он опросил:
– А ты тут при чем?
– Да-а, – снова тихо продолжал я, как будто не расслышал его, – ты проверку выдержал?
– Проверку? – удивился Спасибо.
– Ага. Мы с Ленькой решили только тебя и Левку с собой взять… Ну, а Ленька специально сказал вам, чтоб мне ни слова. Мы вас проверяли… А если б кто мне проболтался, его бы сегодня с нами не было. Понял?
Спасибо запыхтел еще усердней. Поравнялся со мной и пошел бок о бок.
– Ну, ладно, – прошептал я. – Не злись. Так положено… Любого туда не возьмешь… Но тебе я могу оказать… Мы идем на самом деле не туда, куда сказал Ленька, а просто… никуда! Проверка силы воли!
– Значит, мы не в избушку лесника идем? – озадаченно спросил Спасибо, растерянно затоптался на месте, и под его ногами громко щелкнула ветка.
– Тихо, болтуны! – прошипели спереди.
– Конечно, не в избушку, – поспешно бросил я Олегу и догнал Гринберга.
Вот, значит, куда они идут, думал я. «Обманули дурака на четыре кулака, – напевал я про себя. – Обманули дурака…» Но что это за избушка? И тут я вспомнил. Когда мы еще подъезжали на автобусе к лагерю, за окном на опушке мелькнуло какое-то полуразвалившееся строение. Я еще тогда подумал – вот бы интересно там полазить. А Ленька-то – гусь! Сообразил!
– А куда мы идем? – тревожно спросил Спасибо.
– Увидишь, – загадочно процедил я.
Мы шли и шли. Мне вскоре даже надоело цеплять ногами всякие там коряги.
Внезапно Ленька остановился. Гринберг налетел на него, я – на Гринберга, а Спасибо, который снова отстал, – на меня.
– Вы что? – зашипел Ленька, а потом уныло забубнил: – Я, наверное, заблудился… Днем она где-то рядом была… А сейчас ее найди-и…
– Конечно, изба не здесь, – засмеялся я. – В этом лесу вообще никакой избы и нет! Ни одной!
– А ты откуда знаешь, куда мы идем? – накинулся на меня Гринберг.
– Я же говорил, выследит, – снова процедил Ленька. – Он все знает!
– А ты сам помалкивай, – вскипел Спасибо. – Тебе б все разыгрывать!
– Это я разыгрываю? – оторопел Ленька. – Ты что?
– Врун несчастный! – продолжал Спасибо.
– Это я врун?
– Проверку придумал…
– Это я проверку?
– Ты! Ты!
– Да я тебе!…
Так они могли бы задираться до бесконечности. Но когда Ленька волнуется, он всегда размахивает руками, как ветряная мельница. Вот и сейчас. Луч фонарика так и описывал огненные круги. И тут я внезапно увидел невдалеке от нас эту злополучную избу.
– Ой! – вскрикнул я. – Дом!
– Где дом? – завертелся Ленька.
Наконец он натравил луч туда, куда я указывал.
– Она! – радостно сказал он и мрачно добавил, явно намекая на меня: – Я же говорил, выследит!
Дрожащий круг света прыгал по бревнам, дырам окон, ободранной крыше…
– Ну что? Ну что? Кто врун? – набросился Ленька на Олега. – Я врун? Да я эту развалюху еще неделю назад обнаружил!
Спасибо наконец понял, что я его разыграл, но не сдавался из принципа.
– Неделю назад нас еще в лагере не было!
– Ну, кончайте… Чего там! – поспешно ввязался я. – Стоит вам ссориться…
– Такие парни, – поддакнул Гринберг.
– Мир, – сказал Ленька.
– Мир, – согласился Олег.
И они пожали друг другу руки.
Мы осторожно приблизились к дому.
– Красота! – сказал Ленька, освещая покосившуюся дверь. – Я специально этот дом днем не обследовал. Ночью – другое дело, правда?
– Правда-правда, – согласился Спасибо.
– Правда, – оказал Гринберг.
– Ага, – подтвердил я.
Мы стояли у входа и боялись войти. Я начал подталкивать Леньку вперед:
– Давай, иди…
– Чего стоишь… Смелее, смелее, – поддержали меня ребята. – У тебя фонарик!
– А я все время впереди шел, – обиделся Ленька. – Пусть кто-нибудь другой! Ну?… Ну, берите фонарик, берите… А?
Но никто фонарика не брал.
– Эх, вы! – громко оказал я (ребята даже вздрогнули!) и взял фонарик.
– Хороший фонарик, – сказал я и покрутил его в руках. – Это тебе папа еще в прошлом году подарил… Вот здесь заржавел немного… На. – И протянул фонарик обратно.
– Ты чего? – удивился Ленька.
– Как чего? Бери. Я просто хотел фонарик подержать…
– Э-э… так дело не пойдет, – дружно заныли ребята.
И я решился. Была – не была! Я осторожно пряблизился к двери, далеко выставив перед собой фонарик. Оглянулся на них, а они стоят – переминаются с ноги на ногу. И вошел! И сразу завертел фонариком из стороны в сторону. Балки всякие кругом, ящики, пыль да солома – и больше ничего. И тут меня злость взяла. И ради этого они меня сюда тащили! И в такую даль! О том, что сам за ними увязался, я тогда начисто позабыл. Брр… И холодно как! Лежал бы себе под одеялом. А утром бы – ух, как! – над ними посмеялся, когда они пришли бы сонными и усталыми до полусмерти.
И я как заору во всю глотку:
– У-у-у… У-у-у… У-у-у…
Такое эхо пошло! Пыль посыпалась! Я даже присел. Сам испугался! И опрометью из дома.
А ребят и след простыл. Здорово они ошалели!
У меня хоть фонарик был, и я довольно быстро до лагеря добрался. А эти «заговорщики» только под утро заявились. И порознь. Сначала Ленька, потом Гринберг, затем Олег. Измазанные, как трубочисты. А у Спасибо вся левая брючина изодрана – сильно же он через кусты драпал! Завалились спать и друг на друга не смотрят. А на меня и подавно. Оставили человека в беде – еще бы не стыдно!
