Их проводили во дворец. Там Рама и Сугрива уже с нетерпением ждали посланцев.
— Я выполнил вашу волю, — начал Хануман, обращаясь к Сугриве и Раме. — Я был на Ланке. Сита томится во дворце Раваны, окружённая стражей. В городе много воинов. Сам Равана ни на час не покидает столицу.
— Говорил ли ты с ней? — воскликнул Рама. — Видел ли ты её?
Вместо ответа Хануман протянул ему камень. Долго и безмолвно держал его в руках царевич Айодхьи.
— Теперь можно выступать! — сказал, прерывая его молчание, Лакшмана.
— Можно выступать, — как эхо откликнулся Рама.
— Сколько ворот в стенах Ланки, Хануман? — спросил он.
— Четыре. Одни с севера, одни с юга, одни с востока и одни с запада.
— Мы должны иметь четыре армии, чтобы запереть ракшасов в городе.
— Мои войска уже собраны. Их достаточно. Воины рвутся в бой! — сказал Сугрива.
Когда спала дневная жара, он, Рама, Лакшмана и Хануман, выйдя из городских ворот, стали впереди четырёх армий и повели их на юг, к тому месту, откуда совершил свой удивительный полёт сын Ветра.
Как пенный коричневый вал, с рёвом и храпом, катилось по лесам воинство Сугривы. Рыжие обезьяны неслись по деревьям, тащились по горным тропам. Дрожала земля. Тучи пыли закрыли солнце. Птицы, испуганные звериным рёвом, молчали в рощах.
Первые отряды достигли берега океана и остановились.
— Я предлагаю построить корабли, — сказал Сугрива. — Неподалёку, близ мыса Коморин живут рыбаки, искусные в сооружении судов.
— Но у нас тысячи и тысячи воинов. Сколько же потребуется кораблей? И как долго мы будем их строить? — возразил ему Лакшмана. — Не забывай, мы должны торопиться. Я предлагаю построить мост.
— Хорошая мысль! — воскликнул Рама, но мудрый Хануман только покачал головой.
И тогда тысячи обезьян стали выворачивать с корнем вековые деревья и отбивать от скал огромные камни и бросать их в воду. Но волны океана уносили дерево за деревом, а камни поглощали, и те, оставляя на поверхности тысячи шипящих пузырей, скрывались в бездонной пучине.
А когда подошла ночь, все увидели, что после дня работы на поверхности океана не видно ничего.
— Коварная стихия! — воскликнул Рама. — Вечно изменчивый и непостоянный Океан! Ты встал на моём пути. Завтра на рассвете я выжгу тебя раскалёнными стрелами, а наше войско, Сугрива и Хануман, перейдёт на Ланку посуху!
С этими словами он завернулся в плащ, лёг на песок и заснул.
Но когда в чёрном небе зажглись голубые созвездия и зелёный лунный диск встал над землёю, к нему во сне явился сам бог Океана и произнёс:
«О, Рама, сокрушитель врагов и друг победы! Когда-то, в давние времена наши предки были большими друзьями. Легенда даже гласит, что в наших жилах течёт общая кровь. Забудь о своём безумном решении выжечь раскалёнными стрелами мою воду. Сделаем так. В твоём войске есть обезьяны, искусные в плетении веток, и другие, которым ничего не стоит сложить из камней гору. Едва только солнце взойдёт на небо, пусть они снова выходят на берег моря и снова принимаются за работу. Но теперь мои воды поддержат мост, и он будет построен прежде, чем солнце уйдёт на отдых».
Так сказал Океан, и на этом сон кончился.
Когда восточный край неба начал алеть, Рама проснулся, подошёл к берегу и бросил в воду камень. И на глазах поражённых Лакшманы, Сугривы и Ханумана камень не утонул, а остался плавать, не погружаясь и не двигаясь вместе с течением.
И тогда обезьяны с рёвом и криками радости стали швырять в воду стволы деревьев, сплетать их ветки, сыпать поверх камни. И мост, прямой, как копьё, устремлённое в грудь Ланки, стал расти час за часом. Когда он был закончен, тысячные отряды устремились по нему, как поток.
Поражённые, смотрели со стен Ланки на приближающуюся армию Равана и его воины.
— Как же нам победить Раму, если даже Океан склонился перед ним? Горе нам! — воскликнул один из ракшасов.
Но Равана, уверенный в своём бессмертии, только расхохотался. Он стоял на белокаменной стене города и смеялся, забыв, что, испрашивая у богов неуязвимость, назвал врагами только небожителей и зверей, а что Рама всего лишь простой человек, такой же, как последний пастух или прачка.
Равана снова приходит к Сите
И всё-таки, вернувшись во дворец, жестокий ракшас задумался. Одно дело вступить в бой из-за жены, и совсем другое — вести кровавую битву из-за непокорной, готовой вот-вот умереть упрямицы.
«Ты сама обрекаешь меня на обман и жестокость!» — мысленно обратился он к Сите и приказал привести искусного мага, способного силой волшебства создавать людей и оружие.
— Ты звал меня? — спросил маг, появляясь в покоях у Раваны.
— Мудрец! — обратился к нему ракшас. — Все знают, что твоё искусство удивительно. Ты можешь создать из песка птицу, а из птичьего крыла — меч. Я приказываю тебе создать из воздуха голову моего злейшего врага Рамы, а кроме того, сотворить из сухой палки его лук, а из перьев козодоя — стрелы, такие, которые бы ничем не отличались от тех, которыми владеет Рама.
— Слушаю и повинуюсь! — ответил маг.
Он отступил на один шаг, зачерпнул ладонями воздух, прошептал слова волшебного заклинания мантры, и в руках у него появилась голова, которую даже отец Рамы не смог бы отличить от головы сына. Затем маг приказал принести себе из сада сухую палку и пучок перьев козодоя. Приняв их из рук слуги, он снова прошептал волшебные слова и бросил на пол перед Раваной лук и стрелы, точно такие, как те, что носил Рама.
— Я сделал так, как ты приказал, — сказал маг. — Но только помни: сила волшебства, которым созданы голова, лук и стрелы, рождена твоим желанием, Равана! Пока ты держишь их в руках, сердцем стремишься к Сите, а умом боишься Рамы — они существуют, но стоит тебе выпустить их из ладоней, забыть о Сите и перестать бояться — они исчезнут.
— Хорошо! — сказал ракшас, поднял с пола голову, стрелы, лук и тяжёлым шагом направился в ашоковый сад.
По пути он приказал слугам принести горсть пыли с площади и чашку с кровью только что убитого гепарда. Он посыпал пылью и побрызгал кровью голову, лук и стрелы, и они стали выглядеть так, будто их только что подобрали на поле жестокого сражения.
Войдя в сад, Равана отыскал Ситу, но не приблизился к ней, а став за кустом, сказал, пряча за спиной ношу.
— О, своенравная и гордая женщина! — сказал он. — Для чего ты упрямишься и не соглашаешься на мои просьбы? Неужели ты не знаешь, что по обычаям вашей страны женщину, побывавшую в чужом доме, муж никогда не возьмёт снова в жёны? Ты живёшь в моём дворце уже скоро год, и даже простой народ не простит Раме, если он нарушит этот закон.
— Зависть к Раме ослепила тебя, ракшас, — ответила ему Сита. — Ты забыл, что по тем же законам огонь очищает всякого, и неужели ты думаешь, что я убоюсь войти в него, чтобы снова соединиться с Рамой?
— Безумная, — воскликнул Равана, — ты сама обрекаешь близких своих на муки и смерть! Так знай: сегодня Рама прибыл с войском обезьян под стены Ланки. Только что закончилась битва, в которой мои ракшасы обратили обезьян в бегство. Вместе с ними бежал, теряя оружие, Лакшмана, бояться которого ты так уговаривала меня…
— Он бежал?! — воскликнула, встрепенувшись, Сита. — Тогда что же ты не говоришь ничего о моём супруге? Что стало с Рамой? Почему ты стоишь за кустом, пряча что-то за спиной?
И тогда Равана вышел из-за куста и протянул Сите голову Рамы.
Как смерть побледнела Сита и долго без слов всматривалась в дорогие черты мужа.
— Да, это его лук и стрелы, — прошептала она наконец. — Значит, Рама погиб…
Но тут гордая кровь царицы вновь прилила к её щекам, и Сита, пылая от гнева, воскликнула:
— Ты думаешь, Равана, что смерть Рамы изменит моё решение? Ты добился только одного — я умру сейчас. Ты этого хотел?
Но Равана не успел ей ответить. За стенами дворца загрохотали барабаны и раздался топот тысяч ног, обутых в боевые сандалии.
— Мы ждём тебя, Равана! Веди нас! — раздались голоса ракшасов.
И Равана, охваченный гневом, вскричал:
— Я убью Раму!
Он швырнул к ногам Ситы голову, лук, стрелы и, ломая кусты, бросился из сада.
Но едва только он выпустил их из рук, голова исчезла, а на дорожку посыпались перья и упала сухая палка.
— Какой низкий обман! — воскликнула Сита.
Она позвала служанок и приказала им взобраться на стену, окружавшую сад.
— Что вы видите? — спрашивала она. — Что это за грохот? Что творится за стенами города?
— Мы видим на улицах наших воинов, — отвечали ракшаси, — в океане видим мост и обезьян, которые, как поток, текут по нему.
— Не видите ли вы среди обезьян людей?
— Видим, но их всего двое. Они в плащах из древесной коры, а их колчаны набиты горящими, как огонь, стрелами.
