Валентина Сергеевна, услышав их шепот, охнула:
– Лёш, а Лёш… А, может, мы лучше по-простому: в больницу сходим? а?.. И не надо меня уговаривать! Русалочья трава! Я сказкам не верю!
Однако Алексей Елисеевич отмахнулся:
– Зачем же уговаривать, Валя? Да это само собой разумеется… Ведь, живя с тобою, дорогая, всё больше веришь в русалок.
– Но у нас же антибиотики есть! В дорожной аптечке! – Мама поспешила к сараю, где отдыхал их старый «москвич».
Вернувшись, она застала бабу Прасковью с мужем за делом более чем странным. Алексей Елисеевич держал в руках огромную и сонную на вид жабу, всю в пупырышках ядовито-фиолетового цвета. А баба Прасковья соскребала с неё какую-то слизь маленькой деревянной лопаточкой.
– Что же это? Чем это вы тут занимаетесь? – охнула Валентина.
– А то не видишь, – ответил Алексей. – Жабу доим. Потом жабьим молочком больного будем лечить.
– О-ох… – мама тихо осела на скамью.
– Так ведь жабье-то молочко в аптечке не сышещь… – заметил со всей серьезностью Алексей. – А оно отлично чистит нос!
– А дыхание не освежает? – простонала Валентина, всем своим видом показывая, что её уже ничто не удивит. – Вы ещё скажете, что у вас что-то и вместо антибиотиков есть.
– А то как же! – ответили хором баба Прасковья и Алексей Елисеевич. – Есть и такое волшебное средство!
– Тоже от русалок подарочек? – переспросила Валя.
– Нет, не от русалок… – хмыкнул Алексей и добавил как само собой разумеющееся: – Плесень лечебную у нас семья домовых взращивает.
– Так и знала: домовые! – чуть всплеснула руками Валентина, коей было уже всё равно.
– Да-да, домовой и супруга его кикимора запечная… Наши домашние лекари, – кивнул Алексей Елисеевич. – Мы их простоквашей угощаем. Вон, нижнее брёвнышко плесенью заросло. От простокваши! А пересажена та плесень с бревна из прежней избы. От дедов – наследство… И лучше её против простуды ничего нет.
Валентина Сергеевна слабо улыбнулась:
– Ох-ха-ха…. Плесень у них от дедов осталась. И паутина тоже? С тех пор так и не убирали. Лечебную грязь разводили…
– Да ты не волнуйся, Валентина, – заверила баба Прасковья. – Мы ж не дали лихорадке побаловать. Так что к завтрему, почитай уже к утру, её и совсем прогоним…
Ярик лежал на постели, с трудом подымая отяжелевшие веки. От отвара одолень-травы его тело расслабилось, жар спал. И он уснул.
Прыг-скок на жабе верхом!
Ярослав не сразу понял, что его вновь унесло в волшебный сон.
Он был всё в той же избе. Сидел, свесив ноги, на своей кроватке. Но почему-то не в горнице, где его укладывали, а на чердаке.
Ну, вот же его кроватка у окна. А вокруг свален старый хлам: сундуки с бабкиным добром, ещё работающий патефон с кипой чёрных грампластинок, оставшихся с прошлого века, – в музее музыки эту рухлядь с руками бы оторвали!
А это люлька, в которой укачивали когда-то его отца. За нею – ткацкий станок, и прялки, и много чего ещё.
Ярику не в первый раз снилось всё это. Потому он помнил, что в сундуке спит старый домовой Баука. Рядом с патефоном в коробке с грампластинками его сынок – патефонный (кто не знает, патефон – это такой древний музыкальный ящичек, заводится ручкой и играет без электричества).
А ещё тут в люльке притаился лысый бабай. Он не страшный, но почему-то любит пугать маленьких детей; подкрадывается ночью и говорит: «бу-у-у!», если те капризничают и долго не засыпают.
Но сейчас Ярику было не до старых приятелей. Ведь свершалось что-то важное и чудесное.
Он видел, как в окно прямо через стекло медленно проплывало Золотое яйцо. Оно влетело на чердак и зависло.
И тут в голове его зазвучал голосок: «Ярик! Ярик! Ты слышишь меня?»
– Да. Я слышу, – прошептал мальчик, чуть встревожившись… Но тут же сообразил: – Это ты, саламудрик?
И он понял, что яйцо ответило: «Да! Это я! Моё имя – Зилант Златокрыл!… Приятно познакомиться».
– И мне приятно. Но почему ты всё ещё прячешься в яйце? Не желаешь выйти наружу?
Яйцо ответило по-прежнему беззвучно, но Ярик всё понял.
«Да. Я хочу выйти! Очень-очень! В скорлупе моей сыро, темно и тесно… Негде развернуться! Однако я вскоре вылуплюсь. Срок моего заключения истекает нынче ночью при полной луне».
– Так что же ты здесь делаешь? – спросил Ярик. – Почему не лежишь спокойно в гнёздышке? Ведь родители о тебе волнуются…
«Будто и ты никогда не беспокоил родителей. Мне ж тоже пошалить хочется!..»
– Пошалить? – рассмеялся Ярик. – Ну, тогда давай играть!
Ярик распахнул сундук. Затем потряс коробку с патефонными пластинками, качнул люльку. Оттуда сразу вылезли домовой с домовёнками – патефонным и бабаем.
– Играем в догонялки! – воскликнул Ярик и сиганул через люк в сени.
Из сеней он, вместе с весёлыми друзьями, помчался в горницу.
Следом за ним влетело, кружась и вращаясь, Золотое яйцо. Вслед за яйцом верхом на сковороде заявился и Баука – весёлый домовой.
Сынок же его, домовёнок, живущий в патефоне, примчался на патефонной пластинке. А бабай приплыл по воздуху в треснутой люльке. В горнице к ним присоединилась кикимора запечная на кочерге. Она была вся в саже, оставшейся с тех пор, как она помогала при родах чете саламандр.
А затем из подпола неспешно прискакала жаба – плюх! плюх! Очень важная особа, между прочим! Вся честна компания выразила ей почтение.
От бега Ярослав разгорячился. И тут он вспомнил, что болен и что у него высокая температура.
– У-ух-ты! Ярик! – воскликнули домовой и кикимора. – Да ты весь горишь! Спеши! Тебе нужно скорее к русалкам. Одолень-травою лечиться…
Тут же подскочила на кочерге и кикимора запечная, известная знахарка. Облетев Ярослава, кикимора пропела скрипуче:
– Чтобы не мучиться, будем бабушку слушаться! Хватит играть в салки – отправляйся, дружок, к русалкам!
Баука почтительно подвёл Ярославу жабу, лупающую глазами-блюдцами. Домовой держал жабу за уздечку, будто лошадь. Но притом он присел на колено и нижайше склонился пред нею, посему казалось, что не он её привёл, а она сама соизволила прийти.
Ярик же отнёсся ко всему проще и просто принял уздечку. И он ничуть не удивился, что может запросто сесть на жабу верхом. То ли потому, что он вдруг уменьшился, то ли это жаба стала уж очень велика. Во сне это ведь неважно.
«Да-да! Ярик! – заволновалось Золотое яйцо. – Тебе нужно вылечиться! Скорее к русалкам! На озеро Светлояр!»
* * *
Тут кикимора с бабаем распахнули оконные ставни. Через них хлынул лунный свет.
И тогда Ярослав, верхом на жабе, прыгнул прямо в раскрытое окно, в сад. Следом за ним через окно неспешно проплыло и Золотое яйцо.
В несколько прыжков жаба одолела сад и огород. Затем она прыгнула через забор и быстро доскакала до околицы. Там широко раскинулось поле, упирающееся с края в Волгу. Другой край поля обложили грозовые тучи, его подсвечивали дальние зарницы. А прямо за полем темнел лес.
Там, далеко в лесу, и было русалочье озеро Светлояр. По легенде там сокрылся и стал незрим город волшебников Китеж. Русалочьи травы с этого озера обладают великой целящей силой…
Жаба резво поскакала по дорожке через поле. Но как же долго ей скакать! Ярик устал, ему тяжело удерживаться на жабе. И его так трясёт. Так трясёт… Будто в телеге на ухабах…
«Когда только здесь проведут хорошую дорогу… – расслабленно подумал он. – Ох! Да это и не тряска… Это у меня озноб…»
В лунном свете, разлившемся по небесам, было видно, что над краем поля легла сиреневая туча. Ветер, налетевший из-под неё, приклонил колосья ржи…
И тут Ярослав увидел – в поле по стерне ходит, поклевывая упавшие зерна, важная птица – чёрный ворон, мерцающая золотым глазом.
Заметив его, ворон распустил крылья, чуть пробежав, поднялся, а затем полетел рядом.
– Кар-рр! Кар-рр! Куда это вы так спешите? – поинтересовался он. – Что за странная компания! Мальчишка, жаба и… Что это? Ка-р-рр! Так это же яйцо! То самое?! Карр-раул! Корр-ролевское яйцо нашлось! Ка-ррр!
И ворон, всполошившись, ринулся в сторону. Проследив за ним взглядом, Ярослав увидел, как тот, загребая крыльями, скрылся за ближайшим холмом, по коему рассыпались избёнки какого-то села. Холм огибала просёлочная дорога.
По дороге, подымая пыль, время от времени мчались автомобили. Чуть погодя, оттуда выкатил чёрный кабриолет. Старинный, похожий на карету с мотором. С откидным верхом, который складывался гармошкой. И весь сверкающий сталью.
Кабриолет свернул с шоссе на просёлок и покатил через поля наперерез.
В испуге жаба выкатила глаза и поскакала вдвое быстрее. Казалось, она прыгала из последних сил… И впрямь, надвигающийся чёрный автомобиль внушал страх…
