Сестра больна. Ломота, высокая температура, голова болит и проч. То же самое и у кухарки. Обе лежат. Боюсь, что тиф.
Простите, голубчик, за отчаянно длинное, докучливое письмо. Кланяюсь всем Вашим, а у Анны Ивановны целую руку. Будьте здоровы.
Ваш А. Чехов.
Если публика по поймет "железо в крови", то черт с ней, т. е. с кровью, в которой нет железа.
Я прочел это письмо. В характеристике Иванова часто попадается слово "русский". Не рассердитесь за это. Когда я писал пьесу, то имел в виду только то, что нужно, то есть одни только типичные русские черты. Так, чрезмерная возбудимость, чувство вины, утомляемость -- чисто русские. Немцы никогда не возбуждаются, и потому Германия не знает ни разочарованных, ни лишних, ни утомленных... Возбудимость французов держится постоянно на одной и той же высоте, не делая крутых повышений и понижений, и потому француз до самой дряхлой старости нормально возбужден. Другими словами, французам не приходится расходовать свои силы на чрезмерное возбуждение; расходуют они свои силы умно, поэтому не знают банкротства.
Понятно, что в пьесе я не употреблял таких терминов, как русский, возбудимость, утомляемость и проч., в полной надежде, что читатель и зритель будут внимательны п что для них не понадобится вывеска: "Цо не гарбуз, а слива". Я старался выражаться просто, не хитрил и был далек от подозрения, что читатели и зрители будут ловить моих героев на фразе, подчеркивать разговоры о приданом и т. п.
Я не сумел написать пьесу. Конечно, жаль. Иванов и Львов представляются моему воображению живыми людьми. Говорю Вам по совести, искренно, эти люди родились в моей голове не из морской пены, не из предвзятых идей, не из "умственности", не случайно. Они результат наблюдения и изучения жизни. Они стоят в моем мозгу, и я чувствую, что я не солгал ни на один сантиметр и не перемудрил ни на одну йоту. Если же они на бумаге вышли неживыми и неясными, то виноваты не они, а мое неуменье передавать свои мысли. Значит, рано мне еще за пьесы браться.
Письма, т. 2, с. 259--268; Акад., т. 3, No 505.
1 Речь идет о суворинской "Татьяне Репиной".
2 Ф. А. Федоров (Юрковский), режиссер Алекандринского театра, ставивший "Иванова".
3 Отход от революционного движения -- характерная черта народничества 80-х годов. Бывший член комитета "Народной воли" Л. А. Тихомиров в 1888 г. выпустил в Париже брошюру "Почему Я перестал быть революционером", а царю Александру III писал о "горьком раскаянии" и просил разрешении вернуться в Россию.
4 Пропорьев и Наварыгин -- в пьесах А. И. Сумбатова-Южина "Цепи" и "Арказановы"; Охлопьев (не Охлябьев) -- у В. А. Тихонова в пьесах "Козырь" и "Без кормила и весла".
5 В романе А. Доде "Жак" (1876).
6 А. А. Потехин заведовал репертуарной частью Александрийского театра.
ЧЕХОВ -- А. С. СУВОРИНУ
7 января 1889 г. Москва
7 янв.
Посылаю Вам бумажку, которую прошу скрепить Вашею подписью и выслать мне. Членом Общества1 Вы считаетесь с 7 января по то число, какое будет ровно через 50 лет после Вашей смерти. 11 это удовольствие стоит только 15 рублей.
Я послал Вам сегодня два варианта для своего "Иванова". Если б Иванова играл гибкий, энергичный актер, то я многое бы прибавил и изменил. У меня разошлась рука. Но увы! Иванова играет Давыдов. Это значит, что нужно писать покороче и посерее, памятуя, что все тонкости и "нюансы" сольются в серый круг и будут скучны. Разве Давыдов может быть то мягким, то бешеным? Когда он играет серьезные роли, то у него в горле сидит мельничка, монотонная и слабозвучная, которая играет вместо него... Мне жаль бедную Савину, что она играет дохлую Сашу. Для Савиной я рад бы всей душой, но если Иванов будет мямлить, то, как я Сашу ни отделывай, ничего у меня не выйдет. Мне просто стыдно, что Савина в моей пьесе будет играть черт знает что. Знай я во времена оны, что она будет играть Сашу, а Давыдов Иванова, я назвал бы свою пьесу "Саша" и на этой роли построил бы всю суть, а Иванова прицепил бы только сбоку, но кто мог знать?
У Иванова есть два больших, роковых для пьесы монолога: один в III акте, другой в конце IV... Первый нужно петь, второй читать свирепо. То и другое для Давыдова невозможно. Оба монолога он прочтет "умно", т. е. бесконечно вяло.
Как зовут Федорова?
Я с большим бы удовольствием прочитал в Литературном обществе реферат о том, откуда мне пришла мысль написать "Иванова". Я бы публично покаялся. Я лелеял дерзкую мечту суммировать все то, что доселе писалось о ноющих и тоскующих людях, и своим "Ивановым" положить предел этим писаньям. Мне казалось, что всеми русскими беллетристами и драматургами чувствовалась потребность рисовать унылого человека и что все они писали инстинктивно, не имея определенных образов и взгляда на дело. По замыслу-то я попал приблизительно в настоящую точку, но исполнение не годится ни к черту. Надо было бы подождать! Я рад, что 2--3 года тому назад я не слушался Григоровича и не писал романа! Воображаю, сколько бы добра я напортил, если бы послушался. Он говорит: "Талант и свежесть все одолеют". Талант и свежесть многое испортить могут -- это вернее. Кроме изобилия материала и таланта, нужно еще кое-что, не менее важное. Нужна возмужалость -- это раз; во-вторых, необходимо чувство личной свободы, а это чувство стало разгораться во мне только недавно. Раньше ого у меня не было; его заменяли с успехом мое легкомыслие, небрежность и неуважение к делу.
Что писатели-дворяне брали у природы даром, то разночинцы покупают ценою молодости. Напишите-ка рассказ о том, как молодой человек, сын крепостного, бывший лавочник, певчий, гимназист и студент, воспитанный на чинопочитании, целовании поповских рук, поклонении чужим мыслям, благодаривший за каждый кусок хлеба, много раз сеченный, ходивший по урокам без калош, дравшийся, мучивший животных, любивший обедать у богатых родственников, лицемеривший и богу и людям без всякой надобности, только из сознания своего ничтожества,-- напишите, как этот молодой человек выдавливает из себя по каплям раба и как он, проснувшись в одно прекрасное утро, чувствует, что в его жилах течет уже не рабская кровь, а настоящая человеческая...
В Москве есть поэт Пальмин, очень скупой человек. Недавно он пробил себе голову, и я лечил его. Сегодня, придя на перевязку, он принес мне флакон настоящего Ilang-Ilang'a, стоящий 3 р. 50 к. Это меня тронуло.
Ну, будьте здоровы и простите за длинное письмо.
Ваш А. Чехов.
Письма, т. 2, с. 281--283; Акад., т. 3, No 579.
1 Общество русских драматических писателей и оперных композиторов, учрежденное в Москве в 1874 г. А. Н. Островским и Н. Г. Рубинштейном для защиты авторских нрав драматургов и композиторов.
ЧЕХОВ -- А. С. СУВОРИНУ
Начало мая 1889 г. Сумы
Сумы, усадьба Линтваревой.
Я глазам не верю. Недавно были снег и холод, а теперь я сижу у открытого окна и слушаю, как в зеленом саду, не смолкая, кричат соловьи, удоды, иволги и прочие твари. Псел величественно ласков, тоны неба и дали теплы. Цветут яблони и вишни. Ходят гуси с гусенятами. Одним словом, весна со всеми онерами.
Стива не прислал лодок1, не на чем кататься. Хозяйские лодки где-то в лесу у лесника. Ограничиваюсь поэтому только хождением но берегу и острою завистью к рыбалкам {рыбакам (укр. обл.).}, которые снуют по Пслу на своих челноках. Встаю я рано, ложусь рано, ем много, пишу и читаю. Живописец2 кашляет и злится. Дела его швах.-- За неимением новых книг повторяю зады, прочитываю то, что читал уже. Между прочим, читаю Гончарова и удивляюсь. Удивляюсь себе: на что я до сих пор считал Гончарова первоклассным писателем? Его "Обломов" совсем неважная штука. Сам Илья Ильич, утрироватшая фигура, не так уж крупен, чтобы из-за него стоило писать целую книгу. Обрюзглый лентяй, каких много, натура не сложная, дюжинная, мелкая; возводить сию персону в общественный тип -- это дань не по чину. Я спрашиваю себя: если бы Обломов не был лентяем, то чем бы он был? И отвечаю: ничем. А коли так, то и пусть себе дрыхнет. Остальные лица мелкие, пахнут лейковщиной, взяты небрежно и наполовину сочинены. Эпохи они не характеризуют и нового ничего не дают. Штольц не внушает мне никакого доверия. Автор говорит, что это великолепный малый, а я не верю. Это продувная бестия, думающая о себе очень хорошо и собою довольная. Наполовину он сочинен, на три четверти ходулен. Ольга сочинена и притянута за хвост. А главная беда -- во всем романе холод, холод, холод... Вычеркиваю Гончарова из списка моих полубогов.
Зато как непосредственен, как силен Гоголь и какой он художник! Одна его "Коляска" стоит двести тысяч рублей. Сплошной восторг и больше ничего. Это величайший русский писатель. В "Ревизоре" лучше всего сделан первый акт, в "Женитьбе" хуже всех III акт. Буду читать нашим вслух.
