– Зигзагами лей, – сказал Клюквин, все еще не включая полотер.
Люся стала покачивать чайник. На полу теперь появились зигзагообразные полосы. Они постепенно растекались, сливаясь в ровную лужу.
– Хватит! – скомандовал Клюквин.
Люся отошла в сторону. Митька включил полотер, тот завыл. Изобретатель вдвинул его в лужу, площадь которой достигала уже квадратного метра.
Не отрывая глаз от лужи, Заноза медленно пятилась к подоконнику.
– Моет! – воскликнула она. – Митька! Ведь он же моет!
– Во! Моет! – расплывшись в улыбке, подтвердил Клюквин.
Полотер действительно мыл. Вода, которую баламутили щетки и которая брызгами летела во все стороны, стала совсем мутной.
Вой полотера изменился. Он стал низким, прерывистым. Ручка полотера отчаянно дергалась и дрожала в ладонях у Клюквина. Но изобретатели не обращали на это внимания. Митька вошел в азарт.
– Давай лей еще! Сюда лей! Уж испытывать так испытывать! закричал он под рев полотера.
Люся стала поливать из чайника уже полной струей, а Клюквин принялся водить машину по всей кухне. Наконец он выключил полотер. Наступила удивительно приятная тишина. В кухне пахло горячим машинным маслом. Заноза и Клюквин смотрели друг на друга и счастливо улыбались.
– Митька! – наконец сказала Люся. – Я сколько лет учусь с тобой в одной школе и даже не знала, что у тебя такая голова!
Клюквин пропустил эту похвалу мимо ушей. Он снова заговорил, что сделана только половина дела, что надо механизировать удаление с пола воды.
– Ты вот чего, – сказал он, – ты достань тряпку и вытирай пол, а я посмотрю, что тут можно придумать.
Заноза извлекла из-под мойки тряпку и стала вытирать ею мокрый пол. Изобретатель следил за каждым ее движением: он наклонялся, держась руками за колени; он садился на корточки, глядя, как Люся возит тряпкой по полу; он подымался на цыпочки и вытягивал шею, когда Люся выжимала тряпку над мойкой. Однако на сей раз он ничего придумать не смог. Он попрощался с Занозой, сказав, что позвонит, как только у него появится какая-нибудь идея. А вечером для Люси началась жизнь, которую в книжках зовут жизнью на вулкане.
Сначала все было очень хорошо. Папа, который работал начальником геодезической партии и которому до смерти надоели командировки, сегодня узнал, что ему уезжать не через неделю, а через два месяца; мама, работавшая юрисконсультом, сегодня отсудила в пользу своего завода двенадцать тысяч рублей с какого-то другого предприятия; бабушка была очень довольна, что наконец-то выгнали из совета пенсионеров некоего Крынкина, клеветника и склочника. Кроме того, у нее отлично получилось новое блюдо – треска с майонезом, запеченная в духовке. Когда у взрослых в семье настроение хорошее, тогда и детям не на что жаловаться.
После ужина все остались сидеть за кухонным столом. Папа, облаченный в теплую пижаму, читал журнал "Наука и жизнь", мама вязала себе джемпер. Папа прочел вслух несколько анекдотов из отдела юмора, мама рассказала о том, как глупо себя вел юрисконсульт кожгалантереи. Все очень смеялись.
Тут бабушка решила внести свою лепту в общее веселье. Она откинулась на спинку стула, скрестила руки на полной груди и сказала, хитро улыбаясь:
– Ну, а теперь, граждане, интересно было бы узнать, что это вытворяла наша Мария сегодня на кухне.
Маша выпрямилась и широко открыла глаза:
– На кухне?
– Да, именно здесь, на кухне.
– Когда?
– А вот тогда, когда никого в доме не было. И ты, милая, не прикидывайся, у меня тоже наблюдательность есть.
Маша замотала головой:
– Ничего не понимаю!
– Не понимаешь? Ах, ты, значит, не понимаешь? А кто сегодня в кухне пол мыл? – с торжеством вопросила бабушка и, прищурив левый глаз, уставилась на Машу правым.
Только теперь Заноза смекнула, в чем дело. Ей стало не по себе. Маша тупо смотрела на бабушку.
– Пол?.. – машинально переспросила она.
Папа с мамой переглянулись.
– По правде сказать, я тоже ничего не понимаю, – пробормотала мама. – Михаил, ты что-нибудь понимаешь?
– Гм! Я тоже что-то не очень...
И тут бабушка рассказала, как она вернулась домой, как вошла на кухню и как ей бросился в глаза чисто вымытый пол, который она только собиралась сегодня вечером вымыть.
– Да не мыла я никакого вашего пола! – уже громко воскликнула Маша. – Понимаете, не мыла!
Мама склонила голову набок и опустила вязанье себе на колени.
– Машка! – укоризненно сказала она. – Ну до чего же ты все-таки тяжелый человек! Ну чего ты злишься? Ведь бабушка тебя ни в чем не обвиняет. Бабушка прекрасно понимает, что ты могла нечаянно разлить или рассыпать какие-нибудь химикалии... Пойми ты, ничего тут дурного нет. Наоборот, это хорошо, что ты догадалась убрать за собой. Какая ты...
Мама не договорила, а Заноза съежилась. Сидевшая с ней рядом Самбо поднялась со стула. Серые глаза ее сузились, скуластое лицо порозовело.
– А я говорю, что я вашего пола не мыла, – сказала она глухим басом, затем она уперлась кулаками в бока, посопела немного и закричала сквозь слезы уже во весь голос: – Я вашего пола не мыла! Ясно вам? Не мыла! Не мыла!
Треснула дверь, ведущая из кухни в переднюю, хлопнула дверь, ведущая из передней на лестницу. Оставшиеся в кухне молчали по крайней мере минуту.
– Что за характер все-таки! – вздохнула мама.
Папа посмотрел на Люсю:
– Люська, а ты, случайно, не того... пол не мыла?
Едва только бабушка завела разговор о поле, Люся стала напряженно думать, как ей поступить. Сказать, что это она вымыла пол? Но тогда ее спросят, зачем она это сделала. Сказать, что ей захотелось помочь бабушке? Но в такую добродетельность едва ли кто-нибудь поверит. Значит, честно рассказать про поломоечную машину? Но тогда придется поведать и о том, как мочили в воде электрополотер, а Люся не была уверена, что бабушка это одобрит.
Пока Заноза раздумывала обо всем этом, Маша уже раскричалась, захлопала дверьми, и Люся поняла, что признаваться в чем-нибудь уже поздно. Она слегка пожала плечами и взглянула на папу с грустным удивлением.
– Ну папа... ну ты скажи, зачем мне это нужно?
Бабушка вздохнула и покачала головой.
– Что я люблю в своих внучках, так это откровенность, – сказала она. – Пол кто-то из них вымыл из каких-то своих тайных побуждений... Хотя бы из вежливости могли бы соврать, что хотели сделать приятное бабушке. Так нет: "зачем мне это нужно", и всё тут!
Заноза пожелала взрослым спокойной ночи и удалилась к себе в комнату. Там она быстренько разделась и юркнула под одеяло. Она еще не спала, когда явилась Маша. Люся притворилась спящей, но потом ей захотелось посмотреть, что поделывает ее сестра. Она открыла один глаз как раз в тот момент, когда Маша, держа в руках чулок, пристально смотрела прямо ей в лицо. Самбо дернула подбородком и погрозила Занозе кулаком, а та быстро закрыла глаз.
Утром Самбо проснулась в прекрасном настроении и даже не вспомнила о вчерашнем разговоре. После обеда Люсе позвонил Клюквин и шепотом сказал, чтобы она вышла во двор.
– У тебя двадцать копеек есть? – спросил он, когда они встретились.
– Есть.
– Тогда давай, а то у меня не хватает. Мы сейчас кишку купим.
– Какую кишку?
– От клизмы... ну, для поломойки нашей. У нас в аптеке такую кишку продают – во всей Москве не найдешь!
И он объяснил, что трубки для клизмы обычно продаются уже нарезанными метра по полтора, а тут он увидел в аптеке огромный моток, от которого продавец может отрезать хоть три метра, хоть пять. Словом, сколько попросишь.
– А как вытирать пол, ты придумал? – спросила Люся.
– Нет, пока не придумал. Мы сегодня знаешь что сделаем? Прицепим кишку к полотеру, а другой конец – к водопроводному крану. Поглядим, как полотер с кишкой работает.
Сначала Люсе показалось, что нетрудно без всяких испытаний представить себе, как будет работать полотер с кишкой. Потом она вспомнила, что ничего не понимает в технике, и решила не перечить Клюквину. Она только спросила, нельзя ли на этот раз произвести испытания у него в квартире, но Клюквин сказал, что у них квартира коммунальная: там на кухне всегда торчит кто-нибудь из соседей.
И снова, оставшись одна, Заноза позвонила по телефону и тихо сказала: "Митька? Иди!" Клюквин явился с кишкой длиною в пять метров, один конец которой они привязали к ручке полотера, а другой с большим трудом надели на водопроводный кран. Снова они водили полотером по мокрому полу, пока от машины не запахло горелым. Клюквин сказал, что вполне удовлетворен испытаниями и что теперь он вплотную приступит к вопросу об откачке воды.
Папа и мама вернулись поздно ночью, а бабушка и Самбо пришли домой еще засветло. Люся была уверена, что бабушка на этот раз не обратит внимания на пол: к ее приходу он уже высох, к тому же он утром был еще совсем чистый. Но вот бабушка ушла на кухню, провела там не больше минуты и вышла оттуда с поджатыми губами и неподвижным лицом. Так она и проходила весь день с поджатыми губами. На внучек она не смотрела, а когда они к ней обращались с чем-нибудь, еле отвечала. Заноза сразу смекнула, в чем дело, и помалкивала, с тревогой поглядывая на старушку.
