В связи с этим наблюдением напрашивается предположение: создавая частушки, не пользуется ли в некоторых случаях молодежь запасами образов, оборотов, слов, унаследованными из детского фольклора, в частности из издевок.
Приспособление частушек или даже использование их в качестве издевок — вещь легкообъяснимая. Частушка взрослых тоже нередко носит эпиграмматический характер; она, как некоторые из издевок, злободневна; сходство наблюдается в объеме отдельных произведений, иногда и в метрике. В качестве примера такого использования частушек могу указать текст, помещенный под № 106: в 1919 г. я записал его от девиц в Громах на Ангаре как частушку.
Песенки заучиваются и распространяются детьми, можно сказать, сами собою. В той или иной детской группе выделяется своими наклонностями и способностями какой-нибудь Спирька Ромашихин — «сатиры смелый властелин», который подчиняет своему влиянию всех, кто живет жизнью этой группы; ему подражают, у него перенимают, усваивают его повадки, его язык, его репертуар; все это делается достоянием группы, более или менее значительного числа подражателей, составляющих, так сказать, «школу» Спирьки Ромашихина. Такие группы-«школы» бывают в сборе ежедневно, чуть не ежечасно, особенно малыши. «Нередко, — говорит М о л о т и л о в (с. 92), — можно наблюдать в деревне такую картину. Кучка ребят 5 — 8 лет, взобравшись, например, на крышу или забор или поместившись где-либо уютно в сеннике или на полянке, хором читают нараспев или поют в унисон» разные песенки. При многократном повторении их они невольно закрепляются в памяти исполнителей и слушателей.
Может быть, не будет лишней пометка, что сатирическая лирика не может рассматриваться как непосредственное «отражение» детской среды, ее быта и т. д. Надо знать, что издевщик ничего не пожалеет для едкого словца. Если насмешка «вшивый барин» (№ 48) зачастую имеет за собою фактическое основание, то «вошь на пузе» (№ 24), например, — обычно только прозвище, которое можно пристегнуть к любому Кузе, а не констатирование действительного факта. Единственный повод у издевщика — желание сказать что-нибудь «задирающее» и единственное основание — возможность удачной рифмовки.
См. примеч. 2. С. 676.
Некоторые наблюдения в этой области сделаны Р. Якобсоном в брошюре «Новейшая русская поэзия» (Прага, 1921): см. с. 41 — 42, 55, 58 ― 59.
Издевки — произведения устного творчества, поэтому говорить здесь о «строках» едва ли правильно; я пользуюсь словом «стих», имея в виду ощущаемый исполнителями и слушателями ритмический ряд, часто отграниченный от других рядов рифмой.
См. мой «Детский народный календарь», нотное приложение // Сибирская живая старина. 1924. Вып. 2.
Ср.: Жирмунский В. Рифма, ее история и теория. СПб., 1923. С. 13.
Выражение «рвать штаны» часто используется в качестве условного обозначения непроизвольного громкого газоиспускания, так же как, например, фраза «татарину долг отдавать» — в значении глагола испражняться.
Арефьев В. С. Образцы народной словесности // Известия Вост,- Сиб. Отд. РГО. 1901. Т. 32. № 1 - 2. С. 92.
Станиловский А.Н. Записки // Труды Вост.-Сиб. Отд. РГО. 1912. Т. 7. С. 170.
Кузмин М. Условности. П., 1923. С. 173.
Вариант см. под № 141.
Эти «пять костров подовинных дров» фигурируют и в потешках, записанных мною в Тулунском уезде. Вариант-шестистишие, приводимое Шейном ( т. 1, с. 35, № 198), тоже образован слитием приводимого здесь и всюду известного двустишия с стихотворным заговором, произносимым в предупреждение появления ячменя. Ср.: Живая старина. 1915. Вып. 4. С. 344. Этот заговор сообщается детям, как только они смогут удержать в памяти небольшой и удобный для запоминания (вследствие стихотворной формы) текст. Вариант-четверостишие, сообщаемое Молотиловым (с. 93), начинается тем же общераспространенным двустишием.
Мне лично и моим сотрудникам нигде не приходилось слышать некоторые из приводимых в «Материалах» издевок (№ 73 — второй текст, 82, 98 и некоторые другие); мною они записаны (в Шабарте) со слов людей, запомнивших их с средины прошлого столетия. Возможно, что эти старые тексты могут считаться уже утраченными, выпавшими из современного детского фольклора. Но для каких-либо утверждений указанных фактов, конечно, недостаточно.
В Шабарте, например, в детский репертуар того времени входили № 63, 65, 66, 75, 77, 80 - 84, 86, 90, 92, 94, 95, 98, 99, 102, 107, 112.
Приходится пожалеть, что мы не имеем ни местных словарей детского обыденного языка, ни словаря поэтической речи детей. Простой просмотр сообщаемых текстов обнаруживает в них наличие слов, нуждающихся в пояснениях. Вот краткие пояснения некоторых:
Бахтарман — басурман; бретик, брешка — бритый; везенька — тот, кто возит; монетик — монета; лягаш — пренебрежительное название ребенка из интеллигентной семьи; накласть (№ 28) — оставить испражнения; плешка (№ 7) — penis; спиха — тот, кто поздно встает; стрижык — стриженый; талала — звукоподражательное прозвище, даваемое тем, кто неясно выговаривает слова, например, вследствие потери зубов; черемушечка — черемуховый прут.
Эта дразнилка, сообщенная мне Д. В. Сизых, теперь, кажется, вышла из употребления, а лет 20 — 30 назад ее знали все куйтунские ребята. Увидев бурята, едущего на своем одре по селу, они выбегали ему навстречу и пели... Пользуясь наступившей паузой, кто-нибудь скажет: «Братскай, а братскай, смотри-ка»... Поплюет в ладонь правой руки, оботрет ее о то место своих штанишек, которое прикрывает мягкие части, и покажет «кутишку». Бурят стегнет черемушечкой лошадку, а ребята бегут за ним и вдогонку поют: «Братскай, братскай на орде»...
Понимание смысла некоторых издевок дается только по ознакомлении с обстоятельствами, вызвавшими их появление. Содержание их далеко не всегда поддается пересказу в какой-либо иной форме, так как и в детских издевках, относящихся к лирическим произведениям, заметно сказывается слитность содержания и его словесного выражения. Данную эпиграмму можно было бы многословно «перевести» примерно так: «Чудак ты, Павел! Стать капитаном — разве это легкое
