Евгения Фёдорова - И время ответит…

Эта книга — первая из трилогии воспоминаний моей матери — детской писательницы и журналистки Евгении Фёдоровой (Селезнёвой) «…И ВРЕМЯ ОТВЕТИТ…», рассказывающей о жизни в тюрьмах, лагерях и ссылках в бывшем Советском Союзе, и о встречах автора в этих страшных местах с интересными и благородными людьми в годы правления Сталина, во времена учреждённого им государственного террора, продолжавшегося до самой его смерти.

В первой книге она рассказывает о неожиданном повороте судьбы бросившем её, тогда ещё молодую, далёкую от политики женщину по доносу «друга» в «мясорубку» сталинского террора. Это случилось в самом его начале, в 1935 году, и только поэтому она уцелела. Случись это на год позже, её наверняка не было бы в живых, и эта книга никогда не была бы написана.

Мама прожила до 89 лет из которых более 20 лет провела в советских тюрьмах, лагерях и ссылках.

Последние 22 года она жила в Америке, в Бостоне.

Всё это время она продолжала писать свои воспоминания, рассказы и очерки о пережитом, прошлом и настоящем. Большинство из них печатались в стариннейшей русской газете Нью-Йорка «Новое русское слово».

Она много путешествовала до самой глубокой старости и из каждой поездки привозила новые рукописи, так что и сейчас многое ещё не разобрано.

В следующие две книги трилогии вошли её воспоминания о жизни в лагерях и годах ссылки на севере Сибири.

О жизни за рубежом и путешествиях, если время позволит, будет издана отдельная книга.

С. Лесней (Селезнёв)

Весна в тот год на Кавказе грянула необычайно рано и дружно. В начале мая по летнему жаркое солнце растопило снега, с гор понеслись лавины, ручьи превратились в бурные потоки, ворочающие глыбы камней, водопады обрели гигантскую мощь и красоту…

В 1935-ом году дороги на прославленную «жемчужину Кавказа» — озеро Рица — еще не было. Тем, кто хотел увидеть его, надо было добираться туда пешком по каньонам Геги и Юпшары. Дорога еще только строилась.

Шоссе начиналось от Адлера у широкого устья Бзыби, сворачивало вдоль бурной и пенистой Геги, и еще раз поворачивало в каньон Юпшары и там заканчивалось.

Удивительная река эта Юпшара — прозрачной, кристальной голубизны, как ни одна из горных рек Кавказа. Только на Алтае есть еще такая — Катунь.

Если станешь на мостике — как раз над слиянием двух рек — Геги и Юпшары — диву даешься! Косматый, бурный глинисто-коричневый поток Геги переплетается с белопенными голубыми каскадами Юпшары, как две ленты, вплетенные в косу, прежде чем смешаются они в одну рыжую гриву.

Почему такое чудо? Быть может, потому, что Юшпара вытекая из Рицы, и чуть войдя в узкий каньон, тут же вдруг вся пропадает под землю и снова рождается только несколько километров спустя?

Окрестности Гагры на Кавказе изобилуют такими провалами, «карстовыми явлениями».

Вырвавшись из подземного плена, (может быть, очищенный какими-то подземными химикалиями?) поток необычайной чистоты и бирюзовой голубизны несется между отвесными скалами каньона, так и не замутив свои воды до самого слияния с Гегой.

Вдоль Геги всё дальше к Юпшарскому каньону, прокладывалось шоссе. Группы полуголых людей, с черными от загара спинами. Струи пота проложили дорожки на запыленных телах. На головах какие-то грязные тряпки — хоть чем-нибудь прикрыться от безжалостного солнца.

Люди вяло долбили камни чем-то вроде огромных кирок и еще более вяло перетаскивали камни с места на место, укладывая вдоль шоссе. Когда мы проходили мимо, они распрямлялись, обращая к нам худые лица с хмурыми глазами и задавали всегда один и тот же вопрос: — Который час?

И тотчас откуда-нибудь с пригорка лениво отзывался человек с ружьем: — Не разговаривать! Давай, двигайся, а то я те поговорю!

Непонятно, к кому это относилось — к работающим, или к нам, беспечным путникам, и мы, смущенные, спешили пройти… Но у следующей кучки, где работали люди нам непременно задавали тот же вопрос — Который час?..

Мы, беспечные прохожие… Что знала я об этих людях с угрюмыми лицами, с одним единственным вопросом, как будто ни до чего другого в мире им дела нет — «Который час?»…

Что знала я о них? — Ничего. А что хотела знать? — Ничего.

Кольнуло ли мне в сердце: — ты стоишь на пороге своей судьбы?. Встревожилась ли?..

Нет, не кольнуло. Не встревожилась. Спешила пройти.

А он, мой спутник? Обаятельный мальчик, почти подросток на вид. Стройный, смуглый, в своей турецкой красной фесочке с кисточкой; так идущей ему. На крутой выпуклый лоб выбились темные кудряшки. Блестящие восторженные глаза чуть прищурены — тогда еще не было моды носить темные очки от солнца… Он, лучший экскурсовод Краснополянской турбазы?

Он — быть может и знал, но думать об этом не хотел. Только не сейчас… Потом, потом… Ведь он не хотел зла…

Нет, никому, никогда.

А кругом была весна — буйная, зелёная, кипящая, пьянящая… И любимый Кавказ… И строки обожаемой Цветаевой, тогда еще мало кому у нас известной:

…Вот и кончилось строящееся шоссе. Дальше — узкие тропы, карнизы, высеченные в скалах Юпшарского каньона то с одной, то с другой стороны и подвесные мостики их соединяющие, всего — двадцать четыре!

Раскачивается, трепещет мостик над вспенившейся неистовой Юпшарой, вздыбленной весенними снежными водами. Перебираемся чуть ни ползком, — дух захватывает — вот-вот сорвет мостик, унесёт в реку…

Каньон, то совсем узкий, отвесные стены и синяя лента неба; Бог знает где, где-то над головой; солнце золотит едва видные вверху на скалах стволы сосен, а внизу, в ущелье, — тень и прохлада, то вдруг стена скал отступит от реки и на берегу возникнет самшитовая роща. Причудливо изогнутые, тяжеловесные стволы; словно водоросли свисают длинные бороды мхов, и отовсюду царит полумрак. Будто глубокое подводное царство…