Марина Цветаева. Письма. 1928-1932 - Марина Ивановна Цветаева

Meudon (S. et О.)

2, Avenue Jeanne d’Arc

3-го января 1928 г.

Милая Анна Антоновна, еще неохотно вывожу 1928 г. — как каждый новый, впрочем. Заминка руки и сердца, под заминкой — измена. Не сомневаюсь, что стерпится — слюбится. (Кстати, люблю эту поговорку только навыворот, та́к — только терплю.)

Огромное и нежнейшее спасибо за новогодний подарок, прямо в сердце, а осуществление — чудное серебряное старинное кольцо Але, с камеей: амуром-Муром, и столик Муру. Получат послезавтра под елкой. Будет столько гостей, а Вас не будет. Будет, кстати, герой моей Поэмы Конца  [1] — с женой  [2], наши близкие соседи, постоянно видимся, дружественное благодушие и равнодушие, вместе ходим в кинематограф, вместе покупаем подарки: я — своим, она — ему. Ключ к этому сердцу я сбросила с одного из пражских мостов, и покоится он, с Любушиным кладом, на дне Влтавы — а может быть — и Леты  [3]. Кстати, в Праге, определенно, что-то летейское, в ветвях, в мостах, в вечерах. Прага для меня не точка на карте.

Новый Год встречала с евразийцами  [4], встречали у нас. Лучшая из политических идеологий, но… что мне до них? Скажу по правде, что я в каждом кругу — чужая, всю жизнь. Среди политиков так же, как среди поэтов. Мой круг — круг вселенной (души: то же) и круг человека, его человеческого одиночества, отъединения. И еще — забыла! — круг: площадь с царем (вождем, героем). С меня — хватит. Среди людей какого бы то ни было круга я не в цене: разбиваю, сжимаюсь. Поэтому мне под Новый Год было — пустынно. (Чем полней комната — тем…) То, что я Вам рассказываю, Вам не новость: нам не новость.

После-завтра елка, в Париже игрушки от 5 сант<имов> (блестящие пилки, ножницы, молоточки), елка будет вся обвешана. Есть еще и пражские игрушки. Да! третьего дня, когда ездила в Париж за подарками, на старинной площади S<ain>t Germain des-Prés (жила там, когда мне было 16 лет)  [5] — моя спутница, вдруг: «Слоним!» — «Где?» — «Окликнуть?» И я, неожиданно: «А ну его к чертям!» — без злобы, добродушно. До того не нужен. («К чертям, конечно не в ад, а к его обычным делам, заботам, удачам.) Думал ли он, и — главное — думала ли я тогда под Рождество 1924 г., что через три года и т. д. Лучше — не знать будущего!

«Вёрсты» вышли, но своих номеров у нас еще нет, как будут — вышлем. Получите их, надеюсь, еще до газетной травли, чтобы знать, за что травят. Номер боевой: чуть ли не четыре статьи о евреях  [6].

Получила вчера большое милое письмо от В<алентина> Ф<едоровича> Булгакова, как Вы думаете — не притянуть ли его к устройству моего вечера? Он сам рад будет повидаться. Неужели не наскребем тысячи крон?

Волосы мои порядочно отросли, но — новая напасть: нарыв за нарывом, живого места нет, взрезывания, компрессы, — словом уж три недели мучаюсь. Причина 1) трупный яд, которым заражена вся Франция, 2) худосочие. Есть впрыскивание, излечивающее раз навсегда, но 40-градусный жар и лежать 10 дней. Не по возможностям. М<ожет> б<ыть> когда-нибудь… А пока хожу Иовом  [7].

_____

Алино рисованье подвигается: очень способна и старается. Но моя работа сокращена ровно на три дня в неделю, ибо я с 11 ч<асов> утра до 6 ч<асов> вечера одна с Муром. Вот, кстати, наша сегодняшняя с ним беседа:

— «Мама, ты любишь машину?» — «Нет». — «Почему?» — «Потому что я люблю ноги». — «А червяки тебя любят?» — «Нет, и я их не люблю». (Пауза, и — тоном утверждения): — «Пауки — тебя любят!»

«Машина» у него, как у русских шоферов, — автомобиль.

От меня, т. е. от Вас к Рождеству получает столик, от С<ергея> Я<ковлевича> стройку, от Али цветные карандаши. Странно он будет помнить заграницу, где Рождество после Нового Года (Новый Год все русские празднуют по-новому, Рождество — почти все — по-старому).

О елке Вам напишет Аля, это ее праздник.

_____

Спасибо за чудную мечту о совместной Праге и далее. Как Ваше здоровье? В Париже климат неизмеримо-хуже, чем в Праге, не зима, а болото. Все кругом простужены. Вспоминаю чудные вшенорские холмы: холод, хворост. Мне хорошо было там жить, хотя мальчишки и кидались камнями.

Целую Вас нежно, сердечный привет Вашим, Шопена  [8] люблю и узнаю как никого.

                              М.

Очень рада, что Вам понравился Мур. Вот Вам Аля с ним, посылаю ради Али, он засмеялся и расплылся.

Впервые — Письма к Анне Тесковой, 1969. С. 58–59 (с купюрами). СС-6. С. 363–364. Печ. полностью по кн.: Письма к Анне Тесковой, 2008. С. 78–80.

Meudon (S. et О.)

2, Avenue Jeanne d’Arc

9-го января 1928 г.

Дорогая Саломея,

Всячески сочувствую: то же и хуже, — кроме харка, сморка и хорка (у меня) еще короста, честное слово! т. е. вся голова в нарывах, выстрижена в 10-ти местах, несколько дней ходила перебинтованная как солдат, в самочувствии Иова  [9], — и резали, и мазали, — все новые и новые, теперь лечусь дрожжами и кажется вылечиваюсь.

Во вторник боевая лекция Алексеева, первое открытое выступление Евразийцев  [10],