Александр Александров
Подлинная жизнь мадемуазель Башкирцевой
Глава первая
Мария Башкирцева
Сотворение мифа
Кто такая Мария Башкирцева? Многим это имя ни о чем не говорит, кто-то слышал про рано умершую русскую художницу, жившую в Париже, некоторые читали ее «Дневник», написанный по-французски, неоднократно издававшийся в России в конце XIX–начале XX века и недавно переизданный вновь в русском переводе.
Странно было бы писать биографию девушки, прожившей так недолго, вполне резонно предположить, что вся ее биография в ее дневнике, ведь она вела его довольно подробно в течение всех сознательных лет, но, к сожалению, дневник в традициях того времени издан без указания имен, при этом сильно сокращен, убраны подробности частной жизни ее семьи, как раз все то, что в наше время больше всего интересует читателя. Впрочем, это замечали и современники:
«В дневнике ее указания на личную интимную обстановку редки и кратки, и такие важные факты, как семейные отношения, оставлены, по видимому, с намерением в темноте; ни на один из них не пролито ни малейшего мерцания света», — писал в 1889 году Уильям Эварт Гладстон (1809–1898), известный политический деятель и писатель, бывший за свою долгую жизнь четыре (!) раза премьер-министром Англии. Уже сам факт, что такой известный человек отрецензировал появление ее дневника в переводе на английский язык, говорит о чрезвычайной популярности этой книги.
Жизнь Марии Башкирцевой старательно идеализирована публикаторами и семьей, создан миф, разрушать который мы совсем не собираемся, но кажется уже наступило время, когда можно рассказать о ее подлинной жизни, жизни русской мадемуазель, большую часть которой она прожила за границей, попытаться расшифровать, насколько это возможно, ее дневник, поразмышлять над его страницами, как напечатанными, так и сокрытыми, увидеть сокрытое в напечатанном, рассказать о быте того времени и вернуть имена когда-то известные, а теперь позабытые даже во Франции, а у нас и вовсе неведомые, одним словом, пользуясь выражением Гладстона, «пролить мерцание света» на интимную обстановку и семейные отношения.
Конечно, написать биографию женщины, не оставившей особенного следа в искусстве, в том смысле, в котором мы привыкли относиться к биографиям великих людей и знаменитостей, невозможно. Да и прожила она слишком мало, хотя и не двадцать три, как указано во всех посвященных ей энциклопедических статьях, а около двадцати шести. Но, безусловно, каждая человеческая жизнь ценна, и будет интересно ее проследить, тем более некоторые литературные и художественные способности у Марии Башкирцевой все-таки были, но только судьба не позволила им до конца развиться. Она так и осталась автором фальсифицированного дневника, который, впрочем, читает уже не одно поколение, и автором нескольких картин, вполне эпигонского толка, притом эпигонкой она была третьестепенных художников Салона, вроде ее учителя Родольфа Жулиана, его приятеля Тони Робера-Флери или Жюля Бастьен-Лепажа, с которым она пережила предсмертный платонический роман. Большинство ее картин не сохранилось, (всего было известно до ста пятидесяти картин и этюдов, картин, в основном, незавершенных), а те, что есть, пылятся в запасниках, не считая трех-четырех, находящихся в экспозициях известных музеев в Париже, Ницце, Чикаго и Петербурге.
Недавно во Франции повторили выставку картин, бывшую в 1900 году: большая часть известных в то время художников, попавших на эту престижную выставку, была никому теперь неизвестна. История искусства пошла другой дорогой, не будем здесь решать, правильной или неправильной, во всяком случае, не той, которой пыталась идти Мария Башкирцева; ее дорога, как и дорога ее учителей, была дорогой в тупик. Кем бы она стала, если бы не бросила живопись вообще, удачно выйдя замуж, к чему она всегда стремилась, ясно показывает судьба ее соперницы по Академии Жулиана, бывшей всего на два года ее старше, Луизы-Катрин Бреслау. Неоднократная участница Салона, получавшая там награды, она стала известной французской художницей академического направления и в XX веке, еще при своей жизни (она умерла в 1927 году), была благополучно забыта даже своими соотечественниками, хотя несколько ее картин хранятся в музеях мира. Такова бы была судьба и Марии Башкирцевой, проживи она дольше. Имя Марии Башкирцевой сохранил для нас ее дневник, иначе о ней сейчас бы никто и не вспомнил.
«Дневник» Марии Башкирцевой, которым зачитывались несколько поколений французов и русских, если точнее сказать, француженок и русских женщин и девушек, на первый взгляд, почти никаких реальных сведений о ее жизни не дает. Если основываться на ее дневнике, в том виде, в котором он издан, жизнь ее крайне бедна событиями, хотя и богата передвижениями в пространстве. Она сама писала в дневнике, в той его части, которая до сих пор неиздана: «Неужели я так и проведу свою жизнь в мечтах о чем-то необыкновенном? Я придумываю события!» (Неизданная запись от 28 июня 1883 года).
Придумывают события тогда, когда их нет в реальной жизни. Но все-таки с ее стороны эта фраза — рисовка, поза, кокетство; события были, жизнь ее полна ими, но когда дневник сокращали, убрали из него всю живую жизнь, зашифровали оставшихся действующих лиц, вот и стало казаться, что событий действительно нет.
Приступая к этой книге, я спрашиваю себя: «Зачем мне писать о Башкирцевой, если особенной любви к этой экзальтированной русской мадемуазель я не испытываю, если ее болезненное желание славы и только славы любым способом мне антипатично?»
«Слава, популярность, известность повсюду — вот мои грезы, мои мечты». (Запись 1873 года). С этого начинается и этим заканчивается ее дневник.
«Придет день, когда по всей земле мое имя прогремит подобно удару грома». (Запись от 23 января 1874 года).
«В двадцать два года я буду знаменитостью или умру». (Запись от 13 апреля 1878 года).
На следующий день:
«Если бы я взялась за рисование в пятнадцать лет, я была бы уже известна! Понимаете ли вы меня?»
«О, стать знаменитостью!
Когда я представляю себе в воображении, что я знаменита, — это точно какая-то молния, точно электрический ток; я невольно вскакиваю и принимаюсь ходить по комнате». (Запись от 8 ноября 1883 года).
«Уже два часа. Новый год уже наступил, и ровно в полночь, с часами в руках, я произношу свое пожелание, заключенное в одном-единственном слове — слове прекрасном, звучном, великолепном, опьянительном:
— Славы!» (Запись от 31 декабря 1883 года).
Цитировать можно до бесконечности, но становится скучно. Лейтмотив ее дневника: «Желаю славы! И только славы!» На первых страницах почти всех рукописных тетрадей ее дневника так и написано: «Желаю славы!» Желаю славы и все тут, а если слава не приходит, то наступает апатия, моменты неверия в себя, желание расстаться с жизнью.
