Гарольд Лэмб - Карл Великий. Основатель империи Каролингов

Его звали Карл. В течение многих поколений после его смерти люди помнили его как Карла Великого и прозвали его Шарлеманем.

Это имя, помимо своей необычности, начинало символизировать нечто особенное. Шарлемань, в отличие от большинства других королей, похоже, принадлежал не одной нации, а всем нациям Западной христианской Европы, поскольку к концу своей жизни ему удалось объединить эти народы в одно сообщество христиан. Сделав это, он вселил в них надежду.

В его время цивилизация и среда человеческого обитания вырождались. С уходом римских легионов упорядоченная жизнь – тот механизм, что поддерживает нас сегодня, – медленно уходила из варварских народов (наших предков) Атлантического побережья. Некоторые из них, например визиготы и лангобарды, переселились в распадающуюся Римскую империю, сохранив при этом воспоминания и кое-что из предметов роскоши исчезающей цивилизации. Но франки, народ Шарлеманя, слишком поздно появились на сцене.

Они очутились в лесной глуши, где правила грубая сила. Область, в которой они обосновались, располагалась между реками Луарой и Рейном. Их все пугало – видения ведьминого шабаша, ночные скачки дьявола по лесам. Некоторую надежду в них вселяли предсказания миссионеров, вроде ирландца Колумбана[1], обещавших спасение их душ и возможное второе пришествие на землю Иисуса Христа.

Франки были людьми, наделенными достаточной физической силой, вели свое происхождение от германских племен, имели богатые боевые традиции – знали сагу о герое Беовульфе[2], оторвавшем руку у чудовища Гренделя, которого нельзя было поразить никаким оружием. Но при всем том они были привязаны к земле и зажаты в своем уголке Европы еще более дикими и необузданными племенами славян и восточных кочевников. Кроме того, они были отрезаны от моря, где властвовал мощный флот города Константинополя, сохранившего греко-римскую культуру. За морем набирал силу враждебный им ислам, религия арабов. Во мраке VII века казалось, что мир франков гибнет, и многие полагали, что конец наступит в 1000 году от Рождества Христова.

Гораздо большую опасность, чем физическая смерть, представляли медленное угасание разума, отсутствие письменности, разрушение универсального латинского языка, переход на различные местные диалекты и потеря идеалов. Местные уроженцы, выжившие в Римской Галлии, утратили свои древние навыки, а франки, их хозяева, понятия не имели о цивилизованном государстве, где император правил людьми по закону. Они были верны избранным племенным вождям; одному из них, Дагоберту, удалось объединить раздробленную нацию; Карл Молот, вождь, воитель, после битвы при Пуатье оттеснил мусульманских захватчиков из Галлии на юг и собрал средства, конфисковав церковное имущество; его сын, Пипин Короткий[3], пытался окончательно закрыть арабам доступ в Южную Галлию, одновременно сплачивая своих франков в нацию, способную править другими.

Но только Карл, внук Молота и сын Пипина Короткого, получил прозвище Великого, его владычество стало владычеством империи Каролингов, а попросту империи Карла, отличавшейся от других империй.

Потом на Западе произошло нечто совершенно уникальное. Память об этой исчезнувшей империи сохранилась на века; она стала силой, создавшей новый мир на Западе. Карл сам стал легендой, легендой Шарлеманя, разросшейся и распространившейся по всем христианским землям. Это была не просто память о воображаемом золотом веке или необычайном монархе. Это было нечто, принадлежащее всему человечеству. В течение короткого периода времени этот правитель вел людей к невообразимым достижениям, которые были затем для них утеряны. Память о нем, если можно так выразиться, покинула стены дворцов и церквей, поселилась в простых жилищах и стала путешествовать по дорогам. Карла воспевали в песнях и балладах. И в течение последующих четырех столетий эта память влияла на события в мире.

Помолившись апостолу, святому Фоме, он впервые в жизни в 753 году н. э. отправился в самостоятельное путешествие. Снег и грязь покрывали тропы.

До сих пор ему не приходилось командовать вооруженным отрядом, равно как и владеть лесами или полями под своим именем. Ему было 11 лет. Высокий рост, широкие плечи и кисти выдавали в нем недюжинную силу. Темные волосы у него были коротко пострижены, он обладал пронзительным голосом.

Обычно его называли сыном Пипина Короткого. Те, кто по каким-либо причинам ненавидел его, звали мальчика Кёрлом[4]. Это прозвище подходило ему, хотя настоящее его имя было Карл.

Он сразу же заявил, что, невзирая на снег и непогоду, собирается как можно быстрее завершить рискованное путешествие и встретить странников, спустившихся с Альп в страну франков. Набросив овчину поверх кожаной туники, он покинул двор своего отца в Тионвилле. Подросток забыл взять подарки для незнакомых путников, но позаботился о лошадях для своего отряда. Его сопровождали Керольд, воин в полном вооружении, и компания лесничих – с ними он только позавчера охотился на оленей. Не имея под своим началом ни подданных, ни знати, упрямый юноша ничем не отличался от своих друзей-охотников, с которыми болтал, выпивал и купался, когда пригревало солнце.

Когда он вместе со своим отрядом отправился в путь по размытой грязной тропе и исчез в снежной мгле, кое-кто из провожающих рассмеялся и весело заметил, что Кёрл отправился встречать святого отца, посланца самого папы из собора Святого Петра, так, словно собрался поохотиться на оленя. Сам Пипин ни единым словом не выразил ни упрека, ни похвалы своему сыну. У сурового Пипина вошло в привычку держать своего первенца при себе и наблюдать за ним, а не поучать сына или давать ему советы. Никто толком не мог сказать, хорошо это было или плохо для подростка.

В результате бешеной скачки, периодически меняя седла на усталых, проваливающихся по колени в грязь лошадях, принц Карл со своими товарищами очень быстро одолел расстояние в 30 лиг[5] и очутился у постоялого двора. Он был рад путешествовать в одиночку, без сопровождения аббата Фулрада или главного конюшего, которые наверняка досаждали бы ему своими советами и заботой. Это была первая важная миссия, доверенная ему отцом.

Во время своего путешествия они весело пели. Пар от заморенных лошадей превращался в туман. Шестеро его спутников радовались, глядя на веселого юношу.