Гриневский О. Перелом. От Брежнева к Горбачеву
САМЫЙ ВЕЗУЧИЙ ДИПЛОМАТ 1983 ГОДАСудьба дипломата изменчива и непредсказуема. Можно даже сказать коварна...
В сентябре 1983 года я возвращался из Каира усталый, больной и злой. Больше недели болтался по Ближнему Востоку, утрясая всякие дрязги, и к тому же умудрился схватить простуду. Самолет летел в Москву всю ночь с долгими посадками и, как всегда, опаздывал. Поэтому только под утро добрался до дома. Было это в субботу. Над Москвой вставало солнце, и я свалился в постель с намерением спать, спать, хоть до позднего вечера. Но в 9.30 утра меня разбудил требовательный звонок телефона. На проводе был В.Г. Макаров — старший помощник Громыко по прозвищу Василий Грозный.
— Ты чего прохлаждаешься? Курорт себе устроил. Давай быстро сюда. Тут тебя уже обыскались. «Сам» вызывает.
«Сам» — означало Громыко. Поэтому я быстро собрался и через час был в кабинете министра. Лицо его было, как всегда, непроницаемо, уголки губ опущены чуть вниз. Ни улыбки, ни теплоты, ни приветливости — в общем, его обычная манера.
— Гринеуску, — сказал он с легким белорусским акцентом. — Вы почему задержались? Мы вас ждали еще в четверг.
— Андрей Андреевич, я болен. Всю ночь не спал — летел в Москву, и Вы меня позвали, чтобы только спросить это? Вы же знаете арабов...
— Успокойтесь, молодой человек, — прервал он меня. — Разумеется, я позвал вас не за этим. Мы думаем послать вас в Стокгольм главой советской делегации на Конференцию по разоружению в Европе.
Всё ещё не остыв, я спросил:
— Могу я подумать над этим предложением?
— Конечно, молодой человек. Мой совет вам — думайте всегда, думайте основательно и не спешите действовать. Только учтите, — Политбюро приняло решение о вашем назначении.
Из кабинета Громыко я вышел обескураженный.
— Ну что, вставил он тебе арбуза, — спросил меня насмешливо Макаров. — Теперь поди весь день косточки выковыривать будешь.
— Да нет, — ответил я и рассказал о новом назначении.
— Ну ты даешь, — изумился Макаров. — Надо же так повезти — с Ближнего Востока в Европу. Такого я и не припомню. Ты у нас самый везучий дипломат года.
Ближний Восток, Азия, Африка считались в МИДе задворками, а привилегированной была служба в Европе, в Соединенных Штатах и международных организациях.
После этого я пошёл посоветоваться с Георгием Марковичем Корниенко. Он был мой непосредственный начальник — первый заместитель министра, курирующий отношения с Америкой, разоружение и ближневосточные дела.
В МИДе Корниенко считался одной из самых светлых и в то же время работящих голов. Громыко мог спокойно заниматься большой политикой, отправляться в далекие зарубежные вояжи, а министерский воз уверенно, без рывков и криков тащил на себе Корниенко. Он не уходил от ответственности. Просиживал в министерстве день и ночь и требовал того же от других.
Работать с ним было хорошо. Задания давал четко, ясно и кратко. Этого же он требовал от других. Когда кто— нибудь начинал говорить длинно, витиевато и путано, — а в МИДе была школа, которая учила, что именно так должен изъясняться дипломат, — глаза у Георгия Марковича делались сонными, лицо заострялось, а кончики губ ползли вниз, и он начинал задавать острые злые вопросы. Меня он огорошил:
— Андрей Андреевич изволил пошутить. Решения Политбюро о вашем назначении не было. Но оно обговорено с Андроповым. Мой совет вам — не отказываться. На горячей ближневосточной сковородке вы просидели десять лет — вполне достаточно. Дело вам поручается новое, интересное и очень ответственное. Похоже, что скоро из всех переговорных направлений останется только Стокгольм. Так что скучать вам не придется.
Тем не менее, следуя указанию Громыко, я стал думать. Предложение было действительно не простым. Советско— американские отношения были накалены до крайности. Впервые после кубинского ракетного кризиса 1962 года мир снова подошёл к пропасти мировой войны.
В Москве напрямую связывали это с приходом в Белый дом Рональда Рейгана. Вопреки традиции он не отступил от предвыборных эскапад, а с первых дней своего президентства твёрдо взял курс на противоборство с Советским Союзом. Больше того, — на достижение военного превосходства на глобальном и региональных уровнях. Он решительно объявил «крестовый поход» против «империи зла», провозгласил программу «звёздных воин» и развернул масштабное наращивание вооружений. Военный бюджет США при нём вырос вдвое. «Разрядка», процветавшая в 70-х, рухнула и сменилась резким обострением международной напряжённости. Все переговоры по разоружению и безопасности зашли в глухой тупик.
В Москве гадали, что всё это значит — путь к войне? Войне ядерной? И как бы в подтверждение этому по каналам разведки поступала информация, что за операциями моджахедов в Афганистане стоят американские спецслужбы. Они тайком обучают их в спец лагерях на территории Пакистана, финансируют, снабжают современным оружием и даже ракетами. А совсем недавно они стали готовить этих моджахедов к операциям уже на территории Советского Союза — в Таджикистане, Узбекистане... Для этого шеф ЦРУ Уильям Кейси специально прилетал в Пакистан.
Тоже и в Европе. Сначала американцы приступили к тайной поддержке подпольной «Солидарности» в Польше, а теперь и зарождающегося подполья в Чехословакии. И в довершении всего со дня на день грядёт размещение американских ракет Першинг в Европе. Той осенью это больше всего беспокоило советское руководство. Ведь по оценкам военных у этих ракет могло быть одно предназначение: нанести внезапный удар по центрам управления в Советском Союзе и местам дислокации советских межконтинентальных ракет.
Короче, оставаться на горячей ближневосточной «сковородке» было вроде бы поспокойней. Но и отказаться нельзя, когда такое назначение исходит от самого верха. Вот такое вот было везение.
3 октября 1983 года меня вызвали на Политбюро.
К 11 часам я подъехал к Васильевскому спуску, получил пропуск у Спасских ворот и прошел в Кремль на Ивановскую площадь. Прямо передо мной стояло желтое трехэтажное здание бывшего Сената, построенное Казаковым еще при Екатерине Великой. Вернее, виден был только один его острый угол, где находилось «крылечко», куда подкатывали ЗИЛы с членами Политбюро и секретарями ЦК. А все здание, построенное гигантским треугольником, скрывалось за этим «крылечком».