Коля Бусыгин первый раз в своей жизни шел на завод не просто как сын литейщика, старого большевика Александра Бусыгина и не как «фабзаяц», а как равноправный рабочий человек. В кармане у него пропуск на завод имени Кирова, знаменитый Путиловский, и это, казалось бы, самое обычное, рядовое дело — получил пропуск на завод — настраивало пятнадцатилетнего паренька на особый лад, и он тихонько про себя напевал: «За далекой, за Нарвской заставой парень идет молодой».
День был весенний, теплый. И небо было чистым, пустынным, лишь кое-где по ярко-голубому пространству плыли пухлые, белые облака. Из сквера около клуба имени Газа, где росли березы, тянуло горьковатым запахом еще не лопнувших почек.
Медленно идя по асфальту, Коля внимательно присматривался ко всему, что встречалось по дороге, безотчетно пытаясь сопоставить с окружающим его миром то, что переживал и чувствовал в эти минуты.
Вот клуб имени Газа… Когда еще жив был отец и Коля шел с ним этой же дорогой на Путиловский, Бусыгин-старший называл Газа Ваней и рассказывал удивительную историю о том, как в восемнадцатом году Ленин поручил команде путиловского бронепоезда конвоировать груз из Петрограда до границы. А груз этот был — полтора миллиарда марок золотом, которые молодая Советская Республика должна была выплатить Германии по Брест-Литовскому договору. Комиссаром бронепоезда был путиловский рабочий Иван Газа, друг отца. Команда бронепоезда пережила в те дни столько приключений, что даже героям кинофильма «Красные дьяволята» и не приснилось: хватило бы на несколько таких фильмов.
— Доставили? — с тревогой спрашивал Коля у отца.
— Что?
— Золото.
— Доставили, — угрюмо ответил отец. — Доставили. — Он долго и надрывно кашлял, потом, успокоившись, сказал: — Хоть бы подавилась проклятая немчура тем золотом…
— А Газа?
— Что — Газа… Приехал Ваня, стал партийным вожаком на заводе. Комиссаром так и остался… С Кировым сейчас работает, под его началом.
Отец рассказывал десятилетнему сыну о тех, кто видел на заводе Ленина, кто штурмовал Зимний, воевал с Юденичем, кто сделал на Путиловском в двадцать четвертом году первый трактор «Фордзон-Путиловский», построил первые советские танки, кто знает Сергея Мироновича Кирова. Говорил о своих друзьях, героях гражданской воины, например о Ване Огородникове… Его именем теперь назвали длинный, широкий проспект, всегда очень людный и шумный. Участники штурма Зимнего наведывались к ним в дом и после смерти отца в тридцать четвертом, эти поседевшие в боях, на нелегкой работе в литейке большевики-путиловцы не забывали семью своего товарища. И мать, Мария Павловна, сестры Клавдия и Людмила, брат Виктор всегда радушно встречали приятелей отца, потчевали их чем могли и с интересом слушали рассказы бывалых людей.
…Вот и заводская проходная.
Николай подошел к старику-вахтеру дяде Феде, которого давным-давно знал. Обычно Бусыгин не останавливался, а, кинув на ходу: «Привет, дядя Федя», — выходил на заводской двор.
Сегодня все было иначе. Бусыгин подошел к вахтеру, не спеша вынул из кармана заводской пропуск в красных корочках и протянул его дяде Феде. Вахтер, будто впервые видит этого крепкого, не по годам рослого, вихрастого подростка, взял пропуск, внимательно посмотрел на фотографию, потом перевел взгляд на Колино лицо и… не сдержал улыбки.
— Вон как! Рабочий класс, стало быть. Явился, не запылился, — добродушно сказал старик, поглаживая седые, прокуренные усы. — Та-а-ак, путиловец молодой. Счастливого тебе пути, сынок. — Вахтер протянул Бусыгину пропуск.
В это время мимо вахтера, кивнув старику, прошел высокий, очень стройный, с широкими плечами мужчина. Дядя Федя, глядя вслед широкой спине рабочего в кожанке, шепнул:
— Демин… Василий Иванович… Знаменитый сборщик из «СБ-2». — И добавил совсем тихо, как бы по секрету: — Между прочим, известный боксер, сам видел его в деле. Может вложить ума по всем правилам. Высший класс. Иди за ним. Держись Демина — человеком сделает. Ну, ни пуха пи пера, малец!
— Спасибо, дядя Федя. — И Бусыгин поспешил за человеком в кожанке.
Начальник цеха сидел в своей скромной конторке и пил чай — это было его любимым занятием в редкие минуты, когда возможна была передышка. Блестящий никелированный чайник стоял на электрической плитке. Крышка чайника мелко дрожала.
— Здравствуйте, — глубоко вздохнув, сказал Бусыгин.
Начальник цеха ответил: «Здравствуй, здравствуй!», — и взглянул на светловолосого крепыша, взял у Николая его новенький заводской пропуск, направление отдела кадров и внимательно, поверх очков, как бы насупившись, посмотрел на молодого рабочего.
— Ну так, — деловито и вместе с тем тепло сказал начальник цеха, — так. С чего начнем? Ты, стало быть, сын Александра Бусыгина?
— Сын.
— Знал твоего батю, знал. Распрекрасный литейщик был, мастер первого класса. Отчего помер-то?
— Туберкулез…
— Да, по тем временам — профессиональная болезнь… Та-а-ак… Так чему ты обучен, Бусыгин, к чему душа твоя тянется, а? А может, в контору: там не железо, а бумага. Оклад — соответственно. Костюм чистенький, галстук. А у нас что — танки, железо, руки в масле, спецовка в жирных пятнах. Ну?
Бусыгин видел добрые, улыбающиеся глаза начальника цеха, понимал, что ни в какую контору он его не пошлет, а просто «испытывает характер».
— Мне к танкам… В бригаду Демина…
— Ах, к танкам, — вздохнул начальник цеха, — а ты хоть издали танк видел какой-нибудь?
— Видел. Т-28.
— Это уже не танк, Бусыгин, это — история, друг любезный, пройденный путь… Ну, а Демина видел, что о нем знаешь?
— Классный сборщик, золотые руки.
— Верно. Феноменальный товарищ, пролетариат высшей закалки — и мозгами богатый, и силой господь бог не обидел. С ним не пропадешь. Ну, будь по-твоему. Иди к Демину. Попросись в его бригаду. — И увидев недоуменный взгляд Николая, добавил: — Попросись: Демин любит, чтобы его попросили. Иди, я за тебя тоже походатайствую. Главное — не тушуйся, не спеши, но поторапливайся.
Когда Николай вместе с начальником цеха пришел на участок бригады Демина, ни одного человека он не увидел. Стоял огромный черный танк неизвестной Бусыгину марки, без пушки, и оттуда, из чрева этого стального чудовища, время от времени раздавались звуки, будто забавляясь, кто-то выстукивал там молоточком по железу.
— Василь Иваныч! — позвал начальник цеха. Из открытого верхнего люка стальной громады сначала показалась голова Демина, потом он высунулся по пояс.
