Сергей Суматохин
УПРЯМЫЙ ГОЛЛАНДЕЦ, ОТКРЫВШИЙ ПРОСТЕЙШИХ
В 1632 г. в голландском городе Дельфте родился Антоний Лееенгук (A. Leeuwenhoek). Его родители занимались плетением корзин и пивоварением. Казалось, и его ожидает ничем не примечательная жизнь обычного ремесленника. Но после ранней смерти отца мать отправила сына в школу. Она хотела, чтобы он стал чиновником. В шестнадцать лет Антоний оставил школу и начал обучаться в мануфактурной лавке в Амстердаме. Спустя семь лет он вернулся в родной город Дельфт, женился и открыл собственную мануфактурную торговлю.
О том, как протекала жизнь Левенгука до сорокалетнего возраста, известно мало. Установлено только, что с 1660 г. он был «хранителем судебной камеры». Эта должность предполагала совмещение обязанностей привратника в городской ратуше, «управдома» и судебного пристава.
Известно также мнение некоторых современников, считавших Левенгука человеком невежественным: он знал лишь голландский язык — язык рыбаков, торговцев и землекопов. Образованные люди XVII в. свободно владели латинским языком — Левенгук же едва умел на латинском писать. А сегодня мы говорим о Левенгуке как об одном из ярчайших ученых того времени.
Левенгук все подвергал сомнению и верил только собственным наблюдениям. Он был неутомимым и упорным исследователем тайн природы. Как–то Левенгук услышал, что если очень тщательно отшлифовать чистое стекло и сделать из него маленькую линзу, то сквозь нее можно увидеть вещи в сильно увеличенном виде. С этого все и началось. Постепенно Левенгук увлекся изготовлением увеличительных стекол…
Искусство шлифовки стекол было известно задолго до Левенгука. Римский император Нерон использовал отшлифованный изумруд вместо лорнета. Его современник, знаменитый римский философ и писатель Сенека, писал об увеличивающей способности наполненных водой стеклянных шаров. В начале XI в. большое влияние на развитие оптики оказали труды арабского ученого Ибн аль-Хайсама. Он обратил внимание на увеличивающие свойства двояковыпуклых линз (иногда называемых чечевицами). Много занимался оптикой и увеличительными стеклами английский философ и естествоиспытатель XIII в. Роджер Бэкон. В XVI в. лупы были известны всем. А в 1591 г. голландцы Ганс и Захарий Янсены изобрели сложную лупу в виде трубы в полметра длиной. Это был один из первых микроскопов. Только после его изобретения и усовершенствования стало возможным исследование простейших.
Микроскопом охотно пользовался один из основателей микроскопической анатомии, итальянский врач и биолог Марчелло Мальпиги. Смотрел в микроскоп и Франческо Стеллути, считающийся одним из первых зоологов–микроскопистов. Но они, как и многие другие натуралисты XVII в., при проведении исследований не отдавали предпочтения микроскопу. Только для Левенгука микроскоп стал главным прибором для наблюдений и научных открытий.
Левенгука не устраивали существовавшие линзы. Многие годы он потратил, дотошно обучаясь у оптиков искусству обтачивать и шлифовать стекла. Он был чрезвычайно упорным и настойчивым человеком. Левенгук не довольствовался тем, что со временем изготавливаемые им линзы стали столь же хороши, как и у лучших голландских мастеров. Его линзы должны быть самыми лучшими!
Помимо этого Левенгук посещал алхимиков и аптекарей, выведывая у них тайные способы выплавки металла. Со временем он научился обращаться с медью, золотом и серебром. Левенгук вставлял изготовленные им линзы в небольшие оправы из этих металлов. Оправы он также изготавливал сам на огне, среди адского дыма и чада. Соседи исподтишка посмеивались над чудачествами Левенгука. Но он продолжал жечь и калечить пальцы, забывая обо всем и просиживая ночи в своей лаборатории. Благодаря упорству Левенгук научился делать мельчайшие линзы. Они были настолько симметричными и настолько точными, что с их помощью можно было видеть самые мелкие предметы сказочно огромными.
Шлифуя линзы, бракуя их и делая новые, Левенгук составил богатейшую коллекцию. К концу жизни у него было 419 линз, 247 микроскопов и 172 лупы. Некоторые линзы состояли не из одного, а из нескольких стекол. Двояковыпуклые линзы были сработаны столь мастерски, что при помощи совсем простого микроскопа Левенгук достигал увеличения в 270 раз! Ни один из его современников не имел таких сильных микроскопов, как этот упрямый торговец сукном.
Однажды Левенгук забраковал устройство показанного ему микроскопа: к горизонтально укрепленной линзе приделан штатив с острием для насаживания объекта. На что пригоден неподвижный штатив?
И Левенгук сделал микроскоп по–своему, с подвижным острием. Позднее он додумался и до освещения объекта при помощи вогнутого стекла. При проходящем свете точность наблюдений существенно повысилась.
Сначала Левенгук рассматривал в оптические приборы все, что было у него под рукой, однако постепенно он стал отдавать предпочтение зоологическим и ботаническим объектам. Левенгук рассматривал через увеличительные стекла мышечные волокна кита, чешуйки кожи. Он выпрашивал или покупал в мясной лавке бычьи глаза и, рассматривая их, восторгался тонким устройством хрусталика. Он часами изучал строение овечьих, бобровых и лосиных волос. Под увеличительными стеклами они превращались в толстые мохнатые бревна. Левенгук исследовал поперечные срезы древесных ветвей, рассматривал увеличенные семена растений.
В своем увлечении Левенгук был неутомим. Будучи очень недоверчивым человеком, он мог смотреть на жало пчелы или ножку вши по многу раз. Он мог оставить объект под микроскопом на месяц, а для наблюдения за другими объектами изготавливал новые микроскопы. Через некоторое время Левенгук возвращался к оставленным микроскопам и вносил поправки в результаты первоначальных наблюдений. Он никогда ничего не говорил о том, что видит, никогда не делал окончательного рисунка до тех пор, пока сотни наблюдений при одних и тех же условиях не подтверждали, что он видит одну и ту же картину.
Но и после этого Левенгук все еще не был уверен в результатах проведенных наблюдений! Он писал: «Человек, который в первый раз смотрит в микроскоп, говорит, что теперь я вижу то–то, а теперь то–то …И все же самый опытный наблюдатель может оказаться в дураках. Не всякий поверит, сколько времени я потратил на свои наблюдения, но я делал их с радостью, не обращая внимания на тех, которые говорили: стоит ли на это тратить так много труда и какой во всем этом толк?.. Но я пишу не для этих людей; я пишу только для философов».