Читать подобные строки леди Рандольф было неприятно. Однако не признать, что Уинстон был прав, когда требовал «более справедливого и великодушного» обращения с пожилой женщиной, которую фактически выставили на улицу без средств к существованию после «почти двадцати лет преданной службы»173, она не могла. Оспаривать же решение герцогини, в лондонском доме которой на тот момент проживала чета Черчиллей, также было проблематично. Дженни найдет место для миссис Эверест у одного из епископов, а также время от времени будет поддерживать ее финансово, направляя небольшие суммы денег174.
Элизабет не забудет своих воспитанников и после увольнения. Каждый год на Рождество и в дни рождения она будет направлять им подарки, покупая милые пустяки на свои скромные средства. «Мой дорогой Уиннни, я хочу видеться с тобой ежедневно, хотя это и невозможно, – признается она в одном из писем, обмен которыми не прекращался. – Все что мне теперь остается, это думать о тебе и смотреть на твою фотографию»175.
Позже, когда Черчилль будет описывать отношения няни и ее воспитанника в своем романе «Саврола», из-под его пера выйдут следующие строки: «Вся любовь ее доброй старой души была сосредоточена на человеке, которого она лелеяла с тех пор, когда он был еще беззащитным ребенком. И он не забыл об этом»176. Любовь к няне Черчилль сохранит на протяжении всей жизни. Портрет миссис Эверест будет висеть в его кабинете до конца дней177. На страницах романа «Саврола» он попытается понять причину ее бескорыстной любви, но так и не найдет исчерпывающего ответа:
«Странная вещь – любовь этих женщин. Возможно, это единственная бескорыстная любовь на свете. Ведь насколько естественна любовь матери к сыну – такова ее материнская природа, юноши к девушке – это тоже может быть объяснено, собаки к хозяину – тот ее кормит, мужчины к другу – он стоял рядом в моменты сомнений. Во всех этих случаях есть разумное объяснение. Но любовь приемной матери к ребенку, заботу о котором ей поручили, на первый взгляд кажется совершенно необъяснимой»178.
Однако важно не то, как объяснить чувства бездетных и незамужних женщин. Гораздо важнее то влияние, которое они оказывают на формирование личности своих воспитанников. Пример Черчилля в этом отношении очень показателен, хотя и не уникален. Годы спустя, читая «Автобиографию» своего кумира, известного английского историка Эдварда Гиббона, внимание нашего героя привлекут строки о старой нянюшке: «Если есть кто-то, а такие, я верю, есть, кому в радость, что я живу, благодарить они должны эту женщину». Черчилль перечитает эти слова несколько раз, заметив: «Я думал о миссис Эверест, пусть это будет ей эпитафией»179.
В апреле 1880 года в Англии прошли очередные всеобщие выборы, на которых убедительную победу одержала Либеральная партия под руководством Уильяма Гладстона. Правительство Дизраэли, включая вице-короля Ирландии герцога Мальборо, было отправлено в отставку. В результате этих событий семья Черчиллей вернулась в Лондон. Однако пройдет еще четыре долгих года, прежде чем принц Уэльский, сменив гнев на милость, вернет лорда и леди Рандольф в свое окружение.
Незадолго до отъезда Черчиллей из Ирландии перед Уинстоном, как он сам потом выразится, «нависла угроза образования», воплотившаяся в «зловещей фигуре гувернантки»180. Желая оградить впечатлительного ребенка от неприятных переживаний, миссис Эверест решит пройти с ним предварительный курс по книге «Чтение без слез». Однако учебник не оправдал своего названия. В течение нескольких дней бедная женщина безуспешно будет указывать пером на различные буквы и слоги, пытаясь добиться от воспитанника, чтобы он произнес их. Когда же «роковой день» настанет и гувернантка появится в доме, юный Черчилль не придумает ничего лучше, как выбежать на улицу и найти убежище в ближайших кустах. Именно так – с бегства начался двенадцатилетний период его обучения, наполненный «тяжким трудом, потом, слезами», а иногда даже и «кровью».
Проявленная Уинни слабость оказалась кратковременной. Гувернантка говорила о своем новом подопечном, как об «очень решительном мальчике». Еще бы, недовольный, как с ним обращаются, он однажды позвонил в колокольчик и, когда появился слуга, в приказном тоне заявил, чтобы гувернантку проводили прочь. «Она слишком строгая», – объяснит Уинстон. Женщину звали мисс Хатчинсон. Совпадение! Она же будет гувернанткой Клемента Ричарда Эттли (1883–1967), лидера Лейбористской партии, заместителя Черчилля в коалиционном правительстве в годы Второй мировой войны, а также его преемника на посту премьер-министра в послевоенные годы181.
Как бы Уинстон ни стремился выдворить гувернантку, процесс образования был неотвратим. Третьего ноября 1882 года, за четыре недели до восьмого дня рождения, его отправили в приготовительную школу Сент-Джордж, расположенную в Аскоте. Черчилль плохо отнесся к подобным переменам, ограничивавшим его личную свободу. Ведь к тому времени он был обладателем поистине замечательных игрушек – паровоза, волшебного фонаря и огромной коллекции оловянных солдатиков. С началом же образования весь его мир со сказочными персонажами и детскими баталиями рушился, словно карточный домик. Уинстон станет слезно умолять родителей повременить, но с его «мнением считались не больше, чем с желанием появиться на свет»182.
В момент приезда Уинстона в Сент-Джордж все ученики находились на прогулке, что предоставляло ему хорошую возможность поближе познакомиться с будущим преподавателем. Когда они остались наедине, учитель достал тоненькую книжечку в зеленовато-коричневой обложке и спросил:
– Ты раньше занимался латынью?
– Нет, сэр, – прозвучал настороженный ответ.
– Это латинская грамматика, тебе нужно выучить этот параграф. Я зайду через полчаса и проверю, что ты выучил.
Когда учитель вышел из класса, Черчилль медленно придвинул к себе учебник и, заглянув в него, увидел:
mensa – стол
mensa – о стол
mensam – стол
mensae – стола
mensae – к столу или для стола
mensa – столом, со столом или из стола
В его голове тут же промелькнуло: «Боже мой! Что бы это все может значить? Где здесь смысл? Все это полнейшая ерунда…» Единственный выход – зазубрить все наизусть.
Когда учитель вернулся, Уинстон неохотно сказал то, что успел запомнить.
Увидев, что его ответ произвел благоприятное впечатление, он набрался смелости и спросил:
– А что это все значит, сэр?
– Что написано, то и значит. Mensa – «стол». Mensa есть существительное первого склонения. Всего их пять, ты освоил единственное число первого склонения.
– Но все же что это значит? – не унимался Уинстон.
– Mensa – означает «стол», – стал раздражаться наставник.
– Тогда почему Mensa означает «о стол»? И вообще, что значит «о стол»?
– Mensa, «о стол», – это звательный падеж.
– Но почему «о стол»?
– «О стол» ты будешь говорить в том случае, если обратишься к столу.
– Но я никогда не буду разговаривать со столом, – тут же выпалил мальчик.
– Если ты будешь мне дерзить, то тебя накажут, и можешь мне поверить, сделают это самым суровым образом183.
В тот момент Черчилль не придаст этим словам большого значения, но за два года учебы в Сент-Джордже ему придется не раз испытывать на себе строгость местного образования.
В своих письмах из Сент-Джорджа Уинстон убеждал родителей, что «очень счастлив в школе»184. На самом деле это было не так. Полагал ли сын лорда Рандольфа, что его переписка читается наставниками, или просто верил в то, что, как настоящий джентльмен, он не должен жаловаться, молча снося неблагоприятные обстоятельства? Неизвестно. Известно лишь, что его пребывание в школе не имело ничего общего с положительными эмоциями. «Как же я ненавидел эту школу, – признается он позже. – Каким мучением обернулись проведенные там два с лишним года. Я считал дни и часы до окончания семестра, когда вырвусь с этой ненавистной каторги»185. Да-да, именно «каторги». Незадолго до своего восьмидесятилетия, вспоминая детство, Черчилль вновь назовет Сент-Джордж «штрафной каторгой»186.
Столь резкое недовольство было обусловлено двумя причинами – родителями и системой образования. Рассмотрим по порядку.
Одной из основных тем, что красной нитью проходит в письмах маленького Уинстона к матери, является мольба «приехать ко мне как можно скорее»187. О том, как реагировала леди Рандольф, лучше всего говорит сохранившийся в архиве Черчилля документ под номером CHAR 28/13/18. Ориентировочно это письмо датируется июнем 1883 года. Уинстон просит «разрешить Эверест и Джеку приехать посмотреть, как я занимаюсь спортивными упражнениями». «Приезжай также сама, любимая, – пишет восьмилетний ребенок. – Я буду ждать тебя, Джека и Эверест в субботу» (выделено в оригинале. – Д. М.).
