противнику 36 пехотных дивизий, 2 моторизованные, 3 горнострелковые и 11 кавалерийских бригад, общей численностью 1 миллион человек, около 600 танков, 4500 орудий и миномётов, примерно 400 боевых самолётов». Далее в этой же книге дается следующая оценка: «На состояние польских вооружённых сил отрицательно влияла общая экономическая отсталость Польши. Они уступали противнику не только в количественном, но и в качественном отношении. Подавляющая часть танков и самолётов, находившихся на вооружении, была устаревшей конструкции. В войсках не хватало транспортных средств, бронетанковой техники, средней и тяжёлой артиллерии, особенно зенитных и противотанковых орудий» [25].
Поэтому в августе 3-й дивизион зенитной артиллерии перебросили на западную границу — куда-то в район Познани, уже в качестве боевого, а совсем не учебного подразделения.
Там, на польско-германской границе, и началась для Алексея Ботяна война, которая продлится почти шесть лет. Воевать он начал капралом в польской зенитной артиллерии, никоим образом, разумеется, не предполагая, кем и где будет ему суждено эту войну закончить.
Предположить то, что произойдёт впоследствии, не помогла бы нашему герою даже его весьма богатая и дерзкая фантазия.
Вечером 31 августа 1939 года эсэсовцы инсценировали нападение поляков на радиостанцию приграничного города Глейвиц — со стрельбой у микрофона, ультиматумом на польском языке и расстрелянными немецкими уголовниками, переодетыми в польскую военную форму… Так сказать, «террористы, уничтоженные на месте преступления» — то есть «вещественные доказательства».
Германия тут же дала «адекватный ответ».
«1 сентября 1939 года в 4 часа 45 минут немецко-фашистская авиация нанесла удары по аэродромам, узлам коммуникаций, экономическим и административным центрам Польши. Германский линкор „Шлезвиг-Гольштейн“, заранее прибывший к польскому побережью, открыл огонь по полуострову Вестерплатте. Сухопутные силы вермахта перешли границу и вторглись в Польшу с севера из Восточной Пруссии, с запада из Восточной Германии и с юга из Словакии» [26].
«Вскоре после того как армии 1 сентября 1939 года на рассвете перешли границу, завязались ожесточённые бои, в ходе которых противник был сбит с занимаемых им позиций…
Решающее значение для боевых действий в первую неделю войны имели, по-видимому, два фактора, которые впервые выступили в этой кампании.
Первым из них был прорыв фронта противника нанёсшими глубокий удар в тыл танковыми соединениями, для одновременного следования с которыми, однако, пехотные дивизии должны были напрячь все свои силы.
Другой фактор состоял в том, что вражеская авиация в результате успешных действий немецкой авиации была почти полностью парализована, что относилось также и к управлению, связи и средствам сообщения…» [27] — вспоминал всё тот же Манштейн.
Отметим, что эта тактика, показавшая свою эффективность в самый первый день Второй мировой войны, впоследствии применялась германским командованием неоднократно. Военные теоретики считают, что выдержать подобный удар опытного и отлично подготовленного к боевым действиям агрессора, отразить его, а затем сразу же перейти в контрнаступление — невозможно. Подвергшаяся нападению сторона неизбежно будет вынуждена отступить, но в каком порядке она это сделает, как и насколько отойдёт — это уже в большей степени зависит от самой обороняющейся армии, а не от противника.
Ápropos [28], а вы-то где, друзья-союзники? Так сказать, старшие товарищи легкомысленной Польши? Совсем ведь ещё недавно, в апреле всё того же 1939 года, в Лондоне были подписаны англо-польский договор о взаимопомощи и секретный к нему протокол [29].
В статье 1-й договора было недвусмысленно сказано:
«В случае если одна из Договаривающихся Сторон будет вовлечена в военные действия против европейской державы вследствие агрессии последней против этой Договаривающейся Стороны, другая Договаривающаяся Сторона немедленно окажет Договаривающейся Стороне, ведущей военные действия, поддержку и помощь всеми силами…» [30]
В протоколе следовало необходимое пояснение:
«Польское правительство и правительство Соединённого Королевства Великобритании и Северной Ирландии договорились о следующем истолковании Соглашения о взаимопомощи, подписанного сегодня, как единственно достоверном и обязательном:
I. Под выражением „европейская держава“, употребляемом в Соглашении, следует понимать Германию…» [31]
Ваше величество, «английский круль», где же вы? Где же ваша обещанная помощь, джентльмены?! Ну а куда же подевалась галантная Франция, давний «друг» поляков, не раз, кстати, натравливавшая Польшу на Россию и даже в 1812 году водившая её солдат под наполеоновскими орлами [32] в Москву? Да там же, где и Великобритания.
А ведь приди они, как и обещали, на помощь Польше — и вся мировая история пошла бы иным путём. Не было бы катастрофы Дюнкерка, захвата Бельгии и Нидерландов, массированных бомбардировок Лондона и парада гитлеровских войск на Елисейских Полях в Париже… Обо всём прочем мы и говорить не будем!
С тем, что в то время мировую войну ещё можно было остановить, согласны и историки.
«Польское правительство тщетно призывало западных союзников развернуть активные военные действия против Германии. В те дни 85 французским дивизиям, в составе которых насчитывалось 2200 танков, на западном фронте противостояла немецкая группа „Ц“. В её состав входила 31 дивизия, из которых только 11 были кадровыми, а остальные — слабо обученными и плохо вооружёнными формированиями. В этой группе армий не было ни одной моторизованной части, ни одного танка. Наступление войск англо-французской коалиции при таком соотношении сил могло бы поставить Германию на край катастрофы. Однако этого не случилось. Согласно планам англо-французского командования, широкое наступление на Германию с запада должно было состояться лишь в отдалённом будущем, когда Англия и Франция сумеют заполучить себе в союзники США. Растрачивать силы ради спасения такого „малоценного“ союзника, как Польша, они не были намерены» [33].
Лишённая какой-либо помощи, Польская армия неизбежно отступала. Германская наземная операция сочеталась с воздушной: самолёты люфтваффе бомбили польские военные объекты и мирные города, колонны войск на марше и толпы обезумевших от ужаса беженцев. Бомбили безжалостно и страшно! Гитлеровцы стремились не только разгромить, но и психологически подавить своего противника. Это им удавалось: среди мирного населения была большая паника, люди бросали всё, что у них было, и бежали прочь от границы, от наступающих германских войск. Очевидно, в памяти у многих всплывали картины немецких зверств, совершавшихся во время Первой мировой войны, после которой прошло-то всего два десятилетия.
Под натиском невиданной ранее силы отступали и польские войска. Отходили в основном организованно, останавливались, пытались отразить наступление врага, нередко даже контратаковали, но снова вынуждены были ретироваться.
«Я воевал, как солдат, — с уверенностью в своей правоте говорил Алексей Николаевич. — Не разбирался, что я белорус, а там — бои за Польшу. Это была моя земля, моя страна, моя Родина!»
…Потом, но очень ещё не скоро, найдутся у нас, к сожалению, такие, что попытаются поставить в вину старому солдату эту его службу. Но мы об этом скажем уже в заключительной главе нашей книги…
Зенитчики 3-го дивизиона приняли бой в первый же день войны, когда в небе над ними внезапно появились немецкие бомбардировщики с чёрными
