уже отмечалось, пошел учиться в «Селект скул» – привилегированную школу для богатой молодежи, ходил на вечеринки, вращался в элитарной студенческой среде, заводил новые знакомства, быстро становился «своим человеком», ходил в школу бальных танцев… Постигал таинства светской жизни. Однажды, получив приглашение на великосветский прием, явился туда в бабочке, взятой напрокат. И долго не мог понять, почему официанты обходят его стороной. Потом догадался – на них были точно такие же бабочки, и они просто принимали его за своего…
«„Законсервировавшись“, с женщинами я не сближался, – улыбаясь, вспоминал Анатолий Маркович. – Нас при подготовке строго предупреждали, что они могут быть вражескими разведчиками. И вообще, женщина – верный путь к провалу… И потом, в Советском Союзе нравы были совсем иные. В общем, жизнь была внешне легкая, но на самом деле было тяжело. Ведь я вращался среди людей, многие из которых весьма недоброжелательно относились к моей Родине, которую я очень любил… Надо было улыбаться, смеяться, поддакивать, даже когда они осуждали ее, говорили какую-то чушь. Так порой хотелось возразить или послать подальше!.. Ведь я был настоящий комсомолец, убежденный! Но нужно было сдерживать себя».
Круг людей, с которыми общался Гуревич, был достаточно обеспеченный. Надо было не только держать уровень, но и содержать агентуру. Денег не хватало. Финансирования из Москвы практически не было. «Сын богатых уругвайских родителей» должен был получать от них в стране пребывания денежные переводы. Однако они не поступали. И Анатолий Маркович объяснял, что деньги он получает через Швейцарию. А чтобы выполнять поставленные центром задачи, организовал собственную компанию.
И здесь уместно будет отметить, что Гуревич открыл в себе талант бизнесмена. Работал на износ. Дело процветало, и фирма «Симекско» на протяжении нескольких лет подкармливала советскую резидентуру в Бельгии. Тогда же он сдружился с семьей миллионеров Зингеров, бежавших из Чехии. Их дочь, Маргарет, по мужу Барча, недавно овдовела. Когда возникла угроза гитлеровской оккупации, семья вынуждена была срочно уехать. Но Маргарет решила остаться в Бельгии. Она была совсем не похожа на еврейку, и у нее оставался шанс скрыть свое происхождение. Отец Маргарет предложил другу семьи Винсенту Сиерра помогать дочери и для этого передал некоторые из своих деловых связей…
В официальных донесениях центру Барча фигурировала как «Блондинка». Знакомство с Маргарет много дало Гуревичу. Ведь именно она ввела его в высшие круги бельгийского общества. Жили они вместе на одной из вилл. Но на разных этажах. На вечеринки, которые устраивались в доме Гуревичем и Барчей, всегда приходило много разных людей. Общительный и компанейский Анатолий Маркович был душой компании. Абстрагируясь от обсуждения политических вопросов, довольно быстро расположил к себе гостей, и они вскоре перестали «понижать голос, обсуждая последние новости. И даже начали отвечать на „случайно“ брошенные мною вопросы… – рассказывал Анатолий Маркович. – Правда, всю игру портила горничная, не понимавшая, почему я не остаюсь у Маргарет…»
Однако Маргарет становилось все больше и больше в его жизни. Вскоре они стали очень близкими людьми, и Гуревич все чаще и чаще и все больше и больше задумывался о ее судьбе. «Я понимал, что в случае провала она тоже окажется в застенках гестапо», – говорил мне Анатолий Маркович.
Постепенно, внедряясь в высшие круги Бельгии и сходясь с близкими к нацистам людьми, Гуревич – как руководитель фирмы – стал сотрудничать с немецкими интендантами. Это давало возможность получать информацию о планах развития военных действий. Оружием он, конечно, не занимался. Информацию добывал иными способами. Например, однажды его попросили заказать специальные ткани для жарких стран. Таким образом выяснил, что начинается война в Африке… Еще через некоторое время заказали полтора миллиона алюминиевых ложек. Ему по секрету объяснили: «Готовится война против СССР, будет необходимо организовать лагеря для военнопленных – эти ложки для них…»
«Даже когда меня не будет…»
В один из сентябрьских дней 1991 года позвонил мне Юрий Николаевич Зоря – сын Н. Д. Зори, помощника Главного обвинителя от СССР Р. А. Руденко на Нюрнбергском процессе. Тогда он поддерживал довольно теплые отношения с Анатолием Марковичем. Сказал, что Гуревич в Москве, хочет встретиться. Буквально через час они уже сидели у меня в кабинете.
Было это вскоре после реабилитации А. И. Солженицына, и материалы надзорного производства по этому уголовному делу лежали у меня на столе. Увидев знакомую фамилию, Анатолий Маркович, обращаясь ко мне, сказал: «Я слышал и видел по ТВ, что прокуратура полностью реабилитировала Александра Исаевича. И это правильно. Думаю, что он теперь обязательно вернется на Родину. Ведь ему, как, впрочем, и мне, далеко не все равно, по каким основаниям прекратят против тебя возбужденное уголовное дело. – Потом он, что-то вспоминая, посмотрел на меня и продолжил: А ведь он тоже прошел лагеря, многое там повидал, многое понял… С разными людьми встречался. Ведь там тоже разный народ содержался, разные сотрудники ГУЛАГа нами занимались… Всех под одну гребенку не возьмешь…»
И Анатолий Маркович стал рассказывать, как его – зека Гуревича – вызвал к себе начальник лагеря. С волнением он вошел в его кабинет, представился. А тот вдруг как-то по-свойски посмотрел на него, предложил сесть. Поставил на стол бутылку водки, два стакана. Выпили… Повторили еще… Гуревич захмелел. Говорит, что больше не может. И тогда начальник открылся: «Отец у тебя умер, Анатолий. Держись. Все там будем». Еще что-то говорил – по-человечески, пытался успокоить…
Но вернемся назад, в победный 1945-й год.
Я часто задавал себе вопрос: «Понимал ли Гуревич тогда, когда настойчиво добивался от „Центра“ разрешения вернуться, что все в Москве может сложиться непросто?» Уверен, что понимал. Но ни о каких бегствах в Австралию или Аргентину не помышлял. Думал о том, как объяснит коллегам случившееся с ним, в чем были причины провала, как организовал радиоигру, будучи под арестом… Для объяснения всех обстоятельств даже подготовил специальный доклад для командования и лично Сталина.
Еще мечтал, как пройдется по Москве и Ленинграду, увидит родителей. Но все получилось иначе. В аэропорту его встретили офицеры НКВД и, вежливо поздоровавшись, посадили в отдельную машину. Сказали, что будет принят высшим руководством. Но все закончилось арестом.
Следователи не утруждали себя доказательствами «вины» Кента. Очных ставок не проводили, к прокурору не допускали. Да и суда, на котором Гуревич надеялся доказать свою невиновность, не было. Особое совещание приговорило его как гражданское лицо к 20 годам заключения как изменника Родины.
Какие же обстоятельства сыграли роковую роль в судьбе Гуревича?
Он считал, что стал заложником борьбы между ГРУ и контрразведкой НКВД, соперничавшими тогда друг с другом. НКВД и лично
