и Магнитки, организаторами первых совхозов и колхозов, дипломатами и учеными, наркомами и маршалами. Их родил сам народ, потому что нуждался в них. Одним из таких талантов, раскрытых революцией, был и Василий Киквидзе.
Кристальное бескорыстие, личная безудержная храбрость, готовность в любой момент прийти на помощь к товарищу, острый природный ум, способность слушать и видеть других, а не только себя, наконец, веселый, живой нрав — все эти качества привлекали к Киквидзе людей, они верили ему, готовы были идти за ним. Он обладал еще одним качеством, которое, не столь бросаясь в глаза, сыграло огромную роль в становлении Киквидзе-командира. Васо умел учиться у окружающих его людей, схватывать на лету все, что могло оказаться полезным, нужным, необходимым в его новом положении.
Крыленко, Разживин, Медведовский, Чудновский, Минин — каждый большевик, с которым встречался в эти дни и месяцы Киквидзе, оставлял в его душе и сердце неизгладимый след. Умел он вынести уроки из наблюдений и над другими людьми: Керенским, Линде, контрреволюционными генералами и офицерами. В их поведении, словах, делах раскрывались перед ним психология и мировоззрение тех, кто олицетворял старый мир, уходящий, но яростно цепляющийся за свои льготы и привилегии, теряющий власть, но не желающий отдать ее без боя.
И еще: не жалея сил для борьбы с войной неправедной, несущей народу только горе и страдания, войной бесславной и бездарной, Васо Киквидзе извлекал из нее уроки военного дела, вырабатывал те навыки, которые так пригодились ему позднее, когда он сам повел в бой сначала красногвардейские отряды, а затем и полки регулярной Рабоче-Крестьянской Красной Армии. Гражданской войне предстояло родить новую тактику и стратегию военных действий, но опыт войны мировой не прошел бесследно для ее командиров. Одним из них предстояло стать и Василию Киквидзе. Очень скоро, всего через несколько недель…
Самым важным промышленным и политическим центром на обширной территории, по которой проходил Юго-Западный фронт, был Киев.
Украинская Центральная рада в Киеве к падению Временного правительства, с которым не ладила, отнеслась без особого сожаления, но, узнав о дальнейших успехах социалистической революции, уже 26 октября открыто встала на антинародные позиции и высказалась против перехода власти в руки Советов. Украинские большевики заявили о своем окончательном разрыве с Радой. В обращении к трудящимся Киевский большевистский ревком писал: «…Украинская Центральная рада, согласившись сразу, потом отказалась поддерживать нас в нашей борьбе за хлеб, мир и свободу для народа. Она выступила против власти рабочих и солдат, она предала рабочее освободительное движение… Рада обманула и нас, и вас, товарищи рабочие и солдаты.
Товарищи! Не доверяйте Украинской Центральной Раде, которая хочет победы контрреволюции и перехода власти к буржуазии».
В последние дни октября в Киеве развернулись бои. Сторонники Временного правительства были разбиты рабочими и революционными солдатами, но плодами их победы воспользовалась Центральная рада. Пока красногвардейцы «Арсенала» и других заводов громили контрреволюционных юнкеров, Рада стянула к Киеву верные ей войска и объявила себя высшей властью на Украине.
В то же время Генеральный секретариат Рады продолжал усиленно отзывать на Украину со всех фронтов украинские полки. Фактически это открывало фронт германским империалистам, мешало Советской власти бороться за реализацию ленинского Декрета о мире.
Контрреволюционное командование Юго-Западного фронта, конечно, о подчинении Советскому правительству и не помышляло. Более того, оно попыталось снять с фронта и направить в Гатчину, откуда Керенский попробовал начать крестовый поход на Петроград, значительную группу войск. Армейские большевики вовремя узнали об этом распоряжении. Опытные агитаторы, немедленно направленные в полки, быстро разъяснили солдатам, для какого позорного дела их предназначают. Солдаты решили приказ ставки к исполнению не принимать.
Рада все больше погрязала в болоте предательства, почему и заслужила в народе прозвище «зрада», что означает по-украински «измена». Она наотрез отказалась пропустить через Украину революционные войска на Дон против белогвардейских отрядов генерала Каледина. В то же время Рада беспрепятственно пропускала туда контрреволюционные казачьи части. На Дону стал складываться один из главных центров белой армии, сыгравший в скором будущем ключевую роль в развязывании гражданской войны.
Антанта и контрреволюционное командование обоих фронтов, проходивших по украинской земле, — Юго-Западного и Румынского — поддержали эту политику Генерального секретариата Центральной рады, поскольку они ни Советскую власть, ни Декрет о мире не признали. Одновременно Рада при поддержке генералов стала разоружать отряды Красной гвардии и революционные части и высылать их за пределы Украины.
Эту политику поддерживали меньшевики и эсеры, еще верховодившие в армейских исполкомах, которые продолжали существовать наряду с новыми военно-революционными комитетами, которыми руководили большевики и немногие сочувствующие им левые эсеры. Подавляющее большинство солдат безоговорочно признавало только Советскую власть. Это подтвердил и Чрезвычайный съезд Юго-Западного фронта, собравшийся 18 ноября в Бердичеве.
Съезд проходил бурно. Большинство делегатов, правда не абсолютное, шло за большевиками и поддерживавшими тогда их левыми эсерами (некоторые из последних позднее порвали со своей партией и вступили в РКП(б)), но тем крикливее вели себя меньшевики, эсеры и украинские националисты. Борьба особенно обострилась, когда делегатам стало известно, что Петлюра приказал всем украинизированным частям, находящимся вне пределов Украины, не выполнять приказов Советского правительства. Затем пришло сообщение, что под предлогом обороны Киева Генеральный секретариат Рады с согласия верховного главнокомандующего генерала Духонина принял решение объединить Юго-Западный и Румынский фронты в один «Украинский фронт» под командованием махрового контрреволюционера генерала Щербачева. Это решение, в частности, преследовало цель — сорвать принятие съездом постановления, обязательного, для командующего Юго-Западным фронтом генерала Володченко, немедленно заключить перемирие по всему фронту.
Когда съезд приступил к обсуждению вопроса о признании Совнаркома во главе с Лениным единственным законным правительством, в зале началось нечто невыразимое. Меньшевики и эсеры (среди них был специально приехавший из Петрограда член ЦК партии эсеров Авксентьев) подняли несусветный гвалт, пытаясь изобразить Советское правительство как кучку «узурпаторов и немецких шпионов». Этой подлой клевете уже давно никто не верил, однако соглашатели рассчитывали, что при голосовании резолюции им удастся заручиться хотя бы незначительным большинством из числа наименее сознательных солдат, чтобы протащить свои резолюции. И многое тут зависело от того, как поведут себя левые эсеры, отражавшие позиции довольно значительного слоя революционных солдат из крестьян.
Для Василия Киквидзе проблемы выбора не существовало. Выступив на съезде от фракции левых эсеров, он решительно заявил, что по всем вопросам полностью солидаризируется с большевиками. Говорил он, как всегда, горячо и убедительно, приводя доводы не только сердца, но и разума. В результате его речи в рядах эсеров произошел раскол. Левые эсеры поддержали Киквидзе и по всем пунктам голосовали вместе
