— Лали, постой, не уходи, я что-то хочу сказать тебе, что-то очень важное. Не выходи из класса, прошу тебя.
— Не дури, Георгий, посмотри, какая погода. Немножечко погреюсь на осеннем солнышке, или я «мзетунахави»? (Игра слов: слово «мзетунахави» обозначает не виденную солнцем принцессу, или «красавицу». — Л.М.), — дразнила я, мне нравилось, что самый крутой парень в школе практически был в моём подчинении.
— Не уходи, Лал, иначе, быть может, всю жизнь будешь жалеть, ты это понимаешь? — заорал Джонджола так, что оставшиеся в классной комнате ребята одновременно взглянули на нас. — Не уходи! Если хочешь, я преклонюсь перед тобой, — продолжал он и — прежде чем я успела ответить, упал на колени. Его глаза наполнились слезами. Я и мои одноклассники были обескуражены. Авторитет «номер один» школы вел себя совершенно неадекватно. Так, будто забыл свой авторитет дома. Он не видел ничего вокруг. Сначала я подумала, что это розыгрыш, но его наполненные слезами, как бы несущие знак несчастья глаза не лгали. Когда я к нему приблизилась, мне стал совершенно ясен смысл фразы «скрежет зубов».
Лоб Георгия был в холодном поту, челюсти сильно стиснуты, на губах виднелась просочившаяся из десен кровь. Он нервно кивал головой и, будто заколдованный, повторял одно и то же.
— Не выходи на улицу, я люблю тебя, только я, сильнее всего на свете, только не выходи! Хочешь, встань здесь на скамейку, чтобы я на тебя смотрел снизу вверх, как смотрят на богиню, только не выходи из школы! Я люблю тебя! — безостановочно повторял Джонджола, и от одного его сильного движения я оказалась на стуле. Кабинет грузинской литературы располагался на первом этаже, вот почему мне, стоящей на стуле, бросилась в глаза суматоха в школьном дворе. Подельники Джонджолы проводили разборку с какими-то ребятами.
«Интересно, что случилось с утра пораньше? — подумала я. Будто в ответ в окне мелькнул знакомый силуэт. — Вайме, Нукри! Что ему нужно здесь в такую рань? Что происходит? Он что, пропускает лекции? Почему Джонджола не пускает меня на двор?» — В голове начался такой сумбур, что все, что происходило «внизу», стало ирреальным. Моя душа, как в ночном кошмаре, проносилась перед 51-й школой, а мое тело, словно вкопанное, стояло на стуле перед коленопреклоненным Джонджолой.
Вскоре мне всё-таки удалось собрать душу и тело воедино. Невзирая на серьезные препятствия, я пулей вылетела на улицу.
— А ну-ка сейчас же прекращайте, вы что, с ума сошли? — закричала я и встала между взбудораженными словно петухи с острыми шпорами, мальчиками.
— Лали, ты уходи, — одновременно послышались голоса Нукри и оказавшегося рядом Джонджолы. — Это не твое дело!
— Правда? А чье это дело? Может быть, моей бабушки Аграфены? — сказала я разгневанно. Вне внимания не осталось и то, что ребята прятали свои руки за спинами. Нож! Конечно, нож!
— Или ты сейчас же заберешь меня домой, или никогда больше не увидишь, Нукри Чаганава! — сказала я, сверкая глазами, и пошла к остановке.
Как ни странно, Нукри без слов последовал за мной, будто ждал этого. Из-за отсутствия зачинщика потасовки суматоха перед школой улеглась за минуту.
«Вах, ну какая я сильная! — хвасталась я про себя. — Как развела «состав»! Вот развлеку девочек. А маме скажу, что не я была причиной драки. Ауф, ну как объяснить ей, почему я опять пропустила уроки?» — блуждая в собственных мыслях, я прошла остановку.
— Подвезти, красавица? — услышала я сзади сигнал машины. Это что ещё за нахал?
Из «Волги», широко улыбаясь, подмигивал Алик.
— Здравствуй, Алик, — поприветствовала я водителя Леонтьевича, который часто развозил по домам гостей семьи Чаганава.
— Привет, Лалико, запрыгивай в машину. Ты в порядке? Как тебе нравится новая школа?
— Не знаю, мне-то она нравится, а вот я ему… — сказала я и повернула голову к надутому, как индюк, Нукри.
— Это ничего, все утрясется, — улыбнулся Алик.
— Лали, сейчас поедем во Мцхету на хинкали, нас там ждут ребята, а потом заедем к Марикуне и Кети, ладно? — спросил Нукри, к которому вернулся дар речи.
— Да ладно, ну какая Мцхета? Я дала сегодня маме слово, что никогда не пойду на «шатало» и не обману!
— Клянусь тобой, это в последний раз! Правда, клянусь маленькой Татукой, — сказал Нукри и в подтверждение истинности своих слов перекрестился. Татука была его трехлетней племянницей — маленькая и самая любимая «кахетиночка», как звал ее Нукри. Аргумент казался железным.
— Хорошо, только вернемся побыстрей, завтра у нас начинается практика, хочу быть в форме.
— Ладно-ладно, маленькая, — сказал Нукри и попросил Алика поехать на Бахтрионскую.
К нам присоединились «братья» Нукри. Они дружили с раннего детства — Заза Чхаидзе и Гия Качарава были не разлей вода. Рядом с ними я чувствовала себя полностью защищенной, они слыли самыми «тёртыми калачами» в городе. Заза сел вперед, так как был самым крупным, Гия обошел машину справа, я оказалась зажатой посередине.
— Что вы меня сдавили, — ворчала я.
— Ты ведь не стокилограммовая, большое дело, придвинься ко мне, чего раскричалась, ведь ты знаешь преимущества золотой середины? — шутил Нукри, и я смирилась с судьбой.
По дороге ребята разбирали происшедшее в моей школе. Потом сказали, что Джонджола уже не представляет собой проблему, и продолжили болтать про всякие глупости.
Как это ни удивительно, но в Грузии я была только во Мцхете, поэтому объяснение Алика о том, что мы должны обогнуть Мцхету из-за плохой видимости, я, естественно, приняла совершенно нормально.
Объезд слишком затянулся. Первое подозрение, что что-то происходит, у меня возникло под селом Игоети. Как-то в детстве Талес устроил нам экскурсию в Атени и Горийский Джвари. Помню, я спросила у Игоети, почему он бросал деньги из окна. «Здесь прежде была таможня, это старая традиция, к тому же, пожертвованные деньги собирают неимущие», — был ответ.
…И Нукри бросил мелочь, помянул Господа и перекрестился.
— Что мы здесь делаем, Нукри? — спросила я со скрытым подозрением, вспомнив к тому же, что сижу посередине, и перспективы выбраться отсюда самостоятельно у меня нет.
Нукри молчал.
— Что хотим? Да свадьба это, свадьба! — закричал Заза Чхаидзе. — С сегодняшнего дня ты жена Нукри, наша невестка. Поздравляю, голубки!
Существуют моменты, которые навечно запечатлеваются в твоей жизни. Некоторые со знаком плюс, некоторые — отрицательно, но, что главное, навечно! Это приблизительно то же самое, как показать умирающему человеку ретроспективу его жизни. Так промелькнули передо мной пятнадцать лет. Детство, рождение брата, безграничная доброта мамы, бабушкины шуточки-прибауточки, религиозно-исторические уроки Талеса, новоиспечённый папа, хорошего же он будет мнения обо мне! … Вай, ведь завтра у меня первая практика?!
