Жак де Ту пишет:
Новые профессора рассеяли мрак невежества, и истина восторжествовала вместе с науками, в которых она заблистала не только по всей Франции, но и по всей Европе. Так Франциск справедливо заслужил славное имя отца и покровителя наук.
Это имя осталось за ним в истории. Монтень[28] считает необходимым подчеркнуть: «Мой отец был согрет тем новым огнем, который возжег Франциск I». Король до конца своих дней не переставал заботиться о своей школе. Нередко он приезжал вместе с Маргаритой послушать лекции кого-либо из профессоров; все знали его интерес к наукам, и эти посещения никого не удивляли.
Вместе с высшим учебным заведением и как бы в дополнение к нему была основана Франциском и королевская типография, в которую давал свои шрифты знаменитый типограф и гуманист Робер Этьенн.[29] Король любил навещать его. Р. Крапле (Crapelet) в работе «Робер Этьенн, королевский типограф, и король Франциск I» (Robert Estienne, imprimeur royal, et le roi François I. Paris, 1839) рассказывает:
Случалось, по темной узкой каменистой улице проезжал красивый, статный всадник, с целой свитой пажей, оруженосцев и важных сановников. Иногда вместо всадника ехала прекрасная дама со свитой, еще более блестящей. Эти кавалькады медленно двигались по улице St Jean de Beauvais и, остановившись перед маленьким скромным домиком, входили к типографу Роберу Этьенну. Статный всадник оказывался Франциском I, прекрасная дама – его сестрой, любезной, остроумной и столь же образованной, сколь и привлекательной Маргаритой. Во время этих посещений общий разговор, за исключением технических объяснений, всегда велся по-латыни.
Любовь, которую Франциск питал к науке и ее представителям, покровительство и ласка, которые он неизменно оказывал ученым, были вполне искренни и создали ему прочную славу в потомстве. Но, пожалуй, еще больше, чем науками, интересовался он искусством и радовался тому, что являлся современником таких мастеров, как Леонардо да Винчи, Микеланджело, Рафаэль, Андреа дель Сарто. Прирожденное чувство прекрасного вместе с сильной впечатлительностью и восприимчивостью дали возможность королю за время его краткого пребывания в Италии оценить красоту и величие ее сооружений и художественных сокровищ. Он вернулся оттуда в восхищении от художников, а они, в свою очередь, восторгались французским королем, который так чутко отнесся к произведениям искусства и так высоко умел ценить их и так горячо и непосредственно высказывал свой восторг и к ним самим, к художникам; они не в силах были не поддаться его обаянию.
Франциск I любил «искусства и их жрецов» не только как король, но и просто как человек – со всей непосредственной симпатией и горячностью. Результатом этого отношения было появление во Франции итальянских художников. Рафаэль написал для Франциска и прислал ему несколько картин. Когда их привозили во Францию, король устраивал им торжественные встречи – наподобие того, как когда-то его предки встречали святыни, привозимые крестоносцами с Востока. Интересуясь также архитектурой и скульптурой, он выделял немало денег на различные сооружения, о чем свидетельствуют, между прочим, венецианские послы:
Его Величество тратит необыкновенно много на всякого рода драгоценности, мебель, устройство садов и возведение дворцов… Несомненно, что величие и роскошь Франциска I затмевают совершенно всех королей, его предшественников. Он основал большую часть королевских резиденций Франции, а те, которые существовали до него, он значительно исправил и украсил. Последующие государи обязаны его стараниям и вкусу драгоценнейшими статуями, картинами, тканями и редкой мебелью, украшающей их апартаменты и обогащающей их кабинеты.
Шамборский замок
Из наиболее интересных архитектурных памятников эпохи Франциска I можно назвать два замка: Шамбор и Фонтенбло, на которые король потратил значительные средства и которые являются образцами двух направлений – французского и итальянского.
Анри Мартен (Martin) говорит:
Национальная архитектура, побеждаемая все возрастающим влиянием Италии, казалось, собрала свои последние силы, чтобы создать нечто поразительно самобытное и оригинальное – Шамборский замок.
Трудно вообразить, сколько было фантастической поэзии во французском искусстве XVI столетия; трудно описать этот замок фей, на глазах путешественника вырастающий из глубины печальных лесов Солоньи со всеми своими башенками, шпицами, ажурными колоколенками, куполами и террасами. Он походит на какой-то волшебный колоссальный цветок. Повсюду на стенах лепная работа; увенчанные королевской короной буквы F [от François – Франциск] переплетаются с таинственными саламандрами [саламандра – эмблема короля Франциска, а девиз его – Nutrisco et extinguo[30] ], горящими и пышущими огнем.
Только в XIX веке узнали имя архитектора, создавшего этот удивительный памятник и забытого потомками; это Пьер Нёвё (Neuveu). Он не нашел в короле достаточно тонкого ценителя своего оригинального таланта: Франциск, увлеченный в это время Италией и всем, исходившим из нее, не покровительствовал национальному искусству. Его внимание было целиком обращено на Фонтенбло, который в начале 1530-х годов сделался обителью целой колонии итальянских мастеров. Фонтенбло начал перестраивать в 1528 году Себастьано Серлио. В 1532 году там работал Россо, в 1541-м – Приматиччио. Там же находились постоянно Никколо дель Аббате, Паоло Понче Требати, Виньоле, Палладио и Бенвенуто Челлини.
Замок Фонтенбло
В подражание королю, а отчасти и по собственному почину многие стали перестраивать свои старые феодальные замки на новый лад, украшать их внутри и снаружи, собирать картины, утварь и статуи. Даже соборы и церкви не удержали прежнего стиля. Языческие тенденции возродившегося мира классической древности проникли под высокие своды готических церквей: нимфы и сатиры, украшенные венками и цветами, стали поддерживать кафедры проповедников Евангелия; легкие арабески и причудливые гирлянды побежали вдоль по карнизам, обвились вокруг колонн, теряясь в прохладном полумраке таинственных и глубоких сводов. Так Возрождение побеждало Средние века: они умирали и уходили в глубь времен.
Люди Возрождения, люди XV–XVI веков, поклонялись красоте почти так же, как греки и римляне. А. Мартен уточняет:
Искусство, спустившись с небесных высот XIII века, овладевало всеми мелочами жизни и облагораживало их: элегантный и грациозный костюм, оригинальная и изящная мебель, великолепно отделанное оружие – все гармонировало между собой. Всякий ремесленник становился художником.