Внезапно Клеопатра, соправительница Египта, не замешанная в убийстве Помпея, стала человеком, заслуживающим доверия: даже помогая когда-то Помпею и его соратникам, она помогала в конце концов римлянам. Узнав о том, как повел себя Цезарь, Клеопатра тотчас вступила в состязание со своими соперниками. Таково уж было основное направление ее политики: подстроиться под того, кто был хозяином в Риме. К тому же Цезарь слыл поклонником прекрасного пола. Приняв его сторону, Клеопатра, ничем не рискуя, могла набрать очки в борьбе с братом и его советниками, которые только что так серьезно себя скомпрометировали. Мы слишком хорошо знаем решительность и смелость юной царицы, ее нетерпение захватить престол, чтоб удивляться тому, что вскоре между нею и Цезарем завязались некие отношения, хотя их и разделяла армия Птолемея и враждебно настроенная к царице Александрия.
Впрочем, Цезарь тоже нуждался в поддержке. Он чувствовал всю зыбкость своего положения и уже запросил в Сирии подкреплений.
Первым, однако, прибыл в Александрию Птолемей.
Глава IХ
Александрийская ночь
Столица Египта встретила Цезаря смутами. Множество римлян, бежавших по разным причинам с родины, следили с неодобрением, как консул хозяйничает в Александрии, словно в захваченном городе. Тут сказался и дух независимости, и антиримские настроения. Подтверждалось одно: и Авлет, и Клеопатра зашли чересчур далеко в своих уступках Риму и сделали много лишнего, видя, что Рим не спешит высказаться в их пользу.
Цезарь, кстати, не занял всю территорию города. Он взял с собой слишком мало войска: как раз то количество солдат, которое, как он считал, было необходимо, чтобы добить Помпея, — четыре тысячи ветеранов, и небольшой флот. Египетская армия под командованием Ахиллы имела пятикратное преимущество, в ее составе было много закаленных в битвах легионеров, не желавших попасть в зависимость от Цезаря, который держал железную дисциплину в своих войсках. Не было к тому же уверенности, что тылы у Цезаря обеспечены и его положение в Риме упрочилось.
Птолемей понял, что его оценки были неверны. Он сразу догадался, что римский полководец видит в нем опекаемого, даже узника, хоть и демонстрирует свою доброжелательность, не желая взыскивать военную контрибуцию, которую полагалось бы наложить из-за той помощи, какую, по его словам, оказывали Помпею египтяне. В то же время Цезарь настойчиво требовал возвращения долга, если можно так выразиться, частного долга Авлета — денег, обещанных в качестве компенсации за экспедицию Габиния и доселе не выплаченных. Кроме того, он велел Птолемею распустить армию Ахиллы.
Это произошло во дворце Птолемеев, где расположился охраняемый войском Цезарь. Римляне испытывали на себе враждебность населения, и солдаты ходили без конца дозором по Александрии, где существовал, впрочем, римский квартал, обособленный от города и примыкающий к двум портам — нечто вроде военного плацдарма.
И тут появляется Клеопатра. Цезарь затребовал к себе и ее, и брата. Однако она опоздала на неделю, неизвестно из-за чего, то ли с умыслом, то ли у нее возникли трудности, ибо путь на суше ей преграждала армия Ахиллы, а на море — флот ее венценосного супруга и брата.
Как бы то ни было, Клеопатра воспользовалась особым способом проникновения во дворец. Она взошла на судно с восточной стороны Пелусия и без происшествий добралась до александрийского рейда. Там с наступлением ночи она вместе со своим приближенным Аполлодором пересела в лодку.
В то время порт Александрии окаймляли два мола, один из которых, Гептастадион, упирался в остров Фарос, где был сооружен знаменитый маяк, являвший собой седьмое чудо света. Проход со стороны моря находился вблизи маяка, и его хранители были одновременно стражами порта. Клеопатре удалось их подкупить, и лодка проникла в воды, омывающие дворец. Царица велела Аполлодору Сицилийцу завернуть себя в дорожные покрывала и внести в тюке во внутренние покои.
Аполлодор прошел со своей ношей туда, куда ему было указано, сложил ее к ногам Цезаря. Можно себе представить веселое изумление этого поклонника женской красоты, когда он обнаружил в развязанном тюке двадцатилетнюю царицу. Плутарх сообщает: «Говорят, что уже эта хитрость Клеопатры показалась Цезарю смелой и пленила его. Окончательно покоренный обходительностью Клеопатры и ее красотой, он примирил ее с царем»[8]. Из всех способов соблазнить зрелого мужа юной красавицей бил избран самый удачный. Римлянки таким вольностям еще не научились, к тому же вспомним обстановку: утонченность эллинистического мира как бы слилась в этот миг для Цезаря с магической силой Востока. Кстати, вкус Цезаря к экзотике, равно как и его чувственность часто порицались современниками. Странное дело, но случай с Клеопатрой вызывает в памяти римлян другой эпизод из жизни Цезаря, приключение юности, давшее ему репутацию мужеложца, которая осталась за нам навсегда.
Цезарю было в ту пору не более двадцати. Скрывшись в Малую Азию от проскрипций Суллы, он совершил свои первые военные подвиги и получил за храбрость венок из дубовых листьев (так называемая «corona civica») — высшую из всех возможных наград. Его послали к царю Никомеду в Вифинию, в ту область Малой Азии, которая простирается от побережья Мраморного моря и Босфора до Черного моря. На обязанности Цезаря лежало вытребовать корабли у этого союзника Рима. Наиболее подробные сведения мы найдем у Светония:
«На целомудрии его единственным пятном было сожительство с Никомедом, но это был позор тяжкий и несмываемый, навлекший на него всеобщее поношение. Я не говорю о знаменитых строках Лици-ния Кальва:
…и все остальное,
Чем у внфннцев владел Дезарев задний дружок.
Умалчиваю о речах Долабеллы и Куриона-старшего, в которых Долабелла называет его «царевой подстилкой» и «царицыным разлучником», а Курион — «злачных местом Никомеда» и «вифинскнм блудилищем». Не говорю даже об эдиктах Бибула, в которых он обзывает своего коллегу вифинской царицей и заявляет, что раньше он хотел царя, а теперь царства. <… > Цицерон описывал в некоторых своих письмах, как царские служители отвели Цезаря в опочивальню, как он в пурпурном одеянии возлег на золотом ложе и как растлен был в Вифинии цвет юности этого потомка Венеры; мало того, как однажды Цезарь говорил перед сенатом в защиту Нисы, дочери Никомеда, и перечислял все услуги, оказанные ему царем, Цицерон его перебил: «Оставим это, прошу тебя: всем отлично известно, что дал тебе он и что дал ему ты!» Наконец, во время галльского триумфа его воины, шагая за колесницей, среди других насмешливых песен распевали и такую, получившую широкую известность:
