Я отвернулась и прислушалась, птица продолжала плакать… Ее стоны сжимали мое сердце, предчувствие чего-то непонятного реяло в воздухе. Эта странная легкость…
Нечто похожее я уже испытала однажды в Закане во время очередного покушения на Джохара. Мы тогда тоже смеялись, нам было так легко, как будто исчезла опасность, постоянно подстерегающая нас. Но поняла я это потом… Неожиданно с левой стороны раздался резкий свист летящей ракеты. Взрыв за моей спиной и вспыхнувшее желтое пламя заставили меня спрыгнуть в овраг. Он не был таким страшным, как при падении глубинных бомб. Поэтому я даже не успела испугаться и начала вылезать из оврага. Голову, по крайней мере, высунула и огляделась по сторонам. Никого не было видно… «Как быстро они спрятались», — успела подумать я, но вдруг опять послышался свист. На меня упал один из наших охранников, по-моему, Русик, закрывая собой от разлетающихся осколков. «Не высовывайся», — приказал через минуту он, исчезая наверху. Я висела, держась за ветки деревьев иссеченными до крови руками.
Стало опять тихо. Что с нашими? Бешено колотилось сердце, но я надеялась, что все обошлось. Сверху раздался плач Висхана. Боже, неужели убили кого-то? Я вылезла из оврага и оглянулась, ничего не понимая. Вот моя шифоновая косынка развевается на ветке кустарника. Я схватила ее дрожащими руками, пытаясь повязать на голову. Я все еще никого не видела и не осознавала до конца произошедшее… Но куда же делась машина и все, кто стоял вокруг нее? Где Джохар?
Вдруг я словно споткнулась. Прямо у своих ног я увидела сидящего Мусу. «Алла, посмотри, что они сделали с нашим президентом!» На его коленях… лежал Джохар. Вначале я его не узнала. Только что он стоял рядом и смеялся, глядя на меня, а теперь… Его лицо побледнело от боли. Он был уже без сознания, глаза ничего не видели, и последний вздох, казалось, слетал с его губ. Мгновенно я бросилась на колени и ощупала все его тело. Оно было целым, кровь не текла, но когда я дошла до головы… мои пальцы попали в рану с правой стороны затылка. Боже мой, с такой раной жить невозможно, боже мой… Я не отрывала взгляд от его лица. Время, казалось, остановилось. Медленно я умирала вместе с ним… Потом, спотыкаясь, я помогала Мусе нести его к уазику.
— А где все остальные? — на ходу спросила я его.
— Магомет и Хамад погибли, Ваха легко ранен, — ответил Муса. — Мы спрятали его в надежном месте. Сейчас отвезем президента, потом вернемся за ним.
— А почему сразу не забираем?
— У нас осталась всего одна машина.
Только сейчас я поняла, почему не вижу эту злополучную «Ниву». Хотя причем тут машина… Мысли вспыхивали и гасли в сознании и, ни на что не опираясь, висли в ужасающей пустоте, которая образовалась внутри меня. «А как же Ваха?» — опять спросила я. «Нам нужно спасать президента», — простонал Муса. Я посмотрела на его лицо и поняла, что он тоже не может поверить в происходящее. Подбежали Русик и Висхан. Все это время они быстро выбрасывали и переносили из горящей «Нивы» гранатометы и оружие, принесли и дипломат Джохара, с которым он никогда не расставался. Он был полураскрыт, документы в беспорядке торчали из него. «Мы их с земли подобрали», — пояснил Висхан. Так же, как и Джохар, документы были засыпаны тонким слоем земли и еще каким-то желтым порошком.
«Когда закроет мне глаза плащом земля…», — начали вдруг вертеться в голове строчки из стихотворения, написанного перед самой войной. Боже мой, я знала, что так будет! Я даже испытала это уже во сне совсем недавно, когда наплыла на меня огромная черная волна, а потом подняла и оторвала от земли и, точно так же, сверху сыпалась на голову земля, а я стала задыхаться! Я умерла во сне, а Джохар умирает наяву. Почему он, а не я? Эта мысль не давала покоя. Мы положили Джохара на заднее сиденье, его голова лежала на коленях у Мусы. Руслан быстро сел за руль, Висхан рядом. Для меня не хватало места. «Можешь поместиться там, где заднее стекло? — спросил Муса. — Сейчас начнут бомбить, нужно срочно уезжать отсюда».
Слышался гул приближающихся бомбардировщиков. Я свернулась как могла у заднего стекла, и уазик понесся по рытвинам и колдобинам вниз в селение Гехи-Чу. Самолеты начали бомбить то место, где мы только что были, с воем проносясь над горами, но мы находились уже внизу. Въехали во двор дома Рашида, занесли Джохара и положили на диван в столовую, на то самое место, где он сидел за столом столько раз прошлой осенью. Жена Рашида заскочила на кухню и, увидев его, начала кричать. Глядя в ее голубые, совершенно бессмысленные глаза, я поняла, что она испытывает… «Сразу трое — Джохар, Магомет, Хамад» — трое самых лучших…
«Нельзя кричать, соседи услышат и придут, нельзя, чтобы они узнали». Бомбардировщики начали бомбить Гехи-Чу… Потом все куда-то исчезли, а я осталась одна с Джохаром… Изо всех сил, сжимая руки, я смотрела на его лицо, все еще не веря в то, что случилось. Слезы текли и текли по моему лицу… Черные ресницы опускали глубокие тени, Джохар лежал, выпрямившись, такой же стройный и подтянутый, как во время прогулок по родным горам. Если бы его рука было прижата к виску, можно было подумать, что он, как военный офицер, отдает честь тому Высшему, перед которым вот-вот предстанет, готов предстать… «Честь имею». О, Джохар, ты и в момент смерти верен себе! Когда есть, что отдавать, легко умирать… «Невольник чести», ты всегда был ее добровольным заложником, повелевая всеми, прислушивался только к ней, к ее тихому голосу, несшемуся с далеких хребтов родных Ичкерийских гор, голосу предков. И умер так, как умирают японские камикадзе, ничком упав вперед лицом. Только такую смерть они считают достойной.
Когда-то мы вместе в Сибири читали японскую книжку «Ветер богов». Как ты мечтал тогда в своих стихах: «И умереть, припав к родной земле, обняв родные горы…» Я вытерла смоченной в воде марлей следы черной земли с его лица…
Пришел Башир и сказал, что привезли Магомета, Хамада и Ваху. «Их сейчас занесут в зал через другую дверь. Никто не должен видеть Джохара и тебя в этом доме. Закрой дверь и никого не пускай». Я услышала тяжелый топот множества ног и плач женщин, несли что-то тяжелое, подуло холодом сквозь щели занавешенного окна, отделявшего зал от столовой, в которой мы находились. Вдруг, совсем рядом, через тонкую стенку застонал Ваха: «Джохар, Алла! Они живы? Где они?» Бедный, самоотверженный Ваха, оставленный нами в горах, как он уцелел после этой страшной бомбежки? Ведь самолеты пикировали прямо на ту поляну, где горела машина. А Магомет? Как ребенок, влюбленный в Джохара, не расставался с ним ни на минуту. Он сказал тогда: «Не надо мне этого прокурорства, Алла, я хочу быть просто рядом с ним». И Хамад, умница, совсем молодой. Славные у тебя товарищи, Джохар, они будут сопровождать тебя на твоем пути, вместе вам будет веселее… Их выбрал сам Всевышний, ведь в твоем вещем сне, в четверг, 18 апреля, вы уже были выше всех на крыше и вместе смотрели на землю с высоты…
