В 1983 году вторжение на Гренаду подвергло особые отношения между Тэтчер и Рейганом самому трудному испытанию. На этом острове в Карибском море существовало марксистское правительство; однако он все еще был членом Содружества наций. Поскольку остров мал и на нем никогда ничего не происходило, внимание ему уделяли лишь туристы, облюбовавшие местные пляжи. Но в октябре 1983 года руководитель Гренады Морис Бишоп был свергнут и убит левоэкстремистской марксистской группировкой. И тут внезапно остров оказался в центре всеобщего внимания.
Представители соседних с Гренадой государств Карибского моря встретились в Гайайе. На этой встрече они раскололись на две группы. Более крупные страны, поддерживаемые Англией, хотели бы разработать какой-то план, который позволил бы добиться отстранения марксистов от власти на Гренаде. Более мелкие и более близко к Гренаде расположенные островные государства подстрекали Соединенные Штаты к вмешательству. Но США все еще не оправились от потрясения, вызванного произошедшим всего днями ранее случаем, когда водитель-самоубийца ворвался на начиненном взрывчаткой грузовике на территорию американской военной части в Бейруте; в результате взрыва погиб 241 морской пехотинец. В Англии знали, что Вашингтон изучает вариант вмешательства; но англичанам все время говорили, что никакое решение еще не принято. Должностные лица американской администрации утверждали, что значительное военно-морское присутствие США неподалеку от побережья Гренады объясняется лишь тем, что может потребоваться эвакуация американцев с острова. Самый большой англофил в администрации, министр обороны Каспар Уайнбергер хранил молчание.
Удивительно, но правительство Тэтчер недооценило того, в какой мере Рейган сосредоточен на угрозе коммунизма в Центральной Америке и в Карибском море. Президент считал, что Джимми Картер упустил Никарагуа, позволив этой стране стать коммунистической, и был преисполнен решимости не понести подобных потерь самому. Гренада вполне могла стать еще одной Кубой и вместе с Никарагуа образовывала бы третью сторону потенциально дестабилизирующего социалистического треугольника в непосредственной близости от Соединенных Штатов. В Англии не сумели распознать силы этой убежденности президента. В целях экономии средств британское министерство иностранных дел закрыло многие свои представительства, в том числе в Никарагуа и Сальвадоре. «Удивительно, удивительно, — говорил английский дипломат. — Мы закрываем два маленьких представительства в том самом месте в Центральной Америке, которое представляет наибольший интерес для дружественной нам сверхдержавы» {10}.
Но, возможно, это было и не столь уж существенно. За два дня до начала американского вторжения на Гренаду Тэтчер позвонила Рейгану по телефону. Еще ранее он звонил ей по собственной инициативе, чтобы сообщить, что положение на острове серьезно. Его волновало, что там находится тысяча американцев, в основном студентов. Тэтчер же звонила, чтобы проинформировать его о ходе консультаций в Гайане, за которыми она внимательно следила. «Хорошо, я вам перезвоню», — ответил Рейган. Тэтчер поняла эти слова так, что президент позвонит, прежде чем что-либо предпринимать. Она обедала с принцессой Александрой, когда ей сообщили, что американские войска высадились на Гренаде.
«Тэтчер буквально взорвалась, — вспоминает один из помощников. — Я никогда не видел ее более разгневанной». Вернувшись на Даунинг-стрит, она переговорила с президентом сразу же после того, как тот закончил информировать делегацию конгрессменов, и не скрывала своего гнева. Она обвинила президента в том, что Англию преднамеренно держали в неведении относительно готовившейся операции. Никто не проинформировал королеву Великобритании, формально являющуюся главой государства на Гренаде. Вторжение было незаконно. Тэтчер как юрист даже под угрозой ее собственной жизни не могла бы найти юридического оправдания тому, что во владения британской короны вторгается третья держава и сбрасывает режим, который ей не нравится. Чем подобная акция Соединенных Штатов отличается от советского вторжения в Афганистан или аргентинского на Фолкленды? Подобные инциденты подрубают под корень самые основы социальной морали Запада. Она была столь возбуждена и кричала в трубку так громко, что на другом конце линии Рейгану пришлось держать собственную трубку на расстоянии от уха. Президент извинился и выразил свое сожаление, что не информировал ее раньше; но он не проинформировал и собственный конгресс. Дело не в том, что он не доверял Англии или конгрессу; но он опасался утечки информации, которая могла бы поставить под угрозу жизни американцев и англичан, находившихся на Гренаде.
Тэтчер ощущала себя униженной. Но ее реакция не тронула Рейгана. Он улыбался, описывая своим помощникам ее возмущение: «Она была великолепна!» Переживет, добавил он, хорошо понимая, что для прагматичной антикоммунистки, какой была Тэтчер, достигнутая цель — уничтожение неприятного социалистического режима — в конце концов перевесит средства, которые при этом были использованы. Рейган был прав. Тэтчер не выразила недовольства итогами операции. Критерием был успех, а проведенная операция позволила вытеснить с первых страниц газет комментарии к взрыву в Бейруте, поскольку вторжение оказалось безусловно успешным. «Она высказала все, что думала, а потом просто забыла об этом деле», — писал посол Оливер Райт. Инцидент никак не повлиял на личные отношения Тэтчер и Рейгана {11}.
Эти отношения принесли Англии и лично Тэтчер немало пользы. В 1982 году Англия получила возможность заменить устаревающие ракеты «Поларис» на своих подводных лодках на «Трайдент» по льготным ценам, не предоставлявшимся никакой другой стране. Когда правительство Соединенных Штатов под давлением конгресса было вынуждено отказаться от планов продажи Саудовской Аравии новейших истребителей, оно посоветовало Эр-Рияду обратиться к Лондону. Англия получила сделку на 12 миллиардов долларов. Рейган также способствовал тому, чтобы были прекращены судебные иски по обвинению в нарушениях антитрестовского законодательства, направленные против английской компании «Бритиш эйруэйз». Эти разбирательства, связанные с вопросами установления цен на трансатлантических рейсах, препятствовали осуществлению планов приватизации авиакомпании, принадлежавшей государству.
В декабре 1984 года, после своей первой встречи с Михаилом Горбачевым, премьер-министр отправилась в Китай и Гонконг. Там предстояло подписание соглашения, по которому эта королевская колония передавалась бы в 1997 году Китаю. Уже находясь на другой стороне земного шара, она решила возвращаться в Лондон через Вашингтон, чтобы попутно обсудить с Рейганом два вопроса: его стратегическую оборонную инициативу (СОИ) и Горбачева. По пути из Гонконга на Гавайи ее самолет сел в три часа утра для дозаправки на военно-воздушной базе Хикхэмфилд. Там она решила, что хочет посмотреть Пирл-Харбор. Разумеется, ответил командующий базой и вызвал машины. «Не надо, — сказала Тэтчер, показывая на водное пространство, видневшееся в противоположном конце аэродрома. — Вот же он!» С этими словами она запустила руку в свою бездонную сумку, достала оттуда карманный фонарик и, стуча каблучками, направилась прямо по взлетной полосе к кромке бухты. За ней, стараясь не отставать, поспешили встречавшие.
