— Откройте дверь! — крикнул я соседям.
— Кто говорит? — послышалось из-за двери.
— Это Аничков.
В это время подбежали и остальные. Дверь открылась — на пороге стояли оба перепуганных жильца.
— Что случилось? — спросил я.
— Кто-то лез к нам с чёрного хода и стрелял из ружья.
Мы обошли дачу, но никого ни в саду, ни во дворе не нашли. Очевидно, нападающие скрылись.
На другой день оба соседа пришли к нам благодарить за оказанную помощь.
Раза два биржевой зал сдавался под устройство митинга национальных организаций, и мне как маклеру удалось посетить митинг. Лидерами организаций были братья Меркуловы, из коих первое место занимал старший — Спиридон Денисович. Он обладал ярким темпераментом и незаурядным ораторским талантом. Его речи выслушивались с большим интересом и вниманием, и вполне ярко обрисовывалось его водительство. Был он ростом выше среднего, худощав, шевелюра — жидкая, но его серые глаза горели огнём вдохновения и выдавали непреклонную волю.
Второй брат, Николай, был среднего роста и плотного телосложения и по своей фигуре напоминал гостинодворского купца.
Несмотря на зычный голос Меркуловых, речи их не производили впечатления глубокой продуманности, но дышали большой энергией.
Эти митинги произвели на меня хорошее впечатление, и, если бы было свободное время, я постарался бы сделаться их активным членом.
Национальные организации насчитывали немало членов. На средства братьев Меркуловых издавалась газета «Слово» с приличным по месту и времени тиражом.
Несмотря на близкие отношения Биричей с Меркуловым, мы не были предупреждены о дне переворота и в тот день, 26 мая, отправились, по обыкновению, с Седанки во Владивосток. Подходя к нашей конторе, на углу Китайской и Светланки мы увидели значительную толпу, посреди которой на каком-то возвышении стоял знакомый мне по национальным митингам Гущин, обладавший большим ораторским даром. Его речь прерывалась частыми аплодисментами и одобрительными выкриками толпы. Он призывал народ к восстанию против засилья коммунистов, уверяя, что вся каппелевская армия идёт за Меркуловыми.
Мы прошли в контору и застали там моего сына и всех служащих в большом волнении.
— Папа, вчера у нас был генерал с переводчиком и приказал не выходить на улицу ни вчера вечером, ни сегодня, потому что будет «война».
Мы всё время не отходили от окон, наблюдая за движением на улице. Светланка переполнилась любопытствующими.
Совершенно непонятно, каким образом и для чего по Светланке повели партию политических, состоявшую из белого офицерства. Их было человек триста, а может быть, и больше. Их сопровождали конвойные, вооружённые винтовками. Когда арестанты прошли небольшое расстояние от моей конторы к Гнилому углу, толпа бросилась на конвойных, которые, не сопротивляясь, дали себя разоружить. Арестанты, захватив винтовки, под одобрительные возгласы толпы двинулись по улице в том же направлении, а вдали от собора послышались первые выстрелы. Их было немного, были они редки и одиночны. Залпов и пулемётной стрельбы я не слышал.
Потом я узнал, что на Светланке мужественное сопротивление оказали лишь чины местного Ч.К., да и то их было не более десятка, по всем вероятиям, перебитого каппелевцами. Один из защитников дэвээровского флага взобрался на крышу и, скрываясь за трубой, расстреливал нападающих каппелевцев в течение нескольких часов, счастливо избегая пуль противника.
Правительство Земской управы во главе с Антоновым и Цейтлиным, поддерживаемое грузчиками, матроснёй и небольшими группами партизан, спустившихся с сопок, сосредоточилось в казармах Гнилого угла, где и вело продолжительную борьбу, кажется, весь день. Но уже часов в двенадцать дня было ясно, что меркуловское выступление удалось и мы вновь очутились под властью национального правительства. Русский, красный с синим углом, флаг сменил всюду дэвээровский.
Я вновь испытал почти такую же радость, как в Екатеринбурге после взятия города чехами, с той лишь разницей, что тогда сильно верилось в полную победу над коммунизмом, а теперь закрадывались сомнения в дальнейшых успехах Белого движения.
Вскоре появились афиши с извещением о переходе власти в руки национального русского правительства под названием Приамурского, чем определялась и его граница, включающая в себя чуть ли не всё Забайкалье. На самом же деле его территория, несмотря на то что в неё вошли Никольск-Уссурийский и Гродеково, всего Приморья не охватывала. Впоследствии многие называли его «правительством до Первой Речки».
Само собой разумеется, что переворот был совершён при благосклонном содействии японского командования, которое препятствовало продвижению по линиям железных дорог красных войск из Д.В.Р. и, как говорили, вмешивалось в бои, когда они разрастались с явным успехом для красных. Но всё же японское командование не воспрепятствовало правительству Антонова с преданными ему частями покинуть Владивосток, удалившись в сопки.
На другой же день к нам пришёл Сергей Петрович Руднев и сделал предложение Николаю Ивановичу Сахарову занять пост управляющего делами Приамурского правительства, а моему зятю Льву Львовичу — помощника Сахарова. Лев Львович отказался, а Сахаров согласие дал.
Предполагая, что правительству вряд ли удастся надолго удержаться у власти, я уговорил Сахарова оставить свой капитал в деле и обещал временно выплачивать ему сверх дивиденда половину жалованья, если он обещает держать меня в курсе всех финансовых распоряжений и намерений правительства. Это и было обещано.
На место ушедшего Сахарова я посадил Немчинова с тем же окладом, что получал у меня кассир-артельщик, т. е. семьдесят пять иен. А остальным «мальчикам» прибавил до пятидесяти иен. Все были очень довольны и с большим рвением продолжали работу.
Мне было страшно за новых правителей. Трудно добиться власти, но ещё труднее удержать её. Для этого нужны средства. Податной аппарат бездействовал. Правительство, несмотря на малую территорию, должно было содержать большой штат чиновников, выплачивать пенсию безработному офицерству, содержать войско да ещё в подражание демократическим странам содержать приносящее не пользу, а вред Народное Собрание.
Россию охватила революция. Она представляла собой бушующее море, но не морской воды, а вонючих помоев. По этому зловонному морю братьям Меркуловым предстояло вести свою утлую ладью. Что было делать? Неужели капитану корабля в часы бури надо собирать матросов на митинг и спрашивать, куда и как вести судно? Конечно, нужна была диктатура, а вместо неё продолжало функционировать Народное Собрание. Впрочем, само правительство образовалось из пяти лиц — братьев Меркуловых, Еремеева, Макаревича и Адерсона.
