Здесь о. К. Фотиевым сказано то единственное, о чем у нас идет речь, в чем заключаются все наши разногласия с апологетами Московской Патриархии. В каждой статье я повторяю, что меня совершенно не интересуют личности наших иерархов, что никакой принципиальной разницы между последними четырьмя возглавителями Московской Патриархии нет, патриархи сменяют один другого, а спор о сергианстве не только не завершен, но, по существу, и не начат, ибо решение его должно быть делом Собора, а не писателей, не журналистов или даже каких-то групп священнослужителей. Ибо в данном случае речь идет об экклезиологии, учении о Церкви, а учение о Церкви принадлежит только
315Самой Церкви. Если возникает необходимость изложить Символ веры в одном предложении, мы говорим, что веруем в Троицу и Церковь.
Слишком часто сегодня в самых разных частях России и за рубежом православие и Церковь становятся орудием национальной или политической борьбы, используются для достижения каких-то сиюминутных целей и интересов. Боюсь, что это граничит с ересью. Но судить об этом и произносить определения может только Собор.
Мне думается, наиболее точно духу "Вестника" прошлых лет соответствуют статьи и речи А.И. Солженицына, которые там публиковались. Кто-то может не согласиться с какими-то част-нос-тями, но фундаментальные идеи неоспоримы. Они в одном ряду с Соловецким посланием, с письмами двух священников.
"Нынешняя Церковь в нашей стране — плененная, угнетенная, придавленная, но отнюдь не падшая! Она восстала на духовных силах, которыми, как видим, Господь не обделил наш народ. Ее воскрешение и стояние я нисколько не приписываю верности программы митрополита Сергия (Страгородского) и его последователей. Не их помрачительные расчеты укрепить Христа ношением на груди отчеканенного ордена антихриста; или заманиванием беженцев в лагеря родины на смерть; или любой агитпропской клеветой — о какой-нибудь «бактериологической войне, ведомой американцами»; не их малодушной капитуляцией и не их преступлениями восстановился корпус Христовой Церкви, — но так потекли исторические силы, выражающие Промысел Божий. Грехи покорности и предательства, допущенные иерархами, легли земной и небесной ответственностью на этих водителей, однако не распространяются на церковное туловище, на многочисленное доброискренее священство, на массу молящихся в храмах — и НИКОГДА не могут передаться церковному народу, вся история христианства убеждает нас в этом. Если бы грехи иерархов перекладывались на верующих, то не была бы вечна и непобедима Христова Церковь, а всецело зависела бы от случайностей характеров и поведений.
Кто преклоняется перед твердостью их (Новомучеников и Исповедников), тот не может не оплакать ложную линию угодничества, начатую митрополитом Сергием (однако тоже еще в обстановке, трудно постигаемой), а его последователями продленную и даже раскатанную по наклонной вниз. Но и им легко ли было освоить, что не от их подписи зависит неуклонимое возрождение Церкви? Что, напротив, ОТКАЗАВ
316
большевикам во всех уступках, они славней и успешней восставили б ее? Это теперь мы обучились, да и то не все, что людовраждебной силе, впервые вообще узнанной в XX веке и первыми нами, в России, недопустимо духовно подчиняться никогда ни на вершок: всегда — гибель. Под этой властью только твердостью мы добываем себе простор, либо когда власть вынуждается; из доброй милости мы никогда еще не получили ничего. А последние годы таково в нашей стране расположение сил и слабостей, что Московская Патриархия могла бы сама, одной лишь непреклонностью своею, быть может, с потерею нескольких должностей, — от многих пут и унижений решительно освободить нашу Церковь. Я и сегодня не смотрю иначе на предмет моего письма Патриарху Пимену в позапрошлом году. К освобождению ото лжи кого ж было призвать ПЕРВЫМИ, если не духовных отцов?"^.
Что бы ни говорил и ни писал А.И Солженицын, у него всегда был легион недоброжелателей. Ополчились на него и за "Великопостное письмо" Патриарху Пимену. В заметке "Вестника" "От редакции" говорилось, что "все увидели в обращении Солженицына не только и не столько осуждение Патриарха, сколько тревогу за бытие Церкви, попытку как-то продолжить насущное дело духовного раскрепощения Церкви, начатое за семь лет до того двумя священниками". Увы, далеко не все.
Отрицательный отзыв о "Письме" о. Сергия Желудкова, например, было очень легко предсказать: в той безрелигиозной леворадикальной среде, где в последние годы жизни пребывал Желудков, всячески ругать А.И. Солженицына было признаком хорошего тона.
"С меньшим сочувствием и пониманием письмо Солженицына было встречено и воспринято в России, — писал Н.А. Струве о письме Желудкова, — и не только в кругах близкостоящих к возглавлению Церкви. <...> Мы решили напечатать этот отклик как отображающий некоторые настроения в России, хотя решительно с ним не согласны"20.
О. С. Желудков приводит самый сильный довод, который в те годы казался неопровержимым. "Полная правда заключается в том, что легальная церковная организация не может быть островом свободы в нашем строго-единообразно-организованном обществе, управляемом из единого Центра. <...> Одним из последствий Вашего обличительного письма будет еще большая дискредитация церковной иерархии в глазах тех, кто не понимает всей правды".
317Логически довод казался неопровержимым, но жизнь опровергала его. Сегодня наше общество вряд ли назовут "строго-единообразно-организованным", а Московская Патриархия все так же стоит в бушующем океане незыблемым островом брежневско-черненковской стагнации.
Отвечая другому критику из России, протоиерей А. Шме-ман писал: "В этом письме Вы видите плод солженицынской гордыни, маниакальной уверенности в собственной непогрешимости, «соблазнительную полуправду и даже неправду, служащие неизвестно чему и кому». И, насколько мне известно, в такой резко-отрицательной оценке этого письма Вы не один. <...> Поверьте, что великопостное послание Солженицына пережили мы с не меньшей, чем Ваши, болью и остротой, ибо нет «вашей» и «нашей» церкви. Церковь одна, и одна и неделима в ней и радость и боль. Поэтому с негодованием отстраняемся мы от тех, кто в этом, живою болью пропитанном, письме увидел только еще один повод для злорадного улюлюкиванья против Патриарха и русского епископата, для еще одного безжалостного и фарисейского
удара по ним
•21
А.И. Солженицын пишет Патриарху: "Все церковное управление, поставление пастырей и епископов (и даже — бесчинствующих, чтоб удобней высмеять и разрушить Церковь) все так же секретно ведется из Совета по делам. Церковь, диктаторски руководимая атеистами, — зрелище, невиданное за два тысячелетия! Их контролю отдано и все церковное хозяйство, и использование церковных средств — тех медяков, опускаемых набожными пальцами. И благолепными жестами жертвуется по 5 миллионов рублей в посторонние фонды — а нищих гонят в шею с паперти, а прохудившуюся крышу в бедном приходе не на что починить. <...> Какими доводами можно убедить себя, что планомерное РАЗРУШЕНИЕ духа и тела Церкви под руководством атеистов — есть наилучшее сохранение ее? Сохранение — для кого? Ведь уже не для Христа. Сохранение — чем? ЛОЖЬЮ? Но после лжи — какими руками совершать евхаристию?".
