— Видишь, — сказал Саша. — Я же говорил. Убирают одного за другим. Какие тебе еще нужны доказательства?
Саша был опер, а не ученый, привыкший сомневаться. Он не верил в совпадения.
— Следующий на очереди Трепашкин, — мрачно объявил он.
НО В ОТНОШЕНИИ Трепашкина пророчество сбылось лишь отчасти: его не убили, а всего лишь посадили в тюрьму. Собственно, чтобы это предвидеть, не надо быть конспирологом; я предупреждал Трепашкина, что он плохо кончит еще на встрече в Киеве летом 2002 года.
Проблемы у него начались сразу же, когда Саша в первый раз позвонил из Лондона и предложил заняться темой взрывов домов. Вскоре на пороге трепашкинской квартиры появились сотрудники ФСБ с ордером на обыск. Впоследствии в материалах дела обнаружился любопытный документ, который, по-видимому, и послужил причиной для обыска. Это было письмо в прокуратуру из Управления собственной безопасности ФСБ, составленное по мотивам прослушки разговора с Сашей. В нем утверждалось, что Трепашкин собирает информацию о взрывах домов по заданию британской спецслужбы МИ-5, переданному через Литвиненко и Березовского. Согласно письму, целью операции было «дискредитировать ФСБ». Для этого Трепашкин и собирался стать адвокатом сестер Морозовых — чтобы получить доступ к материалам уголовного дела по взрывам.
В общем, все в этом письме было правдой за одним исключением: МИ-5 была тут совершенно не при чем. Но, как показали дальнейшие события, связать нашу деятельность с английскими спецслужбами было одновременно и задачей, и предпосылкой оперативных действий ФСБ против нас.
Во время обыска у Трепашкина нашли папку десятилетней давности с грифом “Секретно” и пару пистолетных патронов, которые, как он утверждал, ему тогда же и подбросили. На этом основании против него возбудили дело о разглашении государственной тайны и незаконном хранении оружия. Но арестовывать не стали и даже не допросили.
— Значит, он под колпаком, — объяснил Саша. — Прослушивают телефон, чтобы знать, что мы затеваем, но решили пока не трогать.
Трепашкину, впрочем, запретили покидать город без разрешения следователя; запрет этот он втайне нарушил, съездив на встречу со мной в Киев.
Через 15 месяцев после обыска, когда Трепашкин уже активно работал с Юшенковым по взрывам домов в рамках “Общественной комиссии”, его неожиданно вызвал следователь. Репортеры, ожидавшие у дверей прокуратуры, бились об заклад, выйдет ли вообще Трепашкин оттуда. Но его снова отпустили. Судя по всему, случилось это благодаря заступничеству Юшенкова, который, будучи заместителем председателя думского комитета по безопасности, обладал заметным весом.
Но после смерти Юшенкова и Щекочихина “Общественная комиссия” по взрывам была обезглавлена. Ковалев был слишком стар и слишком занят ситуацией в Чечне, чтобы уделять этой теме время. К тому же он не разделял наступательной позиции Юшенкова, согласно которой “у государства нет презумпции невиновности”. В основном комиссия теперь занималась перепиской с властями, безуспешно требуя предоставить засекреченные материалы по эпизоду в Рязани. Расследование, которое вел Трепашкин, больше никого не интересовало. Он остался один и действовал на свой страх и риск.
Его арестовали 22 октября 2003 года. Около пяти часов вечера на 45-м километре Димитровского шоссе трепашкинскую “девятку” остановил пост ДПС. Из разговора милиционеров он понял, что его остановили “по ориентировке”. Во время досмотра один из сотрудников, не особенно скрываясь, швырнул на переднее сиденье сверток. В ту же секунду откуда ни возьмись возле автомобиля появились понятые. В свертке оказался пистолет, и Трепашкина задержали за незаконное хранение оружия. Это был гораздо более серьезный эпизод, чем то, что вменялось ему до сих пор, и его взяли под стражу.
Все это произошло за неделю до суда по делу о взрывах домов над Адамом Деккушевым и Юсуфом Крымшамхаловым, где Трепашкин в качестве адвоката сестер Морозовых должен был выложить все, что указывало на роль ФСБ во взрывах: начиная с эпизода в Рязани и кончая подменой фоторобота в следственном деле. Очевидно, что задержание на шоссе устроили, чтобы не допустить его появления в суде.
Но Трепашкин был не так прост; чувствуя, что круг сужается, за несколько дней до ареста он поведал историю превращения Романовича в Гочияева журналисту “Московских Новостей” Игорю Королькову. После того как Трепашкина арестовали, Корольков бросился разыскивать арендодателя Блюменфельда, и тот ему подтвердил под аудиозапись всю историю о подмене фоторобота.
Статью Королькова, появившуюся 11 ноября 2003 года в “Московских Новостях”, подхватила западная пресса. Никакой голливудский сценарист не мог бы так лихо закрутить сюжет: здесь было все — теракт, унесший десятки жизней, мнимый “террорист” в бегах, реальный террорист — фээсбэшник, погибший под колесами автомобиля на Кипре, и, наконец, упрямый детектив-одиночка, раскрывший заговор спецслужб с целью захвата власти в стране.
Но, увы, на дворе был конец 2003 года, и путинская революция уже совершилась. Телевидение и парламент были полностью под контролем Кремля, а общество погрузилось в летаргию. Статью Королькова постигла та же участь, что и материал Анны Политковской про террориста с Дубровки, оказавшегося агентом ФСБ. Ее просто проигнорировали.
Суд над Крымшамхаловым и Деккушевым прошел без сучка и задоринки — без Трепашкина. Дело объявили государственной тайной, и заседания провели за закрытыми дверями. У адвокатов защиты взяли подписку о неразглашении. По ходу слушаний никакой информации не поступало. 11 января 2004 года судья Комарова вынесла приговор: оба обвиняемых получили пожизненные сроки за теракты в Москве и Волгодонске.
Хотя суд был закрытым, приговор огласили публично. Это был достаточно обширный документ, откуда выяснились многие не известные нам подробности. Здесь нас ждал сюрприз: оказалось, что двое обвиняемых не имели никакого отношения к московским терактам, да и в Москве они никогда не были. Они лишь участвовали в подготовке взрыва в Волгодонске.
Крымшамхалов и Деккушев признались, что в конце лета 1999 года приобрели 280 мешков для расфасовки “самодельного смесевого взрывчатого вещества, изготовленного при невыясненных следствием обстоятельствах и состоявшего из аммиачной селитры, тротила и сахара”. Эту смесь в количестве 13 тонн им доставил человек, “впоследствии погибший в Чечне”, и еще одно “не установленное следствием лицо”. К смеси подсудимые добавили закупленную ими тонну алюминиевой пудры. Все это происходило в поселке Мирный Предгорного района Ставропольского края в арендованном хозяйственном помещении. Для приготовления смеси использовали бетономешалку.
