Да, силой.
Да, жестоко.
Но другого выхода у них не было.
На суде, состоявшемся 8 декабря 1893 года, братьев все-таки признали виновными.
Противоречивое дело обсуждалось французами на каждом углу, тем более что в ходе следствия выяснилось, что Рорики это вовсе даже и не Рорики, а братья Леон и Эжен Деграев — бельгийцы. В жизни им постоянно не везло. Паровое рыбацкое судно, купленное ими, сгорело в Остендском порту. Парусник, приобретенный для суровой охоты на морских котиков, разбился у береговых скал.
«В 1891 году, — вспоминал Жан Жюль-Верн, — братья объявили себя потерпевшими кораблекрушение, но эти их слова оказались ложью. Но, по правде говоря, хотя они и были повинны в этом небольшом моральном мошенничестве, которое вполне можно объяснить их образом жизни, из этого вовсе не следует, что именно они совершили серьезные преступления, вменявшиеся им в вину. Кампания, поднятая в прессе газетой "Ля жюстис", усилия комитета защиты, демарши, предпринятые королями Швеции и Бельгии, — все это заставило французское правительство смягчить меру наказания и заменить смертную казнь пожизненной каторгой…
В 1894 году, — писал далее Жан Жюль-Верн, — многие задумывались над вопросом: а не стали ли все-таки братья Деграев жертвами судебной ошибки? Не был ли их обвинитель сам причастен к тому преступлению, которое разоблачал?»
В 1897 году президентской милостью наказание братьев Деграев было ограничено двадцатью годами. «Но злая судьба неотступно преследовала братьев. Леон отказался от предложенного ему администрацией каторги поста мастера, чтобы не превратиться в доносчика и не краснеть перед собственным братом. Его отказ не понравился начальству, и Леона решили наказать, отправив на самые тяжелые работы. В марте 1898 года он умер от дизентерии, и брат видел, как его тело бросили акулам. Так, по крайней мере, рассказывал Эжен, когда помилованный окончательно в 1898 году он был встречен как мученик жителями Антверпена. Став коммерсантом, этот мирный буржуа собирался издать книгу воспоминаний под названием "Каторга". Однако, вновь гонимый страстью к приключениям, он неожиданно исчезает, покинув жену и детей. В 1907 году Эжен служит в полиции Тринидада, затем его видели в Колумбии с кучей драгоценных камней: один американец уверял, что Эжен украл камни у него…»[64]
На фоне всеобщих споров о возможности судебной ошибки (дело Дрейфуса) роман «Братья Кип», конечно, привлек внимание…
Итальянскому литератору Марио Туриелло Жюль Верн в 1902 году сообщил, что ждет выхода в свет восемьдесят третьей книги из серии «Необыкновенные путешествия». При этом, добавил он, в столе у него лежат рукописи шестнадцати уже готовых томов, а он, собственно, приступил к сотому. Думаю, бесстрастно заключал Жюль Верн, что последние тома «Необыкновенных путешествий» выйдут посмертно.
Мир меняется. Мир постоянно меняется.
Вот ты подробно описал Исландию, ее вулканы, ее ледники, вот ты пересек три океана, перезимовал в Арктике, описал полярные моря, побывал в тропиках, но по следам исследователей, отчетами которых ты пользовался, идут все новые и новые, прежние достижения уточняются, появляются более точные отчеты и карты. Мы видим, как прямо на наших глазах предположения о вулкане на Северном полюсе начинают выглядеть вздорными, а открытый проход, разделяющий антарктический материк на две неравные части, вообще не выдерживает критики. Так что же? Переписывать теперь «Путешествие и приключения капитана Гаттераса»? Или заново пересматривать страницы «Ледяного сфинкса»?
Да нет, конечно.
Дело не в точности.
Дело в постигаемости мира.
Любивший точность Жюль Верн с откровенным недоумением присматривался к появлению все новых и новых, совершенно не похожих на него писателей. В интервью английскому журналисту Чарлзу Даубарну он заметил: «В последнее время на меня произвел сильное впечатление ваш писатель Герберт Уэллс. Конечно, у него совсем иная манера письма, по сравнению со мной, он идет совершенно другим путем. Я всегда отталкиваюсь от правдоподобного и, в принципе, возможного, а Герберт Уэллс, как правило, пользуется совершенно невероятными способами. Например, если он хочет послать своего героя в межпланетное пространство, то придумывает металл, не имеющий веса…»
Время от времени до Жюля Верна доходили вести о несчастном Гастоне.
В письме сыну от 27 сентября 1903 года Жюль Верн вспоминал о племяннике:
«Мой дорогой Мишель! Я писал тебе о твоем кузене — Марселе Верне, который утонул в Швейцарии… Одна газета, рассказывая о похоронах, которые прошли в Париже, упомянула, что на них будто бы присутствовал Гастон. Значит ли это, что несчастный сумасшедший выпущен на свободу?.. Конечно, ты понимаешь, почему мы этим интересуемся. Все, связанное с Гастоном, мы хотим знать наверняка. Тем более что три дня тому назад какой-то человек приходил к нам, когда ни меня, ни твоей матери не было дома. Он хотел нас видеть, но потом так и не появился. Это очень подозрительно. Вдруг это Гастон? Вдруг он решил повторить свою безумную выходку?.. Прошу тебя, разузнай, как на самом деле обстоят дела, вышел ли Гастон из сумасшедшего дома? Сходи на улицу Виньон к своей тете и напиши нам обо всем подробнее…»
Жюль Верн все чаще болел.
Иногда не работал по нескольку дней подряд.
Но в 1904 году в «Журнале образования и развлечения» появился его новый роман — «Властелин мира». Главная мысль романа: люди непременно изобретут, построят и откроют все, что только можно изобрести, построить и открыть. Совсем другое дело — в нужное ли время приходят к нам новые изобретения и открытия?
«Успехи науки не должны обгонять совершенствования нравов».
Понятно, что, доказывая такой тезис, следует больше внимания уделять самому человеку…
Как все приключенческие романы, «Властелин мира» начинается с тайны.
В небе над неприступной горой Грейт-Эйри, на вершине которой никогда не бывал ни один альпинист, обыватели провинциального городка Моргантон постоянно наблюдают странные отсветы. Иногда над горой встают даже яркие языки пламени, ветром приносит странную тяжелую копоть, глубоко, как из-под земли, раздается непонятный гул.
Не извержение ли вулкана грозит городку?
К сожалению, аэростат, запущенный над горой, ветром относит в сторону — загадка остается нерешенной. Загадочное зарево, тем временем, становится все ярче, подземный гул не утихает.
