И год издания подходящий, 1905, ведь он связан с судьбами нашей страны и, что интересно, также с Л. Онервой и Эйно Лейно, с первым браком и той, и другого.
У меня выступление, нужно будет говорить о Казанове, но я думаю не о нем и о XVIII веке, этой противоречивой эпохе света и тьмы, пока еще не о них. Я сажусь с пакетом книг в лобби-баре гостиницы и заказываю капучино. Раньше это местечко называлось «Марина», теперь уже как-то по-другому. Кофе приносит любезный бармен, который, когда я прошу счет, не берет плату, а хочет предложить еще капучино, потому что слышал тремя годами раньше, как я говорил о русской литературе, в особенности о Чехове. По его словам, от этого у него возникло желание почитать Чехова, что имело непредвиденные последствия. В частности, многие книги после этого показались пустыми. Опять Чехов! Он ведь, по сути дела, привел меня к Успенскому. Я спрашиваю бармена, как его зовут, получаю ответ: Артту Лейнонен.
Лейнонен, род моей матери. Род бармена тоже из Кайнуу: та же земля, те же северные корни.
Я сижу с минуту, отдыхаю и позволяю мыслям приходить и уходить. А потом пью капучино и почитываю крошечную книжку Цицерона.
У нее простое название: «Речь в защиту поэта Архия». Как все связано со всем — человек с книгой, книга с другой книгой, а затем опять с человеком. Мы принадлежим к одной общности, особенно если хотим расти и развиваться, по-прежнему идти вперед. Хотя цель никогда не видна вполне, ясно, что именно к свету нужно стремиться, несмотря на возраст и обстоятельства. Времени для этого именно столько, сколько представляется нужным.
Так делал Цицерон. Как же он защищал поэта Архия? Я думаю, читая, о минувшем мире, а затем об Эдуарде, России, обо всем с ней связанном; о писательском труде, лучшей литературе; нашей дружбе. Цицерон пишет об этом так:
«Ты спросишь, Граттий, меня, почему же так сильно я восхищаюсь этим поэтом? Потому, что дает он моей душе отдохнуть от судебного этого шума, успокоить мой слух, утомленный злословием споров на форуме. Неужели ты думаешь, что может хватить у меня материала, когда ежедневно мне приходится здесь говорить по делам столь различным, если б свой дух не воспитывал я на поэзии? Может ли выдержать ум столь напряженный труд, если бы он не нашел облегченья в занятиях этой наукой?»
Это было сказано больше двух тысячелетий назад. Хорошо продуманное и написанное слово даже в архаичном переводе пронзает сердце человека и тем не менее оставляет того в живых, целее прежнего.
Четвертый конец. Рассказ о грусти и тяжести расставания
Почитываю «Гарантийных человечков». Эта опубликованная по-русски в 1975 году книга (перевод на финский Мартти Анхавы вышел в 1978 году) ничуть не хуже «Крокодила Гены» или «Дяди Федора». Исходное место действия произведения — интересное: внутри каждого прибора живет маленький гарантийный человечек, которые ремонтирует часы, радиоприемник, пылесос, холодильник или же какую-нибудь другую штуковину, пока гарантийный срок не истек. Только тогда он едет обратно на завод ждать новой командировки.
Уже один только мир человечков забавляет ребенка и взрослого; да и — почему бы нет — война с мышами, и причины и последствия войны. И даже достижение мира: необходимость мира для жизни.
Каким же красивым и забавным русским языком Успенский пишет «Гарантийных человечков». Описывая часы с кукушкой, Эдуард характеризует отверстие с дверкой, из-за которой появляется кукушка, словами «окошко для кукушки». Хотя я пытаюсь перевести это на финский точно (akkunainen kakaselle), выражение все-таки не то же самое: пропадает поэзия и аллитерация. При переводе на другой язык так бывает часто. Даже и в этом пути языков расходятся.
Расходятся, да; а как же я могу расстаться с Эдуардом даже в конце книги, когда я к нему привык. Однако в «Гарантийных человечках» я нахожу размышления человечка, живущего в часах с кукушкой, Ивана Ивановича Буре, о трудности расставания и ответы ему других гарантийных человечков. Расставание могло бы произойти и так:
«— Ну что же, — сказал Буре, — давайте на всякий случай прощаться. Очень я к вам привык. Сдружился за это время. Я теперь как осиротею.
— Ничего, — успокоил его Пылесосин. — Может, кто у вас новый появится. В стиральной, например, машине приедет.
— То ли появится, то ли нет, — возразил Буре. — А потом, пока я к ним привыкну, пока подружусь, как с вами, им уже и уезжать пора.
— Не прав ты, Иван Иванович, — сказал Холодилин. — Почему мы, гарантийные, хорошо на свете живем? Да потому, что мы не привыкаем друг к другу, а сразу ладим. Мы к каждому мастеру подходим так, будто всю жизнь его знали. И не просто знали, а как хорошего человека. Верно, Рессорыч?
— А что? Все путем…»
И гарантийные человечки расстаются немного спокойнее.
А дорога все бежала и бежала назад. И становилась все короче и короче. Все путем.
Пятое окончание. Наконец последнее
А ничего другого уже не нужно. Теперь уже добрались до финиша, до конечной станции. И я тоже заканчиваю книжку на манер Успенского простым и ясным русским словом:
Конец
P.S.
А после конца больше ничего не бывает. Разве что опять новое начало и новая книга, до тех пор, насколько хватает пути.
Основные произведения Эдуарда Успенского:
Один смешной слоненок, 1965
Крокодил Гена и его друзья, 1966
Вниз по волшебной реке, 1971
Дядя Федор, пес и кот, 1974
Гарантийные человечки, 1975
Школа клоунов, 1983
Колобок идет по следу, 1987
25 профессий Маши Филипенко, 1988
Год хорошего ребенка, 1989
Меховой интернат, 1992
Про Веру и Анфису, 1992
Профессор Чайников, 1993
Подводные береты, 1993
Клоун Иван Бултых, 1993
Пластмассовый дедушка, 1993
Красная рука, 1993
Тетя Дяди Федора, 1994
Дядя Федор идет в школу, 1996
Поучительные рассказы про мальчика Яшу, 1997
Любимая девочка Дяди Федора, 1997
Зима в Простоквашино, 1997
Жаб Жабыч Сковородкин, 1999
Лжедмитрий Второй, настоящий, 1999
Таинственный гость из космоса, 2004
Привидение из Простоквашино, 2005
Жаб Жабьи метит в президенты, 2007
История про девочку со странным именем, 2008
История Гевейчика, гуттаперчевого человечка, 2009
Деревня Чебурашей, 2010
Дедушка и бабушка. Железнодорожник Михаил Иванович Успенский и Вера Петровна. По номерам на груди можно подумать, что они репрессированы. Но это 1905 год. Такие номера давались для учета всем участникам переписи населения, проводившейся в то время. Фотограф неизвестен. Архив Э. Успенского
